Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков
На ранних стадиях жизнедеятельности людей власть была у обладающих физической силой, «превосходных качеств телесных». Человек «по принуждению поддается сильному и покоряется, опасаясь в противном случае худых следствий»323. На следующем этапе, когда развиваются ремесла и торговля, предпочтение получает «премудрость, хитрость и прозорливость». В этом случае «уважение и преимущество над всеми», власть получают люди, обладающие исключительными умственными способностями (философы, генералы, придворные). Физическое превосходство уже малозначительно. Наконец, когда появляется развитая частная собственность, возникает имущественное неравенство, власть переходит к людям, обладающим «изобилием всего». С появлением собственности на землю Десницкий связывает появление государства. «Начало и происхождение собственности в возвышенном состоянии народов соединено с непосредственным происхождением и самых правлений государственных, и от введения собственности в земле родились оные древние европейские баронские и маркграфские чиноначальства… Словом, от сего начала происходило во всех первоначальных европейских государствах федеральное правление…»324
С изменением форм собственности Десницкий связывает происхождение и развитие моногамной семьи, посвятив ей специальную работу – «Юридическое рассуждение о начале и происхождении супружества у первоначальных народов и о совершенстве, к какому оное приведенным быть кажется последовавшими народами просвещеннейшими» (1775). Хорошо понимая, что до современного состояния супружества «народы не инако, как множеством веков доходят»325, он рассматривает исторические этапы его становления, сопоставляя их с четырьмя основными этапами жизни народов. На первом этапе звероловства, когда все нужное для жизни добывалось большим трудом, «смешение… обоего пола невозбранное» было, поэтому «никакого порядочного супружества» не наблюдалось. В этот период жена «по слабости своего сложения мужу не токмо не могла быть помощницею, то паче обременением», что обусловило ее приниженное состояние.
На этапе пастушества женщины «для хозяйства оказались полезными, и сия первая происходящая от них польза была первым введение супружества»326. Семья возникает, но «супружество по большей части состояло во множестве и нетерпимом в христианстве смешении»327. Парный брак («порядочное супружество») возникает на этапе земледелия, когда мужчине в его значительно усилившейся деятельности потребовался постоянный и надежный помощник, т. е. «в таком сельском состоянии не столько любовь обоего пола взаимная, сколько происходящая от общежития мужа и жены польза была причиною первоначального порядочного супружества»328. На этапе «коммерческого состояния» женщина становится равной мужчине, но скорее юридически, чем реально, а «по причине достатка, изобилия и роскоши» супружество иногда «на развратное мужа и жены житие похожим примечается»329. Происхождение и развитие семьи, как видим, Десницкий связывает не с существующими религиозными традициями, а с эволюцией хозяйственной деятельности людей. С ней же он связывает положение женщины в обществе. Только в современном обществе женщина становится «независимою от мужа»: «в наши времена первое о воспитании их всеми прилагается старание и столиким успехом, что многие, к бессмертной славе своего пола, нимало мужскому не уступающими в науках доказали себя пред всем ученым светом…»330.
Десницкий-просветитель во многих своих речах высоко оценивает прогрессивное развитие русского народа, утверждая, что «своею ныне силою и могуществом он отворяет и морем и землею новый проход на иной свет (через Северный Ледовитый океан на дальний Восток и в Америку. – Авт.) и своим любопытством и изысканием он хочет свету доказать, сколько росс один в состоянии обитать и в самых неприступных народам странах. Сии исполнив желания и принесши воздаяние совершителю толиких благ, россы, шествуйте в другой храм славы!»331. Не менее значительные успехи ожидает развитие отечественной науки: «Несравненно большего откровения во всем мы ожидать должны в предбудущих пространнейших исследованиях преуспеваний народных в различных знаниях, когда… науки больше распространяются, художества процветут и… откроют свету великие дарования сынове российские, которые доставят возлюбленному отечеству мужественную, философскую и научительную ко всему историю и юриспруденцию»332.
Дмитрий Сергеевич Аничков, сын подьячего Троицко-Сергиевской лавры, родился в 1733 г. После того, как он в Троицкой семинарии окончил курс риторики, в 1755 г. его зачислили студентом вновь открытого Московского университета. В течение нескольких лет за отличную учебу Аничков получал золотую медаль, а на последнем курсе преподавал математику в низших классах университетской гимназии. В 1762 г. он окончил университет; при получении магистерского звания Аничков произнес речь «О мудром изречении греческого философа: рассматривай всякое дело с рассуждением».
В течение 20 лет он преподавал в университете все разделы математики, написал ряд неоднократно переиздававшихся учебников, был одним из создателей математической терминологии. 30 мая 1765 г. Аничков занял университетскую кафедру философии и логики и приступил к чтению философских курсов, вначале на латинском, а затем на русском языке по руководствам вольфианцев Винклера и Баумейстера.
Собственные философские представления он изложил в речах, произнесенных на торжественных актах университета: «Слово о том, что мир сей есть ясным доказательством премудрости Божией…» (1767), «Слово о свойствах познания человеческого и о средствах, предохраняющих ум смертного от разных заблуждений» (1770), «О невещественности души человеческой и из оной происходящего ее бессмертия» (1777), «О превратных понятиях человеческих, происходящих от излишнего упования, возлагаемого на чувства» (1779) и др. Многие из них, в том числе переводы текстов иностранных философов, сгорели при пожаре вместе с библиотекой.
В 1770 г. Аничков начал читать новый курс нравственности, а в следующем году получил звание «публичного логики, метафизики и чистой математики экстраординарного профессора», а звание ординарного профессора получил спустя шесть лет.
Скончался Аничков после продолжительной болезни 30 апреля 1788 г. По его мнению, «должность философа состоит в том, чтобы познавать причины важнейших вещей». Поэтому главной областью философского знания является теория познания. Начав с преподавания математики, Аничков вслед за Х. Вольфом «чистую» математику считал философской дисциплиной, а математическое познание – универсальным. Им он посвятил специальную работу на латинском языке – «Annotationes in logicam, metaphisicam et cosmologicam» (М., 1782). А в одном из своих учебников по математике написал: «Кто будет стараться о том, чтобы иметь подробное понятие о математических истинах, и будет часто упражняться в решении разных задач, тот без сомнения будет участником знатной сей пользы, то есть познает непременно все правила истинной логики и будет потом современным философом»333.
Гносеологические проблемы Аничков связывает с решением проблем соотношения души и тела. В истории философии решение этой проблемы имело три направления: идеалисты, монисты и дуалисты. По мнению Аничкова, «идеалистами называются те, кои хотя и допускают, что душа человеческая есть невещественная, токмо вещественное бытие мира и тел отвергают, допуская одно идеальное бытие оных», а «монистами именуются те, кои утверждают, что одно только существо находится в свете, и оное или вещественное есть, откуда и произошли материалисты, или невещественное»334. К дуалистам он относит тех, «кои утверждают, что самою вещию два существа находятся в свете сем, одно вещественное, а другое невещественное». Это картезианцы, «утверждающие соединение души с телом чрез случайные причины»; лейбницианцы, «доказывающие соединение души с телом чрез предустановленное согласие, почему такое их положение и именуется системою предустановленного согласия», и перипатетики, «доказывающие соединение души с телом чрез физическое втечение, почему такое их мнение и называется системою физического втечения»335.
Отношение ко всем этим направлениям философской мысли у Аничкова различное. Идеалистов он не признает, поскольку, «ежели сказать, что ничего, кроме души, не находится, те идеалисты своим мнением одержат верх над нами»336, а монисты обоих направлений не правы, поскольку в природе существует как телесное, так и духовное. Картезианцы и лейбницианцы, по его мнению, вопрос о соотношении души и тела не решают, а лишь вуалируют его. Только перипатетики «пред прочими другими положениями имеют преимущества», поскольку, по их мнению, душа, именуясь «формою или видом человеческого тела», проникает и формирует его. При этом «не уничтожается свободная человеческая воля», которая отвечает за избирательное «движение тела», что имеет «сходственность началам богословским». Наконец, «система физического втечения» перипатетиков не противна бессмертию души337.
