Яков Перельман - Чудо нашего века
Я думал об этом по дороге из театра и продолжал думать целую ночь: не мог заснуть, взволнованный всем виденным на этом необычайном представлении.
Мальчик с верхнего этажа
Дня через два, поднимаясь по лестнице в нашу квартиру, я заметил впереди себя мальчика, недавно поселившегося со своим старшим родственником в квартире над нами. Они жили обособленно, ни с кем не заводя знакомств, и мне до сих пор ни разу не пришлось ни словом перекинуться с мальчиком-соседом; я не имел случая даже разглядеть пристально его лицо.
Мальчик не спеша шел по лестнице, неся в одной руке жестянку с керосином, в другой — корзинку с овощами. Заслышав позади себя шаги, он обернулся в мою сторону — и меня так и пригвоздило к месту от изумления…
Феликс!
Так вот почему лицо мальчика на сцене показалось мне тогда знакомым!
Молча разглядывал я его, не зная, как начать разговор, а придя в себя, стал беспорядочно сыпать слова: — Приходи ко мне… Покажу коллекцию бабочек… дневных и ночных… с куколками… Есть электрическая машина… сам сделал… из бутылки… Вот такие искры… Приходи, увидишь…
— А лодочки стругать умеешь? С парусом? — спросил он.
— Лодочек нет. Тритоны в банке… Марки есть, целый альбом. Разные редкости: Борнео, Исландия…
Я и не думал, что так метко попаду в цель этой коллекцией марок. Феликс оказался усердным собирателем их. Глаза его загорелись, и он спустился на несколько ступенек поближе ко мне.
— У тебя есть марки? Много? — Он подошел ко мне вплотную.
— О, самые: редкие: Никарагуа, Аргентина, Трансвааль, старинные финские… Приходи! Приходи сегодня же. Мы живем здесь, в этой квартире. Дернуть звонок. У меня своя комната. На завтра уроков почти не задано…
Так состоялось наше первое знакомство. Феликс обещал придти завтра, и действительно, пришел на другой день под вечер. Я тотчас же отвел его в свою комнату и стал показывать достопримечательности: коллекцию из 60 бабочек с куколками, которую я собирал два лета; самодельную электрическую машину из пивной бутылки — предмет моей гордости и всеобщей зависти товарищей; четырех тритонов в стеклянной банке, пойманных еще прошлым летом; пушистого кота Серко, подававшего лапу, как собака; наконец, альбом марок, какого не было ни у кого в классе. Феликса интересовали только марки. В его коллекции не имелось и десятой доли того, что он нашел у меня. Он объяснил мне, почему ему так трудно собирать их. Покупать в магазинах — дядя денег не дает (фокусник приходился ему дядей; Феликс был круглый сирота). Обмениваться не с кем: нет знакомых. Письма почти ни от кого не приходят: ведь они не живут, как все люди, на одном месте, а беспрестанно переезжают из города в город, не имея постоянного адреса.
Я стал показывать достопримечательности…— А почему у тебя знакомых нет? — спросил я.
— Как им быть? Только познакомишься с кем-нибудь, как уже едем в новый город, и знакомство прекращается. Дважды в один город не приезжаем. Да и не любит дядя, чтобы я заводил знакомства. Я и к тебе пришел украдкой: дядя не знает, его дома нет.
— Почему же не хочет дядя, чтобы у тебя были знакомства?
— Боится, чтобы я кому-нибудь не открыл секрета.
— Какого секрета?
— Да фокусов. Никто тогда на представление ходить не станет. Что за интерес?
— Так это, значит, были фокусы?
Феликс молчал.
— Скажи, это фокусы были, что вы показывали с дядей? Да? Фокусы все таки? — дознавался я.
Но не так-то легко было заставить Феликса говорить об этом. Он не поворачивал головы в мою сторону и перелистывал альбом, не произнося ни слова.
— А есть у тебя Аравия? — спросил он наконец, перелистывая альбом марок и словно не слыхав моих настойчивых вопросов.
Я понял, что добиваться от него ответа бесполезно, и занялся показыванием моих редкостей.
В тот вечер я не узнал от Феликса ничего такого, что могло бы объяснить мне загадку «чуда нашего века».
Секрет феноменальной памяти
все-таки я добился своего! На второй день Феликс открыл мне секрет необычайной памяти. Не буду подробно рассказывать, как сумел я расположить его к откровенности. Пришлось расстаться с дюжиной редчайших марок; я выложил их на стол, и Феликс не устоял перед соблазном.
Это было на квартире у Феликса. Я пришел, как было у нас заранее условлено, потому что Феликс еще вчера знал, что дядя отлучится на ближайшую станцию.
Прежде чем открыть тайну, Феликс заставил меня долго и торжественно клясться, что я «никогда — никому — низачто» не скажу о ней ни единого слова. После этого он написал на полоске бумаги следующую табличку:
С недоумением смотрел я то на бумажку, то на Феликса, ожидая пояснений.
— Видишь ли, — начал он, таинственно понизив голос, — видишь ли, мы заменяем цифры буквами. Нуль заменяем буквой Н, потому что с нее начинается слово «нуль», или же буквою М.
— А почему М?
— Созвучно с Н. Единицу заменяем буквой Г. потому что писанное Г похоже на I:
I Г— Откуда же буква Ж?
— Часто Г переходит в Ж: бегу — бежишь.
— Понял. Буква Д отвечает 2, потому что «Два», а Т созвучно с Д. Но почему К — три?
— Состоит из трех черточек. А Х произносится сходно с К.
— Хорошо. Четыре — Ч или созвучное с ним Щ. Пять — П, или созвучное Б; шесть Ш. Но почему Л?
— Просто так. Прямо надо запомнить: 6—Л. Но зато «Семь» — С или З; восемь В или Ф; это понятно.
— Да. Но отчего 9—Р?
— В зеркале 9 похоже на Р.
— А Ц?
— Хвостик, как у девятки.
— Таблицу запомнить нетрудно. Но я еще не вижу, к чему она.
— Погоди. В табличке одни только согласные звуки. Если соединить их с гласными — ведь гласные сами по себе не означают цифр — то можно составить слова, которые в то же время будут выражать числа.
— Например?
— Например «окно» означает 80, потому что К—3, Н—0.
— И всякое слово может означать число?
— Конечно.
— Ну, «стол»?
— 736: с—7, т—3, л—6. Ко всякому числу можно подобрать слово, хотя это не всегда легко сделать. Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Ну, так это можно выразить словом «годы»: Г—1, Д—2.
— А если бы было 18?
— Тогда «жук»: Ж—1, К—3
— А 453? — спросил я наобум.
— «Чубук».
— Занятно! Это, конечно, помогает тебе запоминать числа. Но ты ведь повторял длинный ряд слов. Как же это?
— Дядя придумал счетные слова от 1 до 100. Вот первые десять:
1. Еж 6. Шея 2. Яд 7. Усы 3. Ока 8. Ива 4. Щи 9. Яйцо 5. Обои 10. Огонь— Ничего не понимаю! Что за «счетные» слова?
— Ну, недогадливый! «Еж» это 1, потому что Ж—1; «яд» — 2; «Ока» — 3; «Щи» — 4…
— Понял! «Обои» — 5, потому что Б—5; «Шея» — 6…
— Ну, вот. Ты видишь сам, что запомнить эти слова совсем нетрудно. А держа их в голове, ты можешь уже привязать к ним любые 10 слов, какие тебе прочтут.
— Как привязать? Непонятно.
— Напиши какие-нибудь 10 слов, объясню.
Я написал:
снег, ведро, смех, город, картина, сапог, машина, сажень, золото, смерть.
— Когда мне читают такой ряд слов, — сказал Феликс — я в уме ставлю каждое из них рядом с очередным счетным словом, вот так:
1. Еж — снег 2. Яд — ведро 3. Ока — смех 4. Щи — город 5. Обои — картина 6. Шея — сапог 7. Усы — машина 8. Ива — сажень 9. Яйцо — золото 10. Огонь — смерть— При этом, — продолжал Феликс, — я говорю себе примерно такие фразы:
1. Еж бежит по снегу.
2. В ведре яд.
3. На Оке раздается смех.
4. В городе едят щи.
5. На обоях висит картина.
6. Сапоги перекинуты через шею.
7. Усы завязли в машине.
— Как же усы завязли в машине? Глупо выходит.
— И пусть глупо. Глупое еще лучше запоминается. Почему «еж на снегу», «сапоги через шею»? Тоже ведь бессмыслица, а запоминается очень хорошо.
— Ну, дальше. Как связать иву с саженью?
— Ива в сажень вышины.
— А яйцо и золото? Ничего общего.
— Золото, как желток, по цвету то-есть.
— А огонь причиняет смерть?
