П. Гордашевский - Их было четверо. Приключения в микромире. Том III
— Кондиционер! — поднял брови Виктор. — Домашний климат? Интересно. Я не знал, что он у вас тут в ходу.
— Ты, брат, многого еще не знаешь, — многозначительно подмигнул Тима. — У нас не хуже, чем в Москве, имей это в виду.
— Только, наверное, скучней, — заметил Виктор.
— Ну, не знаю. Нам с Ваном совсем не скучно… Правда, Ван? У нас, брат, дел всегда по горло.
Сквозь закрытые ставни пробивался луч света, и Катя заметила на окне какую-то стеклянную ванночку.
— Что это? — спросила она.
— Это? Сенной настой для инфузорий, — ответил Тима. — Выращиваю малюток. Понимаешь, мы с Ваном интересуемся всякой этой мелочью, особенно Ван. Он такие опыты ставит — прямо как настоящий ученый.
Ван вздохнул.
— Что вздыхаешь? — засмеялся Тима. — Хочется в «домике» побывать?
— В «домике»? Каком? — спросила Катя.
— Так… — неопределенно протянул Тима, переглянувшись с Ваном. — Как-нибудь потом расскажу. А ты чем интересуешься? Ничем?
— Нет, почему же, — сказала Катя. — Географией. Мечтаю о путешествиях… Виктор тоже, — прибавила она.
— Но не как географ, — заметил Виктор. — Я собираюсь стать кинооператором. Как мой отец. Он ведь на «Хронике» работает.
— Что за хроника? — спросил Тима.
— Это Студия документальных кинофильмов, — усмехнулся Виктор. — Таких простых вещей не знаешь…
— А почему я обязан это знать? — вспыхнул Тима.
— Кто же, по-твоему, снимает «Новости дня»? Ты их, надеюсь, смотришь?
— Ну, смотрю. У нас тут кино получше московского.
— Даже получше? Местный патриотизм!
— Да, да… Пусть местный, а я знаю, папа говорил, что и в Москве не часто увидишь такой кинотеатр, как у нас.
Тима начал горячиться. Ван Лин не любил, когда спорили по пустякам, и поспешил перевести разговор на другую тему.
Заговорили о прогулках по Джохору, стали строить планы, как они будут проводить время.
Виктор привез с собой узкопленочную кинокамеру, еле выпросил у отца. Он собирался очень много снимать. Для практики.
Вся компания перешла в столовую, Виктор принес сюда аппарат. И Тима с Ваном с любопытством рассматривали его. Мальчики с увлечением заговорили об оптике, о светочувствительных пленках и о прочих специальных вещах. Про Катю совсем и позабыли. Она сначала слушала, слушала, прикорнув на диване, потом незаметно для себя задремала, утомленная дорогой и новыми впечатлениями.
— Спит… — вдруг шепотом сказал Ван, первый заметивший, что Катя как-то подозрительно притихла.
— А мы-то кричим! — забеспокоился Тима. — Ребята, пойдем ко мне в комнату. Виктор, тащи свою камеру!
— Тима, тебе доктор велел лежать, — напомнил Ван. — Как нога? Болит?
— Я про нее и забыл! — громко засмеялся Тима и тотчас зажал рот рукой, испуганно оглянувшись на Катю.
— А что у тебя с ногой? — спросил Виктор.
— Да так, неудачный прыжок без парашюта.
— A-а… — протянул Виктор.
Тима и Ван притащили подушки и положили на ковер. При этом мальчики старались не шуметь, неловко ходили на цыпочках, но то и дело зацеплялись за стулья, за шкаф и грохотали отчаянно. Наконец они натаскали достаточно подушек, бросились на них и, лежа на ковре, продолжали беседу. Однако полумрак и прохлада сделали свое дело. Разговор становился все более вялым. И, когда Мария Николаевна, мать Тимы, вернулась с работы, она застала дома сонное царство.
Мария Николаевна была моложавая, стройная, с великолепной черной косой, уложенной вокруг головы, словно корона. Она любила людей, любила молодежь, и в доме у нее постоянно бывало много народу: друзья и знакомые по институту, товарищи мужа, Тимины одноклассники, приезжие из райцентра или из Москвы. Она даже скучала, если случались вечера, когда за чайный стол садилась только своя семья. Приезду Кати и Виктора она радовалась особенно, потому что Тима, оставшись один, скучал бы и ей было жаль его.
Мария Николаевна остановилась возле спящей Кати, стараясь разглядеть ее лицо. Потом пошла в комнату сына. Там она с удивлением обнаружила Вана.
«Остался! — подумала она. — Вот что значит дружба».
Переодевшись в домашнее платье, повязав передник, Мария Николаевна примялась хлопотать на кухне.
Поставила на плиту большую кастрюлю с пловом, приготовленным так, как обычно это делают в Средней Азии, — с урюком и разными другими приправами. Она научилась этому искусству у местных друзей. Пока кушанье варилось, она нарезала салат, помыла помидоры, свежие огурцы, зеленый лук, редиску; потом состряпала любимое Тимино сладкое — клюквенный кисель. У нее всегда хранились запасы клюквы. Муж, часто ездивший в Москву, каждый раз привозил эту «экзотическую» для здешних мест ягоду. Ей хотелось, чтобы сегодня все было так, как любит сын.
Потом она накрыла парадный стол в столовой, поставила букет и вытащила из своих запасов сладкую домашнюю наливку. «Отпразднуем приезд как полагается», — решила она.
Между тем зной спадал. Мария Николаевна распахнула ставни, выключила кондиционер и пошла будить Тиму.
— Вставай, сынок, пора… Ну, как нога? — говорила она, теребя густые черные волосы Тимы.
— Очень хорошо, мамочка, — сонно пробормотал Тима, потом привстал, сел, протер глаза и только тогда совсем проснулся. — Эгей, ребята! — закричал он. — Подъем! Раз, два, три!
— Тише ты, сумасшедший! — пыталась остановить его Мария Николаевна. — Перепугаешь всех.
— Ничего, не маленькие! — веселился Тима и стал бросать подушки в Вана и Виктора.
Мария Николаевна вышла, прикрыв за собой дверь.
Катя тоже проснулась. При виде Марии Николаевны она смущенно встала с дивана.
— Ну что, отдохнула, девочка? — приветливо сказала Мария Николаевна, садясь на диван и поставив перед собой Катю. — Ну-ка, дай я на тебя погляжу… Вылитая мама. Мамины волосы, мамин нос. Только глаза отцовские, темные…
— Ой, Мария Николаевна, мне так неловко! Не знаю, как уснула. Платье все смяла…
— Чепуха какая! Хочешь погладить или переоденешься?
— Лучше переоденусь. А где мой чемодан?
— У меня в спальне. Пойдем, я тебя провожу. Ну, как Лида… как мама, папа? Здоровы? — расспрашивала Мария Николаевна, проходя в другую комнату. — Давно я с ними не виделась. Хоть бы приехали к нам погостить.
— Мама и папа кланяются. Вот письмо вам от мамы. И еще мама просила передать вам это… — Катя вынула из чемодана большую коробку.
— Ну, зачем это? Зря деньги тратят, право же… Какая прелесть!.. — не сдержалась Мария Николаевна, рассматривая белую нейлоновую сумочку и длинный легкий газовый шарф. — Ну, спасибо, спасибо! — расцеловала она Катю.
— Да ведь это же не я, — смеялась Катя, — это мама!
— Все равно, тем более, что мамы здесь нет, а ты на нее похожа… Ну, причесывай косы, беги умываться и скорей к столу. Небось проголодалась?.. Где Виктор? — крикнула Мария Николаевна. — Я хочу и на него посмотреть.
Виктор, высокий, аккуратно причесанный, подтянутый, вышел из комнаты Тимы. В руках у него был сверток. Он вежливо, но очень сдержанно поклонился Марии Николаевне.
— Родители просили вам передать. — И Виктор, как только что сделала Катя, протянул свой сверток.
— Право же, напрасно. Вы там, в Москве, с ума сошли. Забросали меня подарками… — И она, не разворачивая сверток, отложила его в сторону. — Ребята, за стол! Обед вас уже поджидает… Ван, ты тут? — обернулась она к вошедшему в комнату мальчику. — Вот хорошо! — Она ласково провела рукой по жестким иссиня-черным волосам Вана.
— Это он из-за меня остался, — заявил Тима. — Я прямо так и присел, когда его увидел утром. Представляешь?
— Настоящий товарищ! — улыбнулась Вану Мария Николаевна. — Ну, теперь вам будет весело. Очень хорошо! Я рада.
— Да, да, — веселился Тима, — был я один, а теперь нас стало четверо! Урра!
Оазис Джохор
Виктор ехал в Джохор с неохотой; единственное, что привлекало его здесь, — это возможность снимать. В глубине души он надеялся создать интересный фильм, который потом можно будет предложить Московской студии телевидения. Там поощряют «самодеятельных» молодых операторов. И — кто знает! — не появится ли на экранах телевизионных приемников целая передача, где будет объявлено, что снимал все эти замечательные кадры некий девятиклассник Виктор Сосновский? Как хотите, а перспектива приятная, вполне возможная, и ради этого стоит немножко поскучать в далеком Джохоре.
Сначала он было поморщился, узнав, что с ним вместе едет Катя. Очень ему нужна эта девчонка, моложе его на целый год! Виктор знал Катю давно — их родители дружили между собой с юности. Но теперь семьи встречались редко, потому что жили в разных районах Москвы, далеко друг от друга, да и работали в разных областях. Отец Кати был железнодорожник; он водил в далекие рейсы электрические поезда. А отец Виктора — кинооператор — разъезжал по стране со своей кинокамерой.
