В. Гончаров - Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин: Микробиологическая шутка. Приключения в микромире. Том II
Но что особенно поразило врача, так это духота и влажность, наполнявшие воздух, и почти животная теплота почвы.
Первой мыслью его явилось предположение, что они занесены бурей на огнедышащую гору или, по крайней мере, на вулкан, который скоро начнет извергать лаву. Впрочем, других мыслей и не являлось. Слишком вероятным казалось первое предположение. Немного смущала лишь жирная влажность почвы, но, может быть, это вулканическая грязь? Может быть. Врач не знал, ибо не мог ничего различить даже у самого своего носа из-за абсолютной тьмы.
Так и не раскрыв истины, он заснул рядом со своим товарищем, на этот раз не нуждаясь ни в каких одеялах и подстилках…………………………
Крепко спит Николка. Еще крепче Скальпель. Но после столь тревожно протекшего дня их головы не свободны от сновидений. Оба они видят сны. Сон врача неинтересен, потому что действие в нем вращается исключительно вокруг медицины и бактериоскопического исследования. Другое дело — Николка. Его сон куда занятней!..
Будто он снова в училище. Вернулся из мира малых величин и спешит поделиться со своими товарищами пережитыми приключениями и приобретенными знаниями. Встречают его Сашка Вертинос, Миха Арциви и Вано Сванидзе — лучшие друзья, и встречают, надо сказать, необыкновенно странно: оглушительным ревом… Ничего не говорят, только ревут, приседая на корточки, подобно китайцам… Николка старается их перекричать — удивлен и недоумевает: больны ли они, или чего объелись? Спрашивает: в чем дело?
…Ревут… А Сашка Вертинос как прыгнет, да как цапнет Николку за ногу!.. Уронил на пол, волоком потащил в общую мастерскую… Так по полу прямо и тащит!.. Что тут поделаешь, когда от рева не слышно Николкиных слов?.. Хватается Николка руками за колеса, привода, станки; режет руки, начинает сердиться, ругается… — ничего не помогает… Кругом рев и смех: таскает Вертинос Николку за ногу, таскает, как бешеный…
— Ерунда! — соображает во сне Николка. — Паршивый сон. Нужно проснуться…
И просыпается…
Если во сне ему не было страшно, то явь заставляет дыбиться волосы.
Ревут не Сванидзе с Арциви да Вертиносом, ревет страшное, волосатое животное, которое зацепило когтистой лапой спящих приятелей за канат и теперь тащит по неровной почве, призывая кого-то пронзительно и дико… Еще ревет Скальпель, со сна ничего не понимая… Но его рев, как жалкий писк, тонет в резких густых тонах животного…
Не проснувшись, как следует, Николка соображает, что ночной гость нечаянно зацепил их лапою. Нет ему смысла связываться с существами, ростом не достигающими величины его когтя. Первым движением Николки было развязать на себе петлю каната, вторым — подняться и успокоить Скальпеля, вслед за ним отцепившегося от страшной лапы, но продолжающего валяться в стенаниях…
Животное, пробежав несколько шагов, вдруг резко повернулось, к чему-то прислушиваясь, и предстало перед друзьями во всей своей неземной прелести. Оно обладало громадным ростом, правда, меньше мухи и даже комара, однако вполне достаточным, чтобы внушить тихий ужас. Похожее на черепаху и на рака в то же время, оно имело черную бороду на белой коже, два членистых, беспокойно дергавшихся рога и шесть штук мохнатых лап, вооруженных саженными когтями. Из заостренной морды, окруженной синим сиянием, высовывался, наподобие жала, длинный твердый язык. Сияние бросало яркий свет на окрестности и на остолбеневших чужестранцев.
Первым пришел в себя Скальпель.
— Бежим!..
Напрасно. Надо было стоять. Теперь животное заметило их. Переваливаясь неуклюже и тяжело волоча грузный зад, оно пустилось вдогонку с тем же жалобным ревом на устах.
И беглецам, и преследователю бежать мешала саблеобразная растительность, низко склоненная к скользкой, жирной почве. Первых она заставляла то и дело пригибаться, второго — цепляться длинными когтями. Впрочем, у животного было преимущество: каждый его шаг равнялся десятку шагов приятелей. К тому же их ноги скользили, не имея твердой опоры. Николка мог бы еще удрать, но близорукий врач мало того, что беспрестанно падал без видимых причин, еще путался в канате, привязанном к его чреслам.
— Бегите, — наконец махнул он рукой, совершенно обессилев.
— Дудки! — отвечал Николка, подхватывая его под мышку.
— Бросьте меня! Спасайтесь! — умолял врач, чувствуя на плечах горячее дыхание преследователя.
…Животное пустилось вдогонку.Николка продолжал упорствовать, а когда увидел, что это бесполезно, остановился в отчаянной решимости, повернувшись к врачу лицом и приняв воинственную позу.
К его счастию, до драки дело не дошло. Животному оставалось сделать один единственный шаг, чтобы раздавить беглецов, — в это время… его самого раздавили… Будто небо обрушилось на его голову. Приятели покатились оглушенные и ослепленные вонючей жидкостью, брызнувшей из размозженного тела животного. Падая, они заметили, что «небо» имело бороздчатое строение и розовый цвет. Потом оно так же внезапно исчезло, как и появилось, оставив вместо себя кляксу на почве и лужу бурой крови.
Погасло синее сияние, снова спустилась тьма. Только равномерный гул да разрывы ручных гранат далеко под почвой показывали приятелям, что они не переселились в царство теней, а продолжают здравствовать, хотя и сильно контуженные.
…Будто небо обрушилось на голову животного.— Спать… Спать… — простонал Скальпель.
— Спать… Спать… — как эхо отозвался Николка. Сон — лучший целитель и душевных, и телесных ран.
7. — Скальпель благодушествует и немного недоумевает. — Встреча со спириллой открывает глаза на загадочный мир. — Николка подслушивает индукцию врача. — Врач ведет самостоятельное исследование и попадает в яму. — Приятели в сальном протоке. — Николка по милости врача становится людоедом. — Хозяин проснулся!.
Первым проснулся врач. Проснулся от острого чувства голода. Вообще же, как это ни странно, он чувствовал себя превосходно. Разве это не он с верным другом Николкой подвергался вчера неоднократно смертельным опасностям, падениям, сотрясениям, ушибам? Конечно, он; но как-то не верилось… Если бы все это происходило в миру больших величин, в нормальном миру, то от таких «американских» трюков несдобровать любой голове, — пускай даже голове наипремированного кинематографического трюкиста… А его голова положительно без одной шишки! То есть, никакого намека… Он бы дал ее на отсечение, если бы какой эксперт нашел на ней самые незначительные следы вчерашних переделок. Что эксперт?! Можно рискнуть на целый консилиум из профессуры всего мира! Пускай ищут! Ха-ха-ха!.. Вот что значит: обладать размерами существа невидимого!..
Скальпель пребывал в благодушнейшем настроении, с любовью поглаживая свою начинающую лысеть голову, с лукавым добродушием поглядывая на диковинный мир. Этот мир, между прочим, сильно смущал его в настоящую минуту. И было чем.
Не говоря о характере почвы и воздуха, о подземных звуках, никак не вмещавшихся в эрудицию Скальпеля, — и вся остальная обстановка была из ряда вон выходящей!..
Например, небо. Где это видано, чтобы небеса зияли четырехугольными провалами, через которые теперь снопами лился синий свет? А само строение их? Ведь они состоят из переплетенных между собой балок (?), эластичных и бесконечных, колеблющихся в такт подземному гулу! И простирается оно, небо, на высоте каких-нибудь десяти-пятнадцати сажен; а если прикинуть на глаз нормального человека, то самое большее на 1/20 часть сантиметра…
— Поразительно! Изумительно!..
От «небес» недоумевающий врач перевел глаза под ноги. И совсем растерялся…
Нет, это непостижимо!.. Неужели бесконечные падения отразились на его зрении? Или на мозгу? — в лобной части помещаются зрительные центры. Нет. Насколько помнится, лбом ему еще не приходилось преодолевать препятствий. Нужно думать, что зрительные центры в порядке… Вот задача!..
Почва состояла из прозрачных, как бы роговых, многогранных плит, плотно пригнанных друг к другу и обильно смазанных жиром; почти на каждую плиту приходилась одна бамбукообразная былинка, которая, если бы стояла прямо, превосходила бы врача своей длиной в три раза; но все былинки почти лежали на земле, точно ураган пронесся недавно и смял их.
— Ни-че-го не понимаю! — беспрестанно восклицал врач, бредя все дальше и дальше — к тому месту, где столь удачно обрушилось в свое время «небо»; и набрел наконец на раздавленное животное, плавающее в лужах собственной крови.
Новое зрелище породило новую растерянность.
— Ни-че-го не понимаю!..
И лишь когда Скальпель залез случайно в одну из кровавых луж и обнаружил в ней новое животное, похожее на безглавого удава, которое извивалось судорожно в предсмертной агонии, — только тогда внезапное просветление осенило его…
