Олимпиад Иоффе - Избранные труды. Том IV
Установление таких специальных правовых норм обеспечивает неприкосновенность личной или интимной сферы, заключена ли она в адресованных гражданину письмах или в запечатленном средствами изобразительного искусства образе личности. Но личная или интимная сфера не может быть объектом правового регулирования точно так же, как не способны выступать в этом качестве честь и достоинства граждан и организаций. Право лишь охраняет ее, предусматривая вместе с тем границы этой охраны. И подобно тому как граница субъективного права не является обязанностью управомоченного, граница правовой охраны, даже когда ее соблюдение зависит от воли лица, которому такая охрана предоставлена, не превращается в его право. У адресата нет никаких прав на письма, ему адресованные, а имеется лишь право на то, чтобы в его интимную сферу не вторгались путем произвольного опубликования писем, предназначенных только ему.
Наивно было бы также говорить о «праве на собственное изображение», если оно воспринимается как таковое, а не в виде обиходного юридического словоупотребления. У гражданина есть не «право на собственное изображение», а право на то, чтобы его личная сфера была защищена от произвольного предания публичности его образа, запечатленного соответствующим способом. Но право на охрану личной или интимной сферы отпадает, если этого требуют государственные или общественные интересы (относительно опубликования, воспроизведения и распространения произведений изобразительного искусства, в которых изображено какое-либо лицо), а также когда совершенные действия свидетельствуют об отказе от нее (позирование за плату) или являются прямым выражением такого отказа (согласие адресата писем или лица, изображенного в произведении изобразительного искусства, а после их смерти – согласие пережившего супруга и детей умершего на опубликование писем или на опубликование, воспроизведение и распространение произведения изобразительного искусства).
Следовательно, личные права, вытекающие из ст. 514 ГК РСФСР и ст. 491 ГК Казахской ССР, – это права на охрану определенных личных благ с допускаемым ограничением или самоограничением предоставленных управомоченному возможностей, но не средство правового регулирования самой личной или интимной сферы, охраняемой законом.
Таким образом, не только общие соображения, но и содержание специальных норм гражданского законодательства убеждают в правильности вывода о том, что личные отношения, не связанные с имущественными, в случаях, указанных в законе, охраняются советским гражданским правом, не составляя, однако, предмета его регулирования. Этот вывод, вопреки противоположному мнению Е. А. Флейшиц и А. Л. Маковского[143], не опровергается и буквальным текстом ст. 1 Основ, в которой о регулировании говорится применительно к упомянутым в ней отношениям, включая не связанные с имущественными личные отношения.
Основы в ст. 1 определяют все вообще отношения, на которые распространяется действие советского гражданского законодательства, выражается ли оно только в охране или в сочетании охраны с регулированием. Вот почему употребляемое в этой статье понятие правового регулирования не может не иметь широкого смысла, охватывающего также правовую охрану, и вовсе не означает, что сам гражданский закон объявляет соответствующие личные отношения предметом своего регулирования в специальном или собственном смысле.
Наконец, отстаиваемый вывод не колеблется и вследствие того, что в целях обеспечения охраны личных отношений данного вида гражданское законодательство определенным образом регулирует возникающие в результате посягательства на них новые отношения и таким путем добивается восстановления прежнего, т. е. нормального состояния. В том-то и дело, что, в отличие от нарушенных, во вновь возникших отношениях появляется ранее отсутствовавшее соединение личных и имущественных моментов: личная, или интимная, сфера восстанавливается с одновременным причинением нарушителю определенного имущественного урона (изъятие тиража, его уничтожение и т. п.), как и восстановление чести и достоинства может потребовать известных имущественных затрат (по опубликованию опровержения в печати и т. п.), также относимых на счет нарушителя. А такое соединение свидетельствует об установлении на данной стадии развития личных отношений связи между ними и имущественными отношениями, необходимой и вместе с тем достаточной для превращения их в объект гражданско-правового регулирования.
4. Имеет ли, однако, весь этот спор какое-либо научное и практическое значение? Имеет, и притом в высшей степени важное, так как от его исхода зависит правильное определение самого понятия советского гражданского права.
Отрасль права определяется предметом ее регулирования. Если она какие-либо отношения охраняет, но не регулирует, последние не входят в ее предмет и не оказывают влияния на объем отражающего ее понятия. Типичный пример – уголовное право. Пытаться определить его по предмету охраны – значит ставить и неразрешимую, и ненужную задачу, так как уголовное право охраняет едва ли не все отношения, регулируемые другими отраслями права. Предметом его регулирования являются отношения, возникающие вследствие совершения преступления как основания применения наказания к преступнику, и только эти отношения определяют сущность уголовного права как особой отрасли советского права. То же самое наблюдается и в ряде других случаев. Согласно ст. 6 ГК РСФСР, гражданские права, когда об этом прямо сказано в законе, охраняются в административном порядке. Но они не становятся тем самым одновременно и административными правами, а потому не сбрасываются со счетов при определении гражданского права и не берутся в расчет при определении права административного.
Точно таким же образом нужно подходить и к построению понятия советского гражданского права. Если считать, что отношения, предусмотренные ст. 7 Основ, ст. 514 ГК РСФСР и ст. 491 ГК Казахской ССР, не только охраняются, но и регулируются ими, традиционное определение советского гражданского права необходимо подвергнуть перестройке с учетом названных отношений. Однако, как было показано, такая перестройка либо вовсе не осуществима, либо может быть произведена на началах, ничего общего с наукой не имеющих. И тот факт, что не связанные с имущественными личные неимущественные отношения в рамки научного определения предмета гражданско-правого регулирования не укладываются, служит новым, весьма важным подтверждением взгляда, согласно которому эти отношения гражданским законодательством не регулируются, а составляют лишь объект его охраны. Но сам по себе объект охраны, не входящий в предмет регулирования, как было показано на примере других отраслей права, не влияет на объем соответствующих понятий. Он не должен влиять и на объем понятия советского гражданского права. Поэтому, несмотря на законодательное установление гражданско-правовой охраны некоторых не связанных с имущественными личных неимущественных отношений, советское гражданское право и впредь следует рассматривать как отрасль права, регулирующую социалистические имущественно-стоимостные и связанные с ними личные неимущественные отношения советского общества.
Когда мы, характеризуя связанность личных отношений с имущественными, отмечали соединение в едином отношении личных и имущественных моментов, речь шла о единстве, обусловленном объектом, субъектным составом, одновременностью возникновения отношений обоего рода, переплетением и неотрывностью образующих их элементов. В то же время в них явственно вырисовываются различные элементы – базисные, поскольку дело касается имущественно-стоимостных отношений, и идеологические или надстроечные, которые представлены личными неимущественными отношениями. Каковы причины такого явления? Чем вызвано установление единого гражданско-правового регулирования для разнородного по своему составу предмета?
Отвечая на поставленный вопрос, некоторые ученые отсылают для его разрешения к относительной самостоятельности права[144]. Они полагают, что «каждой отрасли права присущ “свой” особый вид общественных отношений. Он, будучи специфическим для отрасли права, составляет ядро, костяк, реальное содержание предмета ее регулирования. Этот вид общественных отношений и придает отрасли права необходимую определенность. Вместе с тем институты данной отрасли могут быть в той или иной мере использованы для регулирования общественных отношений иного вида – отношений, сходных со специфическими»[145]. «Отрасль права, – пишет B. Кнапп, – как только ее возникновение было обусловлено наличием определенной типичной специфики поведения людей в определенных общественных отношениях, притягивает к себе родственные отношения, которые вместе с тем, что является типичным, образуют внутреннюю слаженность отрасли права как единства»[146]. По мнению C. С. Алексеева, «в качестве примера распространения действия институтов данной отрасли права на неспецифические отношения можно указать на регулирование советским гражданским правом личных неимущественных отношений».