Михаил Аникович - Повседневная жизнь охотников на мамонтов
Судя по находкам, основная жизнь на таких поселениях протекала в центральной части, около очагов. Ученые спорят до сих пор: был ли здесь наземный «длинный дом», — вроде тех, которые были открыты в Пушкарях и на Александровской стоянке? П. П. Ефименко, впервые раскопавший и изучивший в тридцатые годы один из жилых комплексов этого типа, не только верил в существование здесь «длинного дома», но и полагал, что его размеры были очень велики, включали в себя и краевые ямы, и землянки. Другие археологи считают это маловероятным и интерпретируют как строение лишь центральную часть овала, прилегающую к очагам. Третьи же допускают, что очаги в поселках такого типа горели под открытым небом.
В землянках очаги не горели: там люди обогревались горячим костным углем, рассыпанным по полу. Очевидно, сверху этот уголь покрывался шкурами. Спать на таких «грелках» было тепло даже в самую лютую стужу. Кстати, подобный прием хорошо известен опытным сибирским охотникам: готовясь к зимнему ночлегу, человек разворашивает догоревшее, но не остывшее кострище, покрывает его оленьей шкурой или куском брезента, — и ночлег готов! Конечно, маленькие и тесные землянки предназначались, главным образом, для сна в суровые зимние ночи. Однако в них и трудились: обрабатывали кость, изготавливали из нее орудия и поделки (об этом свидетельствуют находки на полу этих жилищ), вероятно, шили одежду. Читатель может удивиться: «Как так? Ведь там же стояла кромешная тьма!» Однако у людей эпохи верхнего палеолита были свои светильники: жировые лампы, сделанные из головок бедренных костей мамонта. Внутренняя, пористая часть такой головки пропитывалась жиром и зажигалась. Лампы указанного типа — правда, не костяные, а каменные или керамические, известны у северных народов, например у эскимосов.
Вот как описываются такие полуземлянки в романе «Тропа длиною в жизнь»:
...Магу словно прорвало! Он рассказывал о своем родном стойбище, о том, какие храбрые и умелые их мужчины, — сыновья Тигрольва. А его отец и старшие братья, — самые храбрые; отец — лучший охотник их Рода. Им даже Ледяные Лисицы завидуют: у тех-то нет такого охотника! И жилища сыновья Тигрольва делают по-другому: они и просторнее, и зимой теплее...
— Сперва такую большую-большую яму выроют, — костяными мотыгами, вроде ваших. Потом пол заровняют, стены плетняком укрепят, — знаешь? — из прутьев. И шкурами. А кровлю мы не только из жердей делаем, как вы; мы ее мамонтовыми костями укрепляем! Если кто один живет, или вдвоем, — так он вообще, — поглубже зароется, а сверху бивнями перекроет яму. Ну, и шкуры, конечно. Мы и на пол шкуры кладем, а под них зимой уголь рассыплем, — и тепло-тепло! Не то, что у вас...
Сказал — и осекся. Тоже мне, — хорош мужчина, сын Тигрольва! Хозяйский кров порочить!..
А вот отрывок из воспоминаний героя романа о своем раннем детстве:
Ночь. Конец осени или, быть может, уже зима: холодно. Но это там, снаружи, а здесь, в самой глубине жилища, в мешке из шкур уютно и тепло. Тепло исходит от пола: под шкурами рассыпаны горячие угли. И материнский голос напевает тихо-тихо, так, что слышно только ему:
Олла-олла, элла-ла,
Я тебя с собой взяла
На небесный на лужок...
Неподалеку о чем-то бубнят две главные матери: старшие жены отца. Наверное, шьют одежду; может, украшения нанизывают. У добродушной Силуты это ловко получается, он любит смотреть, как под ее тонкими пальцами, вооруженными маленьким кремневым резчикам, возникают из бивневой пластины малюсенькие бусины, как постепенно наполняется замшевый мешочек Она, бывало, встряхнет мешочек, улыбнется притихшему рядом малышу и спросит: «Ну что, Лисенок, как думаешь, — тебе на рубашку хватит?» И он, обрадованный ласке, кивает, кивает изо всех сил, и тоже улыбается в ответ...
— Эй, ты, вой потише! Из-за тебя я и саму себя не слышу!
Он, почти уснувший, вздрагивает от визгливого голоса. Койра! Главная жена отца. Ненавистная...
Материнское лицо склоняется совсем низко, но пение продолжается. Не пение, — почти шепот, обволакивает его, возвращает в сон...
На небесный луг вдвоем
Мы с тобой тогда уйдем...
Свернувшись лисенком, он спит, он уже там, среди звездных следков пробирается к небесной тропе, ведущей в Верхний Мир. Он спит. Он не слышит, не хочет слышать...
В верхнем культурном слое стоянки Костенки 1, где был впервые открыт жилой комплекс костенковско-авдеевского типа, обнаружено еще несколько таких сложных объектов. Еще, по меньшей мере, два подобных комплекса найдено на стоянке Авдеево под Курском. Известны такие сооружения и на Зарайской стоянке под Москвой — кстати, той самой, что была родным стойбищем главного героя романа «Тропа длиною в жизнь». Однако там они расположены не рядом, а одно над другим, более древним. Таким образом, это были крупные, сложно организованные, долговременные поселения, существовавшие, вероятно, не один десяток лет. Их радиоуглеродный возраст приблизительно 23—21 тысячи лет назад.
Исследователь Зарайской палеолитической стоянки, московский археолог X. А. Амирханов, ныне доказал, что люди виллендорфско-костенковской культуры, пришедшие на берега Осетра (приток Оки) около 22 тысяч лет назад, затем не покидали этих мест в течение тысячелетий. В верхнем культурном слое Зарайской стоянки, датированном по радиоуглероду в пределах 17—16 тысяч лет назад, находят те же формы орудий и украшений, что в самом нижнем.
А вот в бассейнах Среднего Дона, Днепра и Десны ситуация была иной. Около 20 тысяч лет назад здесь, в центре Русской равнины, вновь произошла резкая смена культурных традиций, в том числе и традиций домостроительства. По-видимому, это связано с при
ходом сюда нового населения. Однако мамонт играл в жизни пришельцев не меньшую роль, чем у их предшественников.
Жилища и поселки аносовско-мезинского типа
Жилища нового типа, появившиеся на Русской равнине около 20 тысяч лет назад, также сооружались из крупных костей мамонта. Это округлые наземные дома, от 6 до 9 метров в диаметре. Их развалины, расчищенные археологами в раскопах, представляют собой нагромождения сотен целых костей: трубчатых, тазовых, лопаток, черепов, нижних челюстей и проч. Эти кости, использованные на строительство дома, принадлежали десяткам особей мамонтов. Все они располагались в определенном порядке, симметрично, а порой даже удивительно красиво. Особенно впечатляют «елочки», выложенные из нижних челюстей мамонтов, поставленных одна на другую, зубами вниз.
Такие жилища обычно окружались несколькими ямами-кладовыми, в которые также складывали крупные кости мамонта. Конструкции настолько выразительны, что на трех памятниках (Костенки 11 на Среднем Дону, Юдиново в Брянской области, Добраничивка на Украине) их решено было сохранять в расчищенном виде в специальных павильонах-музеях. А в Зоологическом музее г. Киева ныне выставлены реконструкции двух таких домов, найденных на Мезинской стоянке. Они выполнены в натуральную величину из реставрированных костей.
Жилища располагались на поселениях в определенном порядке: обычно по кругу, в пределах которого люди занимались своими повседневными делами — кололи кремень, изготавливали из него орудия, разводили в очагах огонь, готовили пищу и т. д. Поселки такого типа существовали в приледниковой зоне Восточной Европы приблизительно до 14 тысяч лет назад. Они исчезли вместе с исчезновением мамонта, охота на которого являлась поистине основой жизни этого населения. Мамонт обеспечивал людям все: и пищу, и сырье, и строительный материал, и топливо.
Палеолитическая рок-группа «Мезин»?
Археологов давно приводит в смущение одна особенность жилищ аносовско-мезинского типа: их удивительно «чистый» пол! В отличие от иных жилищ, пол которых весьма и весьма насыщен культурными остатками, здесь, в пределах кольцевого нагромождения крупных костей, находок сравнительно немного. Быть может, люди, сооружавшие такие дома, были очень опрятными? Или... может, это совсем не жилье, или «не вполне» жилье?..
Подобные предположения действительно высказывались, хотя сегодня они не разделяются подавляющим большинством специалистов. Так, по мнению украинского археолога Н. Л. Корниец, посвятившей много лет раскопкам стоянки Межирич, описанные скопления костей являлись не бытовыми, а культовыми конструкциями. Они никогда не имели ни стен, ни кровли — так и были положены кучей на землю. Действительно, этнографам хорошо известно эскимосское святилище из черепов и челюстных костей гренландского кита на острове Ыттыгран (пролив Сенявина) — так называемая «Китовая аллея». Но сооружение это уникально и ни в малейшей степени не похоже на округлые скопления мамонтовых костей на палеолитических стоянках. Кроме того, и в эскимосской культуре китовые кости широко использовались при сооружении жилищ, могил, ям для хранения мяса и проч.
