Вольфганг Колльберг - Хранители жемчужного жезла
Святое место Ситуры
Они осторожно открыли глаза и, щурясь, сняли очки. В нежном белом свечении, казалось, растворялось пространство. Смертельная жара здесь не чувствовалась. Туман освежал их разгоряченную и иссушенную кожу, которая, как губка, впитывала нежданную влагу. Путники осторожно огляделись и увидели источник необычного света.
— Это Священное дерево Ситуры, — благоговейно прошептал Клининг и, склонив голову, пробормотал священную формулу: — ANAJA SULAMA… SANGANAJA SULAMA… SANGANAJA SULAMA. — И погрузился в глубокий транс.
Лишь приглядевшись, Олли понял, что Дерево горит: его ствол и ветви были охвачены пламенем такой белизны и чистоты, какого он никогда еще не видел. От огня исходил свет, который, казалось, растворял и выступы пространства, и любую недобрую мысль. Оливер не мог отвести взгляд. Пламя завораживало его.
— А где же Тала? — услышал мальчик свой голос, хотя знал, что вслух ничего не произнес.
Пылающее Дерево ответило (это был не голос, а скорее мысль, звучащая в сознании):
— Тала ушел.
— Куда?
— Тала решился! Его душа идет путем всех душ. — Мальчик слышал, как мысль, переданная Деревом, вибрирует в его душе, облекаясь в слова.
— Что это значит? Каким путем? Почему душа? Где он? Нам надо обязательно поговорить с ним.
— Слишком много вопросов. Слишком много ответов. К чему ты стремишься? Ты Ищущий?
— Ну да, я ищу… То есть мы ищем… Мы ищем Талу.
— К чему ты стремишься?
— Стремлюсь? — Олли был озадачен. — А к чему я должен стремиться?
— Ты ни к чему не стремишься?
— Да нет, как же… — Мальчик задумался. — Каждый ведь стремится к чему-нибудь.
— Ты так думаешь? — спросило Дерево.
Олли задумчиво кивнул, но промолчал.
— А ты? К чему стремишься ты? — прозвучало в сознании мальчика.
— Ну, видимо, к тому же, к чему и все… Жить в согласии со всеми.
— Как ты себе это представляешь? — мягко спросило Дерево.
— Как… Как полную, абсолютную гармонию, — мальчик улыбнулся, найдя подходящее слово. — Да, именно гармонию.
— Гармонию? Но как ты к этому пришел?
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь? Это же так просто. Никто никому не делает зла, и все уважают друг друга… Во всем мире. Это действительно очень просто. Ведь это и называется гармонией, или нет?
— Ты умен.
— Да это же каждому ребенку известно, для этого много ума не надо…
— Пожалуй, ты прав. Это не совсем ум, голый интеллект понять такое не способен. И все-таки ты удивительный человек.
— Обыкновенный. Не будешь ли ты так любезно и не скажешь ли нам, где же Тала?
— Охотно, мой мальчик.
И Священное дерево Ситуры сообщило, что Тала, несколько столетий медитировавший в его пылающих ветвях, недавно убедился в том, что добился, наконец, великого и всеобъемлющего Просветления Суламы. Священное дерево предупреждало Талу, что он еще не достиг окончательного Просветления, но тот слишком рано вышел из Пламени, страстно желая воспользоваться мудростью своего Просветления.
— А надо знать, мой мальчик, что всеобъемлющая мудрость, к которой приходят путем великого Просветления Суламы, — это то, что люди называет стремлением к гармонии. Вот почему твой ответ удивил меня. Просветление Суламы означает, что все подчинено гармонии. Философия и политика, религия и закон, свобода и чувство ответственности, спокойствие и любовь, — все это лишь вспомогательные средства для достижения полнейшей гармонии. Всякая счастливая жизнь базируется на гармоничном порядке вещей, иначе ей угрожают хаос и развал. Это относится к жизни каждого индивидуума и всего Космоса.
— Это логично, — искренне кивнул Олли.
— Вот и я так считаю. — И Дерево продолжало: — Но великий волшебник и магистр Туландероны ожидал интеллектуального откровения и поэтому был безмерно разочарован. Он сетовал, что ради такой простой мысли решился на долгий путь страданий. Скорбя об этом, он не захотел больше возвращаться в этот мир и выбрал безболезненный переход в Священном пламени Ситуры, чтобы пройти путем всех душ и когда-нибудь где-нибудь все начать сначала… Жаль только, что, поторопившись выйти из Священного пламени, Тала не постиг главного: Просветление — не отвлеченное знание о стремлении к гармонии, а мудрость, позволяющая жить и действовать так, словно это знание — суть тебя самого. Это ведь нечто иное, не так ли, мой мальчик? — мягко спросило Дерево.
Олли кивнул:
— И я так считаю.
— Но ведь это так просто понять… Или нет?
Очень легко и тихо, почти незаметно этот вопрос коснулся сознания мальчика.
— Верно! Но не могло бы ты говорить погромче? Приходится вслушиваться.
— Да, надо вслушиваться. Ты ведь, кажется, это и делаешь, — голос Дерева зазвучал немного громче.
— Я хотел бы все… понять.
— Это мудрость Просветления… — Дерево на несколько мгновений замолчало. — Ну да ты же не желаешь быть Просветленным? — Олли мог поклясться, что оно улыбнулось.
— Для этого я еще слишком молод!
Казалось, Дерево рассмеялось: Пламя вспыхнуло ярче.
— Почему ты смеешься? — удивился мальчик.
— Радуюсь. Оставайся таким, каков ты есть, мой мальчик.
— Не могу же я остаться ребенком!
— Но и совсем взрослым становиться не надо.
— Почему?
— Слушай, тогда узнаешь.
— Не понимаю…
— Придет время — поймешь.
— Одного я не понимаю, Дерево. Зачем Тала должен был так долго бороться за Просветление? Бедный… И все же он его не достиг?
— Длительность борьбы за Просветление зависит от структуры каждого. Живые существа — неважно, духи, феи или люди — как правило, слишком замысловато рассуждают. Кроме того, их мысли часто замутнены или, по крайней мере, испытывают влияние посторонних воздействий — инертности, предубеждения, стремления к власти, тщеславия, жадности, животных инстинктов. А человек знающий нередко попадает в ловушки собственного интеллекта. Многие используют знания и выводы других. Всюду и везде есть самозванные мудрецы. Ты ведь человек? Как бы тебе объяснить… Ну, это как в супермаркете: все идеи, неважно, хорошие или плохие, в красивой упаковке подаются как банальная житейская мудрость. Каждый может выбирать из этого ассортимента на свой вкус (по крайней мере, так ему кажется). Пользуются тем, что придумано до них, не желая трудить ум и душу. Ты следуешь за моей мыслью?
— Да, я уже об этом думал. Хм… Получается, если думать самому… никто не должен здесь сидеть много сотен лет?
— Можно сказать и так.
— Значит, достаточно лишь всегда думать самому? Трудить ум и душу?
— Ты хорошо слушаешь.
— И мы, люди, можем стать Просветленными?
— В любой день.
— И я не должен годами медитировать в твоих ветвях, если захочу стать Просветленным?
— Никто не должен.
— Ой! Значит, прежде чем сделать что-то, мне надо только хорошенько подумать, правильно это или нет?
— Верно.
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— И это может каждый?
— Каждый. Это намного… дешевле обходится.
— Что ты имеешь в виду?
Пламя Священного дерева вспыхнуло ярче.
— Меня всегда удивляло, что живые существа, наделенные способностью мыслить, в большинстве случаев добровольно, как бы лучше выразиться… платят в кассу жизни слишком высокую цену за результаты чужих размышлений.
— Я вроде понимаю и не понимаю тебя.
— Вспомни своего дядю Юпа.
— Откуда ты про него знаешь?! И какое отношение он имеет к кассе жизни? Он ведь всего лишь оплачивает свой шнапс в пивной… Ну да, дядя ведь не думает… Ой, понял! — Щеки Олли раскраснелись от волнения. — Ты имеешь в виду, что, если бы он хорошенько подумал, то, возможно, понял бы, что выпивка не самое лучшее, на что стоит тратить деньги, и нашел бы себе занятие получше?
— Для начала неплохо. Ты уже закончил думать?
— Нет, постой. Это к тому же вредно для здоровья — пить так много шнапса.
— И это все?
— Дай-ка еще подумаю… Так много всего приходит в голову!
— Что именно?
— Ну… у дяди Юпа, например, нет настоящих друзей.
— И это все?
— Нет. Не напирай на меня, я только сейчас начинаю…
— Что?
— Кажется, я потихоньку начинаю понимать, что ты подразумеваешь под «кассой жизни».
— Почему «потихоньку»?
— Ну, я ведь еще не во всем разобрался, надо еще подумать… Мне кажется… Нет, я знаю. Еще лучше: я делаю…. Неплохо: «касса жизни». Послушай, вот что мне пришло в голову: мой друг Пауль, наверно, очень хорошо подумал над жизнью, ведь он так изменился. А Пауль тоже достиг Просветления?
— Да.
— Да?! Вот так просто?
— Так просто.
— Гм… Все же это как-то по-детски легко. А если сделаешь ошибку? В мыслях, я имею в виду.
