Ирина Василенко - Политология. Базовый курс
Вторым эшелоном модернизации называют страны Восточной Европы, Россию, Турцию и Японию (XVIII – середина XIX в.), где экономические и социальные условия были недостаточно зрелыми, поэтому решающую роль в модернизационных процессах сыграло государство. Сами преобразования часто провоцировались желанием догнать первый эшелон наиболее развитых государств Западной Европы и США.
Третий эшелон сформировали развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки (середина XIX – начало XX в.), главным образом колонии и полуколонии развитых западных держав, которые постепенно обрели политическую независимость в ходе модернизации.
Проблема соотношения универсального и национального в процессе модернизации
Соотношение универсального и национального в ходе политической модернизации уже много десятилетий вызывает оживленные научные дискуссии. Первые теоретики модернизации утверждали, что западная цивилизация универсальна и годится для всех стран и народов (В. С. Нейпол). Согласно таким представлениям, модернизация и экономическое развитие способствуют укреплению однородности различных обществ и порождают современную культуру, близкую к той, что существует на Западе. Пионеры модернизации всерьез рассчитывали на то, что переход от традиционного общества к современному в странах догоняющего развития будет идти по западным универсальным образцам, предписанным политическими реформаторами. Именно западная политическая культура и институты конституционной демократии выступали универсальным эталоном в сравнительных исследованиях стран догоняющего развития.
Между тем практика показала, что в транзитивных обществах традиционные культурные ценности нередко вступают в состояние резкой конфронтации с задачами политической модернизации. В результате возникает ценностный конфликт, который зачастую приводит к гражданской войне. Так, в конце прошлого века в Алжире, Египте, Судане, Тунисе, Пакистане в ответ на разрушение традиционного уклада и вторжение западных ценностей в процессе модернизации общество раскололось, и самозащитная ответная реакция ислама привела к пересмотру всей модели общественной организации.
Как свидетельствуют сравнительные исследования модернизирующихся обществ, в тех случаях, когда политические действия не санкционированы национальной культурой, не воспринимаются ею как свои, они могут спровоцировать мощное массовое движение протеста, стремление уничтожить неприятные политические инновации и вернуться к традиционным нормам жизни. Многие исследователи (А. С. Панарин, А. С. Ахиезер и др.) усматривают в этом проявление древнего социального механизма ликвидации всех дезорганизующих общество новшеств: богатство культуры содержит в себе и основу для массового возмущения против неоправданных новаций.
Взрыв этносепаратизма и религиозного фундаментализма во многом стал ответом на подобные «эксперименты» с традиционными обществами в процессе модернизации. Культурная агрессия Запада, пытавшегося искоренить национальные традиции в странах Востока, породила мощный процесс девестернизации. Мир заговорил о реисламизации Ближнего Востока, индуизации Индии, о «возврате в Азию» Китая и Японии. В исламской, конфуцианской, японской, буддистской, индуистской культурах почти не находят поддержки основополагающие западные идеи индивидуализма, неограниченной свободы, отделения церкви от государства, всеобщего равенства, прав человека, либерализма. Пропаганда подобных идей вызывает враждебную реакцию против «империализма прав человека» и приводит к укреплению исконных ценностей родной культуры. Современные социологические исследования показывают, что ценности, имеющие первостепенную важность на Западе, гораздо менее значимы в остальном мире.
Одним из первых привлек внимание исследователей к необходимости переоценки основных постулатов модернизации израильский ученый Шмуэль Айзенштадт (1923–2010). Это было сделано весьма своевременно, поскольку в конце ХХ в. стало очевидно, что многие страны Юго-Восточной Азии (Китай, Гонконг, Тайвань, Сингапур) начали развиваться не по европейским лекалам, а избрали путь реинтерпретации национальной традиции. В процессе модернизации они сделали вполне осознанный выбор в пользу национального, а не универсального.
Большинством стран Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) был принят курс на строительство «эпохи культуры» как феномена современной цивилизации, и этот путь принес им успех. Теория модернизации столкнулась с интересным парадоксом: чем более открытыми миру становились «азиатские драконы», тем большую роль в их политической культуре начинали играть традиционные конфуцианско-буддийские ценности, замещая собой «универсальные» модернизационные постулаты. Успешная практика модернизации с опорой на реинтерпретацию национальных традиций странами региона способствовала радикальному пересмотру основ самой модернизационной теории.
Цитата и интерпретация
С. Хантингтон был одним из первых западных исследователей, кто написал о преимуществах традиционализма в сфере модернизации: «Не только современные общества включают в себя многие традиционные элементы, но и традиционные общества, в свою очередь, нередко обладают такими чертами, которые обычно считаются современными. Традицию необходимо изучать. Кроме того, модернизация способна усиливать традицию»[37].
Постепенно основной проблемой теории неомодернизации стал поиск новых факторов, способных обеспечить динамику конструктивных политических действий в модернизационных процессах, что потребовало дальнейшего пересмотра постулатов. На смену дискредитировавшей себя концепции форсированной модернизации пришли идеи о защите, сохранении, возрождении и поддержке социокультурного разнообразия, о плюрализме укладов и образов жизни. Концепция неомодернизации наряду с идеей светской организации социальной жизни включает также признание значимости религии и мифологии в духовной сфере, уважение к харизме традиционного лидерства, почитание авторитетов старейшин в политике, использование идеи коллективистской сплоченности общества. Оказались полностью реабилитированы традиционные ценности родства, семьи, факторы значимости групповой идентификации и солидарности.
Таким образом, основой и движущей силой модернизационных процессов сегодня становится феномен национального, а не универсального. Если раньше модернизация интерпретировалась как решение, принятое образованной (зачастую вестернизованной) элитой и навязанное сопротивляющемуся населению, которое цепляется за традиционные ценности и уклад жизни, то сегодня речь идет о том, чтобы избежать наивного волюнтаризма в процессе политических преобразований. Практика реформ показала, что не все желаемое достижимо и зависит от простой политической воли. Кроме того, нельзя рассчитывать на эффективность модернизации, исходя исключительно из показателей экономического роста. Оказалось, что гораздо важнее сформировать новые ценности общества, которые не противоречили бы традиционным устоям, а развивали их в новом направлении.
Несмотря на разнообразие моделей неомодернизации, большинство из них сегодня направлено на поиск стабилизирующих факторов, которые помогли бы сохранению цивилизационной идентичности, развитию и укреплению традиций в условиях глобализации. Вполне обоснованным представляется также вывод о том, что глобализация усиливает культурный плюрализм в современном мире[38]. С этой точки зрения весьма интересным представляется сравнение результатов политической модернизации в Китае, Индии и России.
Модернизация в странах Востока
Китай одним из первых сделал выбор в пользу опоры на национальные традиции в процессах модернизации. Весьма показательна в этом отношении деятельность «Фонда Конфуция», общественной организации, которая занимается, в частности, исследованием роли конфуцианства для модернизации Китая. В числе его основных задач – адекватная современной эпохе реинтерпретация важнейших конфуцианских понятий.
Ученые «Фонда Конфуция» полагают, что новое конфуцианство вполне способно ответить на вызовы времени, так как оно развивает принципы уважения и автономности личности, конкуренции на здоровой основе. Конфуцианская этика настаивает не на правах человека, а на чувстве ответственности; при этом упор делается на единстве общества, поисках приемлемого для каждого человека места в социуме. Подобная поведенческая модель предполагает самосовершенствование человека, его духовное и психологическое самоограничение. Единство общественного мнения достигается не путем навязывания идеологических стереотипов, а в ходе длительного, постепенного согласования позиций, что способствует развитию в обществе духа сотрудничества.
