Вера Корсунская - Подвиг жизни шевалье де Ламарка
Особенно часто это происходит, по его мнению, в жарких и очень влажных климатах. Тепло и электричество в условиях влажности могут оплодотворить неорганические вещества и дать начало живым организмам.
Ламарк не знал того, что знает теперь школьник (науке еще не были известны споры и цисты у низших организмов), потому он и предполагал, что в лужах происходит самозарождение.
Почти за полвека до «Философии зоологии», в 1765 году итальянский ученый аббат Спалланцани занялся опытом с кипячением бульона.
В кипяченом бульоне не появлялось, по крайней мере в течение некоторого времени, никаких организмов.
Другой, также итальянский, ученый Реди поступил еще проще: он накрыл кисеей куски свежего мяса. И личинок мух, «червей», как тогда говорилось, не было.
Подобными опытами доказывали, что живые существа, даже самые простые, не могут самозародиться.
Теория самозарождения растений и животных из веществ неживой природы или из гниющих остатков вела свое начало от ученых древности. Аристотель думал, что в иле зарождаются рыбы, а в трупах — черви. Плиний писал, что гусеницы на листьях капусты — это сгустившиеся капли росы, что моль заводится в пыли. Такой взгляд на самозарождение живых существ держался и в средние века и позднее. В средние века он приобрел религиозную окраску. Вся природа обнаруживает стремление к усовершенствованию во славу создателя. «Низкие» металлы стремятся превратиться в золото, неживое — в живое.
Ламарк поддерживал теорию самозарождения жизни, но с иных позиций. Он руководился материалистической мыслью: живое берет начало в неживом при подходящих физических причинах; вся природа едина.
Знал ли он об опытах Спалланцани и других, говоривших против самозарождения? Вероятно, нет!
Ламарк признавал самозарождение только для низших животных. Никогда не случалось и никогда не случится, чтобы даже в самых благоприятных условиях вещество неорганизованное и лишенное жизни, — рассуждал Ламарк, — сформировало насекомое, рыбу, птицу или кролика. «Подобные животные могут получать жизнь только путем рождения». Впрочем, паразитические черви все-таки, он считал, способны самозарождаться.
Ламарк ссылается на следующие факты. «Знаменитые своими заслугами и своим уменьем… наблюдать Реди, Левенгук и другие показали, что все без исключения насекомые являются яйцеродящими или, по-видимому, иногда живородящими, что черви заводятся в гниющем мясе, только если мухи отложили в него свои яйца; наконец, что все животные, как бы несовершенны они ни были, обладают средствами для воспроизведения и размножения особей своего вида».
Люди сделали отсюда неверный вывод о том, — говорит Ламарк, — что самозарождение вообще в природе невозможно. Древние ошибались, думая, что даже высшие организмы появляются на земле путем самозарождения. Современные натуралисты открыли их ошибки, но сами впали в новое заблуждение: стали отрицать самозарождение вообще, даже самых простых живых организмов.
Ламарк пытается представить себе, какими должны быть вещества, в которых «природа устанавливает жизнь».
Заметим, он не может экспериментировать в этом направлении: химия еще только начала свое развитие, тем более нет и речи о биохимии. Ламарк располагает одним методом — силой воображения на основе общего эволюционного подхода к природе.
«Природа устанавливает жизнь только в телах студенистой консистенции…» и далее: «Всякая представляющаяся однородной студенистая или слизистая масса вещества, у которой части находятся в состоянии, наиболее близком к жидкому, но все же обладают плотностью, достаточной для образования из них частей, способных содержать флюиды, представляет собой тело, наиболее пригодное для восприятия первых зачатков организации и первых проявлений жизни…»
Если вспомнить, что до открытия протоплазмы в клетке было еще очень далеко, то нельзя не поразиться описанием живых коллоидов, данным Ламарком. Флюиды, о которых он говорит, не мешают увидеть основное — правильное представление о веществе, давшем начало живому.
Что же происходит далее с этими веществами, способными стать живыми организмами?
Флюиды, распространенные в окружающей среде, будут пронизывать их, и тут же улетучиваясь, «…будут придавать ей клеточное строение», делать ее способной непрерывно поглощать и выделять другие флюиды из окружающей среды, которые могут проникать внутрь ее и оставаться здесь в качестве ее содержимого.
Стоит отбросить термин «флюиды», как перед нами встанет прообраз современного учения о том, как в водах первичных теплых океанов образовались студенистые сгустки органического вещества. Они поглощали из воды растворенные в ней вещества, причем одни из них ускоряли этот процесс поглощения, другие его замедляли. Одни сгустки увеличивались, другие отставали в росте, третьи распадались. В результате многих превращений материи, происходивших в сгустках, они стали приобретать сложное строение и функции, характерные для живой протоплазмы.
Не об этом ли возникновении живого из неживого путем постепенного и естественного развития материи пророчествовал Ламарк?
В распоряжении Ламарка было слишком мало точных научных знаний, которые он мог привлечь для ответа на вопрос о происхождении жизни.
Пройдет меньше двадцати лет, и Велер получит искусственным путем мочевину, а еще двадцать лет спустя химия разработает методы синтеза органических соединений. Через сто лет с небольшим химики предложат изготовленные ими в лаборатории каучук, пахучее вещество фиалки, свежего сена. А в лаборатории ученого А. Н. Баха будет приготовлена пища для питания гнилостных бактерий, обычно живущих только на белковом субстрате. Будут искусственно добываться аминокислоты, входящие в состав белков.
И все же эта область и теперь еще далеко не разведанная! В ней человечество на пороге величайших открытий теперь, когда XX век перешел за свою середину.
А Ламарк? Только в порядке предвосхищений он мог говорить о происхождении жизни! И он смело отверг и участие творца, и учение об особой жизненной силе, и идею о самозарождении в той форме, в какой она была тогда распространена. В этом главная заслуга Ламарка!
Ламарк рассуждает подобно философу-материалисту. Все проявления психической деятельности животных, он считает, возникли постепенно в связи с усложнением всей организации животных и развитием их нервной системы. Он всегда подчеркивает, что природа существовала раньше, чем появились животные, одаренные высокой способностью чувствовать, а тем более — раньше, чем человек.
Что явилось началом: материя или сознание — это основной философский вопрос во все времена.
Идеалисты утверждали и продолжают утверждать, что дух, идея, некое вечное высшее начало существовало раньше природы, и оно произвело ее. В противовес им, материалисты считают, что вечно существующая, вечно изменяющаяся и развивающаяся материя на каждой ступени своего развития приобретала все новые и новые качества и свойства. В процессе развития она приобрела возможность ощущать, чувствовать, мыслить. Так природа существовала раньше сознания.
Ламарк повсюду в природе стремится найти физические причины для объяснения жизни и эволюции организмов и для понимания истории земной коры. Весь ход природы идет по естественным законам и не нуждается ни в каком непосредственном участии творца. Ламарк отверг постоянство видов, создал свое учение об эволюции природы, он правильно решал основной философский вопрос. И в то же время нередко впадал в противоречия с самим собой, когда не мог обойтись без признания первоначального толчка, якобы явившегося причиной дальнейшего развития природы.
Философ-материалист, Ламарк думает, что первое живое тело на Земле, возникнув из неорганической природы, получило начальный толчок — импульс к развитию — из рук творца. Правда, в дальнейшем создатель живой природы уже не вмешивался в ее ход, но он — первопричина.
Ламарку понадобилось говорить, что в природе от самого начала ее существовали какая-то гармония и порядок, установленные свыше. Значит, Ламарк не мог полностью освободиться от представлений о боге.
У него мы находим такое высказывание: «Без сомнения, все существует лишь по воле всемогущего творца всех вещей.
Но можем ли мы предписывать ему правила и указывать способы для выполнения его воли, когда нам дозволено лишь познавать эту волю наблюдениями его деяний? Разве безграничное могущество творца не могло создать порядок вещей, обусловивший постепенное возникновение всего того, что мы видим, и того, что существует в действительности, но чего мы не знаем?
Безусловно, какова бы ни была его воля, безмерное могущество творца остается всегда неизменным: каким бы образом ни проявила себя эта высшая воля, ничто не в силах умалить ее величие.
