Димитрий Чураков - Победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов
Изъятие и передача на склады боекомплектов из дотов, танков, самолётов (многие склады, при этом, располагались слишком близко к границам, в результате уже в первые два дня они были подожжены авиацией противника или их пришлось взрывать самим отступающим советским частям).
Приказ изъять с погранзастав автоматическое оружие якобы для осмотра.
Полученное в самый канун нападения, 21 июня указание на просушку топливных баков самолётов.
Запрет на рассредоточение авиации округа и т. д.
Подобные странные приказы и распоряжения, увы, встречались в практике не только ЗапОВО. Последствия весьма трагичны – один из главных городов СССР Минск был захвачен уже 28 июня. Печальная участь постигла и командующего ЗапОВО Д. Г. Павлова. Его, как и некоторых других высших офицеров ЗапОВО расстреляли. Обвинение первоначально строили по статье 58 – «Измена Родине», но, в конце концов, приговор был вынесен по статьям «Халатность» и «Неисполнение должностных обязанностей».
Серьёзные просчёты допускали и некоторые партийные руководители. Так, в своём письме И. В. Сталину от 7 июля 1941 года член ВКП(б) с 1925 года С. Болотный сообщал о позорном поведении руководства Литовской ССР. «В день вероломного военного нападения фашистской Германии на нашу Родину, т. е. 22 июня с. г, – отмечается в документе, – правительство и ЦК КП (6) Литвы позорно и воровски бежали из Каунаса в неизвестном направлении, оставив страну и народ на произвол судьбы, не подумав об эвакуации гос. учреждений, не уничтожив важнейших государственных документов… Каунас, город небольшой, настороженное население видело караван транспорта правительственных автомашин, идущих на предельной скорости по направлению вокзала, нагруженных женщинами, детьми и чемоданами. Все это внесло деморализацию среди населения».
Чемоданные настроения охватили и некоторых лидеров УССР. Вот в каких резких тонах писал И. В. Сталин руководителю украинских коммунистов Н. С. Хрущёву 10 июля 1941 года: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100–150 км от противника, независимо от состояния фронта. Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство советской властью, расстроить тыл Красой Армии и создать, как в армии, так и среди населения, настроения обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу». Верховный главнокомандующий де-факто обвинял Хрущёва в паникёрстве. Не на эти ли упрёки запоздало отвечал Хрущёв на XX съезде, создавая смехотворный миф о сталинской прострации? Но личная трусость Хрущёва – это ещё, разумеется, не кризис советской системы.
Иногда фальсификаторы аргументируют «крах» советской власти в годы войны быстрой трансформацией политического режима. Это выражалось, в частности, в смене привычных для конца 1930-х годов методов управления. Вместо них происходил переход к новым, часто более демократическим. Признавая данную тенденцию, никак нельзя согласиться с оценками её характера. Здесь необходимо учитывать два обстоятельства общетеоретического и практического плана.
Во-первых, советская система в годы войны видоизменялась далеко не только под давлением протестных настроений в обществе. Сам по себе резкий переход от мира к войне привёл к серьёзным переменам настройки аппарата власти с учётом динамики обстановки. Во-вторых, изменения шли и в течение всех предшествующих десятилетий, начиная с 1917 года. Абсурдно настаивать на том, что в годы войны этот непрерывный процесс рихтовки государственного механизма нужно было заморозить. Наконец, не стоит забывать судьбу имперской России. Косность политических институтов в конечном итоге привела её к гибели. Следовательно, гибкость советской системы служит доказательством её устойчивости, а не кризиса.
Начавшаяся война поставила на повестку дня решение многих новых задач. Одной из них была реконструкция политической системы СССР. Планы по превращению страны в единый военный лагерь имелись ещё до её начала. Но жизнь вносила свои суровые коррективы в прежние намерения. Заниматься отладкой государственной машины приходилось в чрезвычайных условиях.
Под натиском превосходящих сил врага Красная Армия с боями отходила. Нарушались налаженные в предвоенный период каналы и рычаги управления, в том числе армией. Насущной потребностью было и изменение идеологических установок. Нужно было по-другому, с учётом военного времени выстраивать систему взаимоотношений власти и общества. Без прочной смычки и взаимного доверия между ними о победе можно было бы забыть. Предстояло объединить волю миллионов людей и направить её на достижение общей цели. Каждый советский человек – от солдата до генералиссимуса – должен был выполнить свою часть общей задачи. Только так можно было переломить хребет врагу, навязавшему нам войну, не виданную прежде по своим масштабам и бесчеловечности.
Ненаучно и аморально извращать и преувеличивать негативные факты в политической сфере военного времени. Произнося свой знаменитый тост «За русский народ» 24 мая 1945 г. в Кремле на приёме в честь командующих войсками Красной Армии, И. В. Сталин вспоминал: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины,
Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать Правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего Правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии». И доказательных возражений против этих слов не было и нет до сих пор…
* * *Процесс перевода государственной машины на военные рельсы был запущен в первые же часы войны. Некоторые мероприятия были продуманы заранее, другие – стали ответом на быстро меняющуюся ситуацию. Уже в первый день войны 22 июня Политбюро, а затем Президиумом Верхового Совета СССР принимаются четыре важных документа, определивших характер мобилизационных мероприятий. Это указы: № 95 «О мобилизации военнообязанных»; № 96 «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения», № 97 «О военном положении»; № 98 «Об утверждении Положения о военных трибуналах».
На следующий день, 23 июня Политбюро приняло постановление «О Ставке Главного Командования вооружённых сил Союза ССР». Оно было оперативно оформлено совместным закрытым постановлением СНК и ЦК ВКП(б). Таким образом Ставка Главнокомандования стала первым созданным в годы войны чрезвычайным органом. Это был орган, руководящий вооружёнными силами. Председателем Ставки был назначен Нарком обороны С. К. Тимошенко, а членами – И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, С. М. Будённый, Г. К. Жуков и Н. Г. Кузнецов.
Как видно, большинство «рядовых» членов ставки были по своему положению, а главное, авторитету в стране несоизмеримо выше её формального руководителя. Данное обстоятельство создавало ряд трудностей. Вероятно, это понимал и сам Тимошенко, который подписывался под исходящими из Ставки документами не как её Председатель, а расплывчатой формулой: «От Ставки Главного Командования Народный Комиссар Обороны С. Тимошенко».
Состав и даже название этого важного органа неоднократно трансформировались. Так, 10 июля, по официальной версии в связи с образованием Главных командований отдельных направлений (Северо-Западного, Западного и Юго-Западного), он был переименован в Ставку Верховного Командования. Тимошенко был заменён Сталиным, который стал Председателем Ставки. Тогда же в неё был введён Б. М. Шапошников, как очень скоро выяснилось – с дальним прицелом: 30 июля он возглавил Генштаб, сменив менее опытного в штабной текучке Г. К. Жукова. Чуть раньше, 19 июля 1941 года, Тимошенко лишился своего высокого поста. Вместо него НКО возглавит лично Сталин. 8 августа Иосиф Виссарионович стал Верховным Главнокомандующим. Соответственно Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. В итоге, организация управления армией приобрела свой законченный вид. Как подчёркивал в этой связи А. М. Василевский, в результате проведённых реорганизаций «значительно улучшилось руководство Вооружёнными Силами, их строительством и обеспечением».
Важную роль в переходе страны на военные рельсы сыграла упомянутая выше «Директива о мобилизации» от 29 июня 1941 года. По справедливому замечанию современных историков, в ней была сформулирована «основная программа действий по превращению страны в единый боевой лагерь». Директива предельно лаконично, но ёмко формулировала суть момента: «Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов».
