Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
— Подрезать пора, — она провела пальцем по моей шее. Я невольно дёрнулся, Танька повторила жест и хихикнула. Я недовольно спросил:
— Подрезать что? Шею мне?
— Дурак, — резко сказала она, но тут же погладила меня по плечу: — Извини, я не подумала. Тебе правда надо постричься, хотя бы подкоротить… — она запустила пальцы в мои волосы, довольно безжалостно подёргала.
— Ну пусти, — пробормотал я, не пытаясь освободиться. Она вместо этого рывком притянула меня к себе…
…Губы Танюшки были солоноватыми от высохшей на них морской воды. Горячими и живыми. Глаза блестели шалой зеленью, и в них отражалось моё лицо с такими же безумными глазами. Мы оба хорошо знали, чем кончится эта игра с поцелуями — и оба не очень торопились.
В таким мгновения казалось, что они — навсегда.
Игорь Шевчук
Шумит река времён,
И ночь идёт к концу,
И дым пустых надежд
Струится по лицу.
Я по цветам иду
На дальний свет звезды,
Где были мы с тобой,
Где только я — и ты!
Ты — моя судьба!
А за стеной обрыв,
И только ветра свист,
И кто сказал, что мы
Сошлись и разошлись?!
И знаю точно я,
Что сбудутся мечты!
Где были мы с тобой,
Где только я — и ты!
Ты — моя судьба!
Я люблю тебя!
Я тебя никому никогда не отдам,
Я тебя пронесу по горящим мостам,
По снегам, небесам, по зелёным лугам!
Я тебя никому не отдам!
Я тебя никому никогда не отдам,
Нас не сможет согнуть никакая беда,
Не разнимут враги, не состарят года!
Я тебя никому не отдам!
— А Саню ты зря отпустил, — сказала Танюшка.
Она сидела у меня сзади на пояснице и делала массаж. Приятно было — жуть. А вот разговор мне не слишком нравился. Я уже почти совсем собрался промолчать, но не удержался:
— Я никого не неволю, Тань, оставаться со мной. Но те, кто остаётся, должны выполнять мои приказы. Саня захотел уйти — это его дело.
— И всё-таки это неправильно, — упрямо сказала она. — Когда Север пойдёт в предварительную разведку?
— Завтра, — буркнул я, уже предвидя её просьбу.
— Олег, скажи ему, чтобы он поискал Саню. И предложи ему вернуться, а?
* * *Было ещё совсем темно, когда Север меня растолкал. Зевая и тряся головой, я поднялся, прошёл к выходу. Андрюшка Соколов, стоя уже снаружи, перетягивал ремень.
— Возьми ещё кого-нибудь, — предложил я. — Вдвоём — мало ли всё-таки…
— Быстрей обернёмся, — отмахнулся Север, одёргивая свою "вечную" кожанку. Зевнул, прилязгнул сильными челюстями, засмеялся: — Нет тут никого, Олег. Не могли же они из воздуха появиться?
— Ладно… Если встретишь Саню с его олухами — заверни их, договоримся как-нибудь, — вспомнил я. Север, помедлив, хлопнул меня по плечу:
— Это ты правильно… Постараюсь их найти.
— Ну ты всё-таки разведку веди, а не Саню ищи, — спохватился я. Игорь кивнул:
— Ладно, ладно… Скажи Кристинке… — он махнул рукой: — А, ладно. Вернусь — сам всё скажу… Андрей, готов?
— Готов, — буркнул Соколов, тоже зевая и расчёсывая пятернёй волосы.
— Ну и пошли, — Север первым зашагал вниз пружинистым шагом — и растаял в смешанной с ранним туманом предутренней тьме.
Я ещё какое-то время смотрел ему вслед, зевая и ёжась. Потом окликнул часового — Игорь Мордвинцев отозвался коротким свистком — и пошёл досыпать.
* * *К вечеру отмахали километров двадцать — вверх, вниз, с вершин холмов внимательно осматривая окрестности. В конце концов Андрей махнул рукой и объявил:
— Всё, хватит на сегодня. Нет тут никого.
— Да, пожалуй, — согласился Игорь, ослабил пояс и перевязь. — Давай вон туда, в лощинку, спустимся. Там костёр не будет видно.
— Трепещешь? — фыркнул Андрей.
— Да так, — улыбнулся Игорь, — на всякий случай.
— Вообще-то правильно, — согласился Андрей и, подфутболив носком мягкого сапога камешек, огорчённо сказал: — Я думал — чего найдём, поэтому и вызвался… Так бы я фик от Ленки ушёл, — он толкнул локтем Севера. — Знаешь, как с ней трахаться здорово?
Север хмыкнул. Он, конечно, спал с Кристиной и мысленно согласился с другом, но, будучи более сдержанным и воспитанным, тему не поддержал. Что, впрочем, не мешало Андрею её развивать:
— …а когда она первый раз мне в зад предложила, я прямо офигел, у меня даже не вставало сперва…
Мальчишки, спустившись на дно ложбины, обогнули росшие там понизу кусты — и…
…Первые негры стояли метрах в пяти от них — стояли и прислушивались, а дальше их были ещё десятки. По всему дну ложбины. Две или три секунды мальчишки смотрели на негров. Те тоже не двигались — очевидно, ожидая, что сейчас из-за кустов появятся ещё белые. Потом Север истошно вскрикнул и, молниеносным движением метнув нож, увязший точно в горле у первого негра, толкнул Андрея плечом назад:
— Бежим!
Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты — там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!
— Беги один! — крикнул Север. — Туда беги! — он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. — Беги, я их задержу!
— Я тебя не брошу! — крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:
— Дурак! Наши же думают — тут никого! Беги же, всех погубишь!
И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом — повернулся и побежал. Сразу — изо всех сил.
Так, тут — всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон — ближе, ближе — лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто — вот и хорошо…
Всё? Кажется — всё. Значит, вот как это… А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?
"Прощай, Кристина," — подумал он, выхватывая шпагу и дагу — они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие "восьмёрки".
Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни — когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.
И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо…
…Его убили только через полчаса, брошенными в спину толлами — после того, как отчаялись свалить в рукопашной.
Игорь Басаргин
Каждому хочется жить. Но бывает, поверь —
Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.
В безднах души просыпается зверь.
Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.
Гибель стояла в бою у тебя за плечом.
Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.
Что нам до смерти, коль служит порукою честь —
Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!
Что нам до ада и мук, если есть
Ради кого принимать даже адские муки?
Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём —
Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.
Кончится бой — и тогда только время найдёшь
Каждому голосу жизни, как чуду, дивиться.
Тихо баюкает дерево дождь…
Звонко поёт, окликая подругу, синица…
Вешнее солнце капель пробудило лучом…
Павших друзей помяни — и живи.
И не плачь ни о чём.
Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать — их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.
Убитого белого оставили там, где он упал — около большого дерева, к которому он хотел, но не успел прижаться спиной: в ней сейчас торчали пять толл. Упал он только после пятой, последней. Кто-то принёс и бросил рядом левую руку белого с зажатым в ней кинжалом — её удачно отрубили ещё в середине схватки. Выдернуть чёрную от крови шпагу из правой руки не удалось вообще.
Отталкивая друг друга, сопя и скрежеща гортанно, негры отрубили убитому голову и насадили её на грубо оструганный кол. открытыми глазами, из которых уже ушла жизнь, Игорь Северцев по прозвищу Север смотрел на то, как, то и дело схватываясь, негры делили его тело, тут же пожирая сырые куски мяса. Потом вставили шпагу, отрубив на державшей её руке пальцы, в расщелину камня и начали ломать, сгибая клинок в дугу, но он каждый раз распрямлялся с коротким злым гулом.
Навалившись втроём, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из негров, и тот, захлёбываясь кровью, покатился на дно оврага…
