Алека Вольских - Мила Рудик и руины Харакса
Мила поспешно покачала головой.
— Легкомыслия? Нет, он не был…
Глаза Сократа Суховского потемнели от гнева.
— Он был! — категорично воскликнул он, не давая Миле продолжить. — Он был беспечен! Ему не стоило растрачивать себя на пустяки. За это он и поплатился.
Мила нахмурилась и уже открыла рот, чтобы возразить, но господин Суховский не дал ей вставить и слова, как будто не мог остановить накопившегося негодования.
— Ему нужно было отказаться от Соревнований, потому что это пустая трата времени и сил. Гарика и без этих глупых затей ожидало блестящее будущее, — продолжал он; его громкий голос словно рвал воздух на клочки, эхом отскакивая от стен особняка. — По окончании Думгрота я устроил бы его в Верхние Палаты. С его умом и талантами он достиг бы больших высот в правительстве. Но глупому мальчишке нужно было рискнуть всем! — С яростью он ударил тростью о землю. — Безответственный, сумасбродный юнец!
Каждое произнесенное слово Сократа Суховского разрывало грудь Милы. Несправедливость этих обвинений казалась ей очевидной. Она знала, что Гарик не заслужил таких слов. От обиды за него к ее глазам подступили горячие слезы.
— Как вы можете? — яростным шепотом произнесла она, хмуро глядя на приемного отца Гарика. — Он ведь умер! А вы говорите о том, что не имеет уже никакого значения!
Господин Суховский посмотрел на Милу с недоумением, словно не ожидал, что она осмелится возразить ему.
Мила сделала судорожный вдох, сдерживая слезы, готовые прорваться наружу.
— Он всегда верил, что вы любите его, несмотря на вашу черствость, — с упреком в голосе сказала она, не отрывая упрямого, обвинительного взгляда от воскового лица человека напротив. Она уже не шептала, ее голос звенел, но Мила не обращала на это никакого внимания. — Но теперь я вижу, что он ошибался. Вы не любите его и никогда не любили! Даже сейчас, когда он умер, вы только ругаете его — и ничего больше! Он был лучше вас! Лучше меня! Он…
Недоумение на лице Сократа Суховского сменилось растерянностью, маска чопорности словно слетела с него в этот момент, но Мила больше не могла смотреть на него и находиться здесь, в окружении этих стен, где все напоминало ей о Гарике, она тоже не могла. Резко развернувшись, она почти бегом устремилась прочь. Ей казалось, как только она покинет Северных Грифонов, из нее потоком хлынут слезы, но, когда особняк остался позади, Мила обнаружила, что глаза у нее сухие. Наверное, заплачь она, и сразу стало бы легче. Но плакать по-прежнему не получалось.
* * *На следующий день Мила в очередной раз вместо обеда пошла в Думгротский парк, чтобы побыть в одиночестве. После испытаний в руинах Харакса она еще ни разу не обедала в Дубовом зале. Мила не могла слышать смех, смотреть, как оживленно общаются между собой думгротцы, видеть, что жизнь продолжается… но уже без Гарика. Друзья не навязывали ей свою компанию, наверное, интуитивно чувствуя, что так будет правильно. Но не в этот день.
В парке было безлюдно; обед только начался и время прогулок еще не подошло. Мила присела на одну из скамеек в аллее Тридцати Трех Богатырей. В кронах деревьев, порхая с ветки на ветку и радуясь приходу весны, щебетали птицы. Мила завидовала им — ей эта весна была не в радость.
В этот момент рядом со скамейкой возникли ее друзья — Мила даже не заметила, как они подошли. Белка села с одной стороны, Ромка — с другой.
— Почему не на обеде? — спросила их Мила.
Ромка скривился, будто у него случился приступ тошноты.
— Веришь, вообще нет аппетита.
— Не верю, — негромко сказала Мила.
Ромка промолчал, а Белка вздохнула. Около минуты они просто сидели рядом, потом Ромка повернулся к Миле и решительно спросил:
— Расскажешь? — И пояснил: — Ну… про Многолика.
Мила понимала, что они хотят узнать, как все было там, в руинах Харакса, — узнать от нее, а не из слухов, которые ходили по Думгроту последние несколько дней. Однако, несмотря на это, первым порывом было отрицательно покачать головой. Остановила ее внезапная мысль, что, как бы тяжело ей ни было говорить об этом сейчас, но есть нечто такое, что Ромка имеет право знать.
— Да, ты прав. — Она подняла глаза на друга. — Я должна тебе кое-что рассказать.
Ромка подозрительно нахмурился.
Сначала Мила коротко пересказала, что происходило во время испытания в руинах Харакса, после чего поведала друзьям о встрече с Многоликом в городе из черного камня, о новых силах, которыми одарили его осколки чужих миров, разбросанные по руинам Харакса, и о том, как Многолик устроил их с Милой встречу, внушив Ромке отказаться от Соревнований.
Когда она закончила, Лапшин был мрачнее тучи. Облокотившись о колени, он угрюмо смотрел на сцепленные в замок руки.
— И что теперь будет? — спросила Белка; в ее глазах стояла тревога.
Мила вздохнула.
— Я рассказала о новых способностях Многолика и профессору Безродному, и Велемиру. И о том, как Многолик хочет мою Метку, и о том, что он как-то связан с Некропулосом. Профессор Безродный говорил, нужно отправить в руины Харакса отряд боевых магов — найти Многолика. Велемир согласился, но сказал, сначала нужно принять меры, чтобы защитить жителей Троллинбурга.
— Надеюсь, они что-нибудь придумают, — слабым голосом пробормотала Белка; она была потрясена рассказом Милы. — Это ведь ужасно, когда у тебя в голове чужие мысли.
— Особенно, если ты принимаешь их за свои, — добавил Ромка, задумчиво глядя в одну точку.
— Но… — Белка беспокойно заерзала на скамейке, — если Многолик может внушать свои мысли другим, то… страшно представить, скольких людей в Троллинбурге он может заставить делать все, что ему нужно.
Мила покачала головой.
— Я думаю, — сказала она, — он этого не может. Он внушает мысли, а не подчиняет своей воле. И, мне кажется, ему не под силу внушать сразу многим людям — мы бы это заметили.
— Но у него ведь появились и другие способности, о которых мы даже не знаем, — пробормотала Белка. — Что же будет?!
Мила снова покачала головой — она не могла думать о таких вещах, не сейчас.
— Я не знаю, Белка. Не знаю.
Какое-то время они молчали. Мила слушала непрекращающийся птичий щебет и думала о том, почему ей совсем не страшно. Либо Белка лучше нее осознала угрозу, исходящую теперь от Многолика, либо внутри Милы просто что-то сломалось, отчего страх внезапно стал для нее совершенно чуждым ощущением.
— Выходит, — глухо произнес вдруг Ромка, — я тебя подставил. И Гарик бы не умер, если бы ты не пришла в руины Харакса. Если бы вместо тебя был я.
Мила нахмурилась, поднимая глаза на друга.
— Ты не виноват, Ромка. Многолик ведь внушал тебе. Ты же не мог…
Мила не договорила — слова застряли в горле. Она хотела сказать, что Ромка не мог сопротивляться внушению Многолика — Гарик ведь не смог, когда вошел в фонтан. Произнести это вслух было выше ее сил, язык и губы словно онемели.
— Я должен был сопротивляться, — со злостью сказал Ромка; и злился он не только на Многолика, но и на себя.
— Ромка…
— Должен был!
Лапшин вдруг резко встал со скамьи и, засунув руки в карманы, пошел по аллее в сторону Думгрота. Мила с Белкой тоже поднялись, Мила даже сделала несколько шагов, думая, что нужно догнать его, но потом остановилась.
Она смотрела на ссутулившуюся спину своего друга — Лапшин шел, опустив плечи и глядя себе под ноги, — и понимала, что он сейчас чувствует. Ромка винил себя, потому что знал — поступи он по-другому, и ничего бы этого не было; Гарик был бы жив. Она должна была объяснить ему, что его вины ни в чем нет, но понимала, что сейчас это бесполезно: Ромка слишком зол на себя — он просто не станет ее слушать.
— Я объясню ему, — вслух сказала она. — Потом, когда с ним уже можно будет об этом поговорить.
Белка подошла к Миле и, посмотрев вслед Ромке, лишь тяжело вздохнула.
* * *На последних уроках Ромки не было. Мила беспокоилась за друга, и это беспокойство странным образом оттесняло ее боль.
Когда профессор Лучезарный отпустил их с последней пары, Мила и Белка вышли из класса последними. Направляясь по коридору к лестнице, они обсуждали, где сейчас может быть Лапшин. Белка предположила, что из Думгротского парка он направился прямиком в Львиный зев — в отсутствии остальных меченосцев собственная комната может быть лучшим местом для того, кто хочет побыть один. Мила молча согласилась. На ходу она заметила, что дверь в кабинет боевой магии, который находился дальше по коридору, открыта настежь. В сознании промелькнуло смутное желание зайти к профессору Безродному, но Мила подавила его — как бы много для нее ни значила поддержка Гурия Безродного, сейчас он помочь ей не сможет.
Выйдя на лестничную площадку, Мила лицом к лицу встретилась с Лютовым. Их взгляды скрестились. Мила не видела его все эти дни после возвращения из руин Харакса, она не знала, чего ждала сейчас. Стыда? Чувства вины? Очевидно, что нет — только не от Лютова. Да и не было на его лице ничего подобного. Он смотрел на нее своими черными глазами невозмутимо, даже с вызовом.
