Борис Мандель - Всемирная литература: Нобелевские лауреаты 1931-1956
Обложка одного из первых переводов «Коридона» А.Жида на английский язык
В 20-е годы, правда, писатель снова подвергается нападкам, на этот раз со стороны правящих кругов, которые утверждали, что произведения Жида развращают молодежь. В ответ на это в 1924 году писатель распространяет тысячи экземпляров «Коридона» («Согуdon»), апологию гомосексуализма в форме диалогов Платона, над которой Жид начал работу еще в 1918 году). Выпуская «Коридон», Жид поступал довольно опрометчиво: он навлекал на себя публичное обвинение в гомосексуализме, из-за чего в свое время так пострадал его друг Оскар Уайльд. Писателя стали избегать даже близкие друзья, почти никто не подал голос в его защиту. Репутация Жида возродилась только к концу 20-х годов, когда общество стало терпимее относиться к гомосексуализму.
В июле 1925 года Жид в сопровождении своего друга Марка Аллегре отправился в длительное путешествие в Конго. Путешествие, кстати, было не вполне развлекательным, ибо писатель исполнял правительственную культурную миссию. За это время вышли из печати несколько его произведений. «Откуда ты?» («Numquid et tu..?», 1926) является своего рода дневником, который писатель начал вести десять лет назад и в котором выразилось его отношение к религии. Этот дневник является отражением религиозного кризиса, в нем Жид ведет поиск божественного существования и пытается оправдать свое неприятие идеи вины. В том же году появляется исповедальная по духу автобиография Жида «Если зерно не умрет» («Si le Grain ne meurt»), работа над которой началась в 1919 году. В 20-е годы это сочинение казалось непристойным, теперь же считается высоким образцом автобиографической литературы, стоящим в одном ряду с «Исповедью» Руссо.
«Фальшивомонетчики» («Les Faux-Monnayeurs»), роман, который Жид закончил непосредственно перед отъездом в Конго, был также издан в 1926 году. Жид называл «Фальшивомонетчиков» своим единственным романом, потому что по объему и замыслу он был крупнее всех остальных его художественных произведений. Роман отличается композиционной сложностью, которая выражается в не связанных между собой сюжетных линиях, в множественности происходящих одновременно событий, тем, героев, настроений и точек зрения, которые наслаиваются друг на друга и друг другу противопоставляются. В связи с этим французский критик Жан Итье отмечал: «Есть только две книги, в которые Жид попытался вложить всего себя: «Андре Вальтер» – в юности и «Фальшивомонетчики» – в зрелые годы». Благодаря «Фальшивомонетчикам» Жид получил международное признание, стал считаться одним из выдающихся писателей XX века. Этот главный и «единственный» роман Жида был задуман как продолжение «Подземелий Ватикана», но стал совершенно самостоятельным произведением. Его основная идея – подмена, обесценивание, инфляция – реализуется в сложном сцеплении человеческих связей. В повествование о писателях Эдуарде (который пишет роман под названием «Фальшивомонетчики») и Пассаване, имеющих свой круг интересов и привязанностей, вклинивается сначала авантюра с фальшивыми монетами, в которую ловкий и бесчестный Струвилу втягивает школьников. Затем перед нами предстает трагическая история мальчика Бориса, покончившего самоубийством в результате злого розыгрыша своих товарищей. Далее мы прочтем рассказ о любовных интрижках неудачливого Винцента. В романе господствует принцип «двойного освещения», при котором никакой позитивный вывод невозможен. Хронология в книге сознательно нарушается в силу отсутствия последовательно фиксированного действия. Автор ощущает себя не создателем, творцом, а свидетелем событий, не подлежащих никакой моральной оценке.
Возвратившись из Конго в 1927 году, Жид опубликовал два путевых дневника, в которых подверг критике французскую колониальную политику.
В 1932 году «La Nouvelle Revue Franсaise» приступает к изданию полного собрания сочинений Андре Жида, и до 1939 года в свет выходят пятнадцать томов. В том же 1932 году Жид принимается горячо пропагандировать коммунистические идеи, испытывая большие симпатии к Советскому Союзу, где, тем временем, тоже начинает издаваться собрание его сочинений.
Современное французское издание «Фальшивомонетчиков» А.Жида
Политическая деятельность все больше увлекает знаменитого литератора. Он выезжает в Амстердам на организованный Роменом Ролланом антивоенный конгресс и начинает публикацию в коммунистической газете «L'Humanitе» «Подземелий Ватикана».
В январе 1934 года Андре Жид и Андре Мальро прибывают в Берлин требовать у Геббельса освобождения из тюрьмы Г. Димитрова и других болгарских коммунистов. В июне 1935 года оба знаменитых тезки председательствуют на Всемирном писательском конгрессе в защиту культуры. В январе 1936 года Жид принимает деятельное участие в составлении призыва к греческому правительству освободить из тюрем две тысячи политических заключенных.
На протяжении почти десяти лет писатель принимает активное и очень противоречивое участие в политике и общественной жизни – например, поддерживал лоялистов3 во время гражданской войны в Испании, в 1932 году вдруг объявил о своем обращении к коммунистической идеологии, а в 1937 году во втором из двух путевых очерков, написанных после рассеявшей его иллюзии поездки в Советский Союз, заявил о решительном разрыве с коммунизмом4.
С 1942 года и до конца Второй мировой войны А.Жид жил в Северной Африке, где написал повесть «Тезей» («Thesee», 1946), которая проникнута верой в способность человечества к самосовершенствованию и в значимость земного существования и которую Жид считал своим литературным завещанием…
А.Жид в Советском Союзе
Эгей, мой отец, был человеком достойным, таким как нужно. Я, надобно признать, подозреваю, что не был его родным сыном. По слухам, великий Посейдон явился причиной моего рождения. Если это правда, то мой переменчивый нрав имеет божественные истоки. Что же до женщин, то тут я никогда не мог остановиться. Эгей временами мешал мне. Но я признателен ему за опеку и за то, что он приучил Аттику поклоняться Афродите. Как горько, что моя роковая рассеянность стоила ему жизни: я забыл заменить траурные черные паруса победными белыми на корабле, на котором возвращался с Крита. Но нельзя же было помнить обо всем. Да и, по правде говоря, допросив себя с пристрастием, чего я никогда не делал по доброй воле, вряд ли осмелюсь я поклясться в том, что это, в самом деле, была забывчивость. Эгей не давал мне воли, скажу я вам, особенно когда, глотнув приворотных зелий колдуньи Медеи, находившей его, с чем он вполне соглашался, староватым для мужа, он пришел к дурацкой мысли обрести вторую молодость, сводя на нет мое будущее, тогда как каждому свой черед. Как бы то ни было, при виде черных парусов… я узнал, возвратившись в Афины, что он бросился в море.
Так и есть: я, в самом деле, совершил несколько всем известных подвигов. Я очистил землю от множества душегубов, разбойников и чудовищ, прошел там, где прежде даже первые храбрецы не показывались без дрожи, внес ясность в небесные дела, так что люди расправили плечи и меньше боялись неприятных неожиданностей.
Надобно признать, что в те времена страна имела вид неутешительный. Редкие поселения отделялись друг от друга обширными дикими пространствами, кое-где пересеченными далеко не безопасными дорогами. Дремучие леса, окруженные горами – так это было. В наиболее глухих местах хозяйничали разбойники, которые убивали и грабили путников или, по меньшей мере, захватывали их, требуя выкупа; и не было от них спасения. В добавление к разбойникам были еще хищные звери, были и неявные враги, так что когда неосторожность путника оборачивалась бедой, было непонятно, чьей жертвой он стал, а если то были чудовища, вроде Сфинкса или Горгоны, с которыми расправились Эдип или Беллерофонт, то человеческого они были происхождения или божественного. Божественным казалось все, что выглядело необъяснимым, и ужас распространялся на дела священные, а потому отвага и смелость представлялись безбожными. Первые и самые важные из побед, которые пришлось совершить человеку, были победы над богами.
Человек или бог – это всего лишь некто, владеющий оружием, его-то собственное оружие и нужно против него обратить, как сделал я сам с палицей Перифета, угрюмого великана из Эпидавра.
И зевсов перун, скажу я вам, рано или поздно будет обращен против него самого кем-нибудь из людей, как некогда Прометей проделал с огнем. Это об окончательных победах. Что же до женщин, силы и слабости моей, тут всякий раз приходится начинать заново. Я не успевал отделаться от одной, как попадал под чары другой, и не мог покорить никакую, не покорившись вначале сам. Пирифой был прав, когда говорил (почему же я его не слушал!), что главное – не отдаваться с потрохами какой-то одной, как случилось с Гераклом в объятиях Омфалы. Я не хотел и не мог остаться без женщин, потому и повторял себе, отправляясь на новые любовные подвиги: «Иди, но не останавливайся». Та, которая под предлогом защиты собиралась привязать меня к себе нитью тонкой, но нерастяжимой, и она тоже… Но говорить об этом еще не время.
