Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Птиц тут и вправду не счесть.
А некоторые прилетают сюда из года в год, с тех пор как прознали, какое это прекрасное убежище. Первые, кто поселились здесь, были утки-кряквы; они и поныне тысячами гнездятся на озере. Но кряквы уже не владеют всем озером, а вынуждены делить его с лебедями, утками-поганками (их еще зовут чомгами или нырками), лысухами, утками-широконосками и тучами других птиц.
Токерн наверняка самое обширное и самое чудесное птичье озеро в стране, и птицы должны считать себя счастливыми, пока у них есть такое пристанище. Но долго ли им удастся сохранить власть над тростниковыми зарослями и илистыми берегами?! Ведь людям никак не забыть, что воды озера плещутся над доброй, плодородной землей; вот они нет-нет да и вспомнят об этом. И если они смогут осушить озеро, не одной тысяче птиц придется переселиться в другие края.
В те времена, когда Нильс Хольгерссон путешествовал по свету с дикими гусями, жил у озера Токерн, в стае крякв, селезень по имени Ярро. Был он еще совсем юным и прожил на свете всего одно лето, одну осень и одну зиму. А нынче настала первая в его жизни весна! Недавно он вернулся из Северной Африки и когда в назначенный срок добрался до озера, оно еще лежало под ледяным покровом.
Однажды вечером, когда Ярро вместе с другими кряквами забавлялся, летая над озером наперегонки, какой-то охотник выпустил в птицу несколько зарядов. Он попал селезню в грудь. Не желая достаться подстрелившему его охотнику, селезень продолжал лететь из последних сил, не думая, куда летит, и желая лишь уйти подальше. Так он миновал озеро и опустился у ворот большой крестьянской усадьбы на берегу озера Токерн. Подобрал селезня молодой работник и, увидев, что тот еще жив, — селезень из последних сил клюнул ему палец, — осторожно перенес его в горницу и показал хозяйке, молодой женщине с ласковым лицом. Она тотчас взяла Ярро на руки, погладила его по спинке и стерла кровь, выступившую на покрытой пухом грудке. Он был так красив, этот раненый селезень: темно-изумрудная блестящая головка, белое ожерелье на шее, коричневато-красная спинка и синие с серебристым отливом зеркальца на крыльях, — что женщине стало очень жаль его. Быстро соорудив в плетеной корзинке гнездо, она уложила в него селезня. Ярро все время хлопал крыльями и боролся, желая вырваться на волю. Когда же он понял, что люди вовсе не собираются его убивать, он спокойно улегся в корзинке и погрузился в сон.
Селезень проснулся оттого, что кто-то тихонько толкал его в бок. Открыв глаза, Ярро страшно перепугался. Теперь-то он уж точно пропал! Рядом с ним стоял тот, кто был опаснее и людей, и хищных птиц: сам Цезарь, длинношерстный охотничий пес, натасканный на птиц. И он с любопытством обнюхивал Ярро.
Прошлым летом, когда Ярро был еще желтеньким пушистым утенком, он всякий раз пугался, заслышав над зарослями тростника отчаянный крик:
— Цезарь идет! Цезарь идет!
И если Ярро видел, как этот коричневый, в белых пятнах, с клыкастой пастью пес бредет среди тростниковых зарослей, ему чудилось, будто перед ним — сама смерть. Больше всего на свете селезень боялся встретить Цезаря.
И на беду свою Ярро угораздило попасть в ту самую усадьбу, что была Цезарю домом. И вот теперь пес стоял над ним.
— Это еще кто такой? — проворчал Цезарь. — Как ты попал в эту горницу? Разве твой дом не в тростниковых зарослях?
Ярро едва собрался с духом ему ответить и пискнул:
— Не гневайся на меня, Цезарь, за то, что я попал в эту горницу! Это не моя вина. Меня подстрелили. И люди сами уложили меня в корзинку.
— Вот как? Стало быть, люди сами уложили тебя в корзинку! — тявкнул Цезарь. — Значит, они собираются тебя вылечить. Хотя, по мне, было бы куда умнее съесть тебя, раз ты в их руках. Но все равно в этой горнице ты в безопасности. И нечего так дрожать. Мы — не на озере Токерн.
С этими словами Цезарь отошел и улегся перед пылающим очагом. Лишь только Ярро понял, что ужасная опасность миновала, он ощутил страшную усталость и снова погрузился в сон.
Когда селезень проснулся, он увидел, что перед ним стоит плошка с зерном и мисочка с водой. Несмотря на слабость, он принялся есть. Хозяйка, увидев, что он клюет зерно, подошла и ласково погладила его. Ярро снова заснул. И так много дней подряд он только и делал, что спал да ел.
Однажды утром Ярро почувствовал себя настолько бодрым, что вылез из корзинки и заковылял по полу, но, не сделав и нескольких шагов, упал да так и остался лежать. Тут подоспел Цезарь, разинул свою огромную пасть и схватил селезня. Ярро снова подумал, что пес собирается его загрызть, но Цезарь бережно отнес селезня в корзинку, не причинив ему ни малейшего вреда. Ярро проникся необычайным доверием к Цезарю и в следующий раз, когда отправился разгуливать по горнице, подошел прямо к Цезарю и улегся рядом с ним. С тех пор пес и селезень стали добрыми друзьями, и каждый день теперь Ярро подолгу спал в лапах у Цезаря.
Но еще больше, чем к Цезарю, Ярро привязался к хозяйке. Ее он ни чуточки не боялся и даже терся головкой о хозяйкину руку, когда она приносила ему корм. Стоило ей выйти из горницы, как он вздыхал от горя; когда же она возвращалась, он радостно кричал ей на своем утином языке:
— Добро пожаловать!
Ярро начисто забыл, как он прежде боялся и собак, и людей. Теперь ему казалось, что они кротки, добры, и он полюбил их. Ему хотелось скорее выздороветь, полететь на озеро Токерн и возвестить всем уткам-кряквам, что их заклятые враги совсем неопасны и нечего их бояться.
Ярро заметил — у людей, как и у Цезаря, глаза такие спокойные-спокойные. Заглянешь в них, и тебе становится хорошо! Единственная обитательница горницы, с кем он не любил встречаться взглядом, была Клурина — домашняя кошка. Правда, и она не причиняла ему зла, но он ей ни капельки не доверял. Кроме того, она вечно насмехалась над ним за то, что он так привязался к людям.
— Думаешь, они из любви заботятся о тебе? — говорила Клурина. — Вот погоди, разжиреешь, они быстро свернут тебе шею! Уж я-то их знаю!
У Ярро, как у всех птиц, было нежное, преданное сердце, и кошкины слова ужасно огорчали его. Он не мог поверить, что хозяйка захочет свернуть ему шею. Ничего подобного не мог он подумать и о ее сынке, крошечном мальчугане, который, лепеча и мирно играя, часами просиживал возле его корзинки. Ярро казалось, что люди любят его не меньше, чем он их.
Однажды, когда Ярро с Цезарем, как обычно, лежали у очага, Клурина, усевшись рядом, начала дразнить селезня:
— Любопытно, Ярро, что вы, утки-кряквы, станете делать на будущий год, когда Токерн осушат и превратят в пашню?!
— Что ты такое мяукаешь, Клурина! — в ужасе вскочил Ярро.
— Ах, я всегда забываю, Ярро! Ведь ты не понимаешь людские речи! Не то что мы с Цезарем! — замурлыкала кошка. — А не то бы ты услыхал, как еще вчера работники, которые приходили к хозяину, толковали, будто из озера Токерн отведут всю воду и дно его на будущий год станет сухим, как пол в нашей горнице. Куда же вы, утки-кряквы, тогда денетесь?
Услыхав кошкины слова, Ярро так разозлился, что зашипел, словно уж.
— Ты — злюка, точь-в-точь как птица-лысуха, — закричал он Клурине. — Ты хочешь натравить меня на людей! Не верю, чтоб они замыслили такое! Ведь они-то знают, что Токерн — собственность крякв! Зачем людям обездоливать и лишать родного дома тысячи птиц?! Все это ты нарочно придумала, хочешь меня запугать. Чтоб тебя задрал Горго-орел! Чтоб хозяйка отрезала тебе усы!
Но утихомирить Клурину Ярро не смог.
— Так-так… по-твоему, я лгу! — мяукнула она. — Спроси тогда Цезаря! Он тоже был вчера вечером в горнице! Цезарь никогда не врет!
— Цезарь, — сказал Ярро, — ты понимаешь человеческие речи куда лучше Клурины. Правда, она ослышалась? Подумай только, что станется со всеми нами, если люди осушат озеро Токерн и превратят его в пашни! Тогда там не будет ни водорослей, ни корма для взрослых уток, ни мокриц, ни рыбьей молоди, ни лягушек, ни личинок комаров для утят. Тогда исчезнет и тростник, где теперь могут прятаться утята, что еще не умеют летать. Уткам придется искать себе другое пристанище. А где найдешь такой приют, как на озере Токерн? Цезарь, скажи, правда ведь, Клурина ослышалась?
Пес во время беседы Ярро с кошкой вел себя как-то странно. Он не спал, но когда селезень обратился к нему, пес зевнул и, уткнувшись длинным носом в передние лапы, мигом заснул глубоким сном.
Кошка, лукаво улыбаясь, взглянула на Цезаря.
— Сдается мне, Цезарь не хочет тебе отвечать, — сказала она селезню. — Все они одинаковы, эти собаки: не желают признавать, что люди способны на несправедливость. Мне-то уж можешь поверить; я открою тебе тайну, почему они как раз теперь собираются осушить озеро. Пока вы, кряквы, одни владели озером, люди не хотели спускать воду. Ведь от вас какой-никакой, а все же прок. Теперь же утки-поганки да лысухи и разные другие птицы, непригодные для еды, захватили почти все тростниковые заросли. Зачем же людям ради них сохранять все озеро?
