Инесса Шипилова - Тыквенное семечко
Фабиус посмотрел в окно.
— Это наш сосед Вурзель, хозяин харчевни 'Старая ель'. У него просто страсть к табличкам, пойдем, я тебя с ним познакомлю.
Когда Фабиус с Тюсой подошли к харчевне, Вурзель уже закрепил деревянный указатель около тропы, и чуть наклонив голову набок, любовался своей работой. На указателе витиеватыми буквами пестрела надпись: 'Если вы давно не ели, вас накормит Вурзель в Ели!
— Опять новая табличка, Вурзель! — Фабиус протянул соседу руку. — Скоро они у тебя будут начинаться от восточного обрыва.
Вурзель громко захохотал и пожал Фабиусу руку. Кикиморка во все глаза рассматривала своего нового соседа. Вурзель был невысоким толстеньким ливнасом-древесником. У него было круглое розовое лицо с большим мясистым носом и шутливо прищуренными глазами. Его голова почти облысела, зато седые усы торчали во все стороны.
— Фабиус, дружище! А я как раз к тебе собирался! Микстура нужна от изжоги.
Тут он уставился на кикиморку.
— Ой, а это кто у нас такой?
Тюса смущенно опустила глаза, поправила коротенькие хвостики и шмыгнула конопатым носом.
— Я новая помощница дяденьки Фабиуса! Зовут меня Герментюса! Я раньше в кочке жила, с бабушкой…и с братом еще…он у меня такой противный, просто ужас! Он уже такой большой, а нырять до сих пор не научился, представляете?
— Во как! — Вурзель смотрел на Тюсу, улыбаясь. — Ну а у нас как, нравится?
— А то! — Кикиморка зажмурилась от счастья. — Какие у Вас таблички красивые, дяденька Вурзель!
Фасад харчевни украшали многочисленные надписи.
'Здесь ты найдешь домашний уют', Круглосуточно', 'По воскресеньям — музыка', 'Эль — почти даром'. А на табличке 'Вкуснее только у Авриса' белела фигурка крылатой лани.
— Это еще не все! — с гордостью сказал Вурзель, сложив руки на толстом животе. — Внутри тоже есть! Так что заходи, когда проголодаешься. — А ну, быстро на кухню! У тебя там жаркое пора помешать! — заорал он во всю глотку повару, что прохлаждался на крылечке харчевни. Тот испуганно юркнул в дверь, в спешке потеряв вафельное полотенце.
— Вот это у вас, дяденька Вурзель, голос громкий, прямо как у моей бабушки, — с уважением сказала Тюса. — Она когда брата зовет домой, комары в обморок падают.
— Нашего Вурзеля, когда он на своих поваров кричит, слышно через две опушки и одну просеку. Поэтому, когда в харчевню приходят, меню редко кто спрашивает, и так все слышат, что он готовит, — заявил Флан, поправляя очки на переносице.
Вурзель басовито расхохотался и шлепнул аптекаря с размаху по спине.
— Вы на праздник идете? — спросил он у Фабиуса.
— Натолчем корня имбиря и пойдем, правда, Тюса? — Фабиус посмотрел на кикиморку поверх очков.
— Так что же мы тут стоим?! — Тюса схватила аптекаря за рукав и потянула в сторону лиственницы. — Вдруг еще, чего доброго не успеем!
Глава 2. Праздник Большого Дерева
** ** ** ** **
В лесу совсем стемнело, на деревьях разом вспыхнули сотни фонарей и осветили все тропинки золотистым светом. Повсюду пестрели плакаты 'Червивого ореха', в темноте виднелись лишь три черных силуэта с белеющими улыбками.
Шима шла вприпрыжку по тропинке и горланила песню 'Червивого ореха' про одноногого лешего, страшно при этом фальшивя. Она мотала головой из стороны в сторону, тяжелые шелковые банты со свистом рассекали воздух и вполне могли сбить с ног любого, кто окажется от нее ближе чем на два шага. Поэтому Гомза с Заком предусмотрительно сбавили скорость и шли на безопасном расстоянии от нее. Зак был целиком поглощен предстоящей церемонией вручения меча и то и дело нервно доставал из кармана маленький помятый листок бумаги, впивался в него глазами и запихивал обратно.
— Дело — дрянь! — мрачно сказал он, выразив свои мысли любимой фразой сыщика Спаргеля, популярного литературного героя. — Из-за этой домашней суматохи я не выучил благодарственную речь.
Как раз в этот момент мимо них прошла целая вереница ливнасов в костюмах грибов-дождевиков. Каждый из них держал в руке длинную палочку с наколотым на нее светящимся грибом. Грибы осветили расстроенное лицо Зака мерцающим зеленоватым светом, что придало моменту еще больший драматизм.
Гомза сочувственно посмотрел на него и ужаснулся тому, что через год его ждет подобное испытание. А он то, олух, столько лет ныл — скорей бы, скорей! Если еще учесть, что Зак куда смелей его, то каково ему самому перед церемонией будет? И он снова вспомнил тот отвратительный день рождения: десятки глаз, жадно изучающие его складки на рубашке, свою неспособность выдавить из себя хоть что-то и ощущение, будто ты наелся ваты.
Долгожданное, взлелеянное в мечтах, отточенное в воображении до мельчайшего штриха событие вдруг увиделось совершенно с другой стороны, о которой он ни разу не думал. Гомзе внезапно стало так плохо, что он даже остановился, словно с размаху налетел на дерево. Все потому, что сегодня пятница, в который раз подумал Гомза.
В этот момент их обогнали два кентавра. За их спинами развевались нежные мантии, цвета которых менялись каждую секунду. Кентавры молча проскакали мимо ребят и скрылись в глубине леса.
— Ты видел? — Зак восхищенно проводил их взглядом. — Мантия кентавра! Она становится видимой только на этот праздник! Говорят, тот, у кого она есть, не горит в огне. Я бы от такой не отказался, — он цокнул языком, достал из кармана хлопушку и, подкравшись к сестре, громыхнул ее прямо у уха Шимы. — Хватит орать! — гаркнул он. — И так сосредоточиться не могу, а тут еще твои вопли!
Шима, напуганная хлопушкой и криком брата, налетела на семейство лесных карликов, которое чинно шествовало по тропе. Папа в высоченном цилиндре важно шел впереди, опираясь на маленькую трость. Позади него семенили его детки: мальчики тоже в цилиндриках и клетчатых жилетках, а девочки в остроконечных шапочках и пышных юбках. Завершала эту цепочку мама, бдительно следившая за своим семейством, чтобы никто не отстал.
— Интересно, где они живут, — шепнула Шима на ухо Гомзе, после того как расшаркалась в извинительных реверансах перед карликами. — А мы поставили для карликов мельницу! Она почти как настоящая, а когда задует ветер, у нее будут крутиться жернова!
Лесные карлики всегда держались от ливнасов особняком. Было известно, что живут они в корнях деревьев, но входную дверь умело прячут. Ливнасы знали, что если поселятся карлики в корнях дерева-дома — это к большой удаче, а уж если в каком-то дереве будут жить целых двенадцать карликов, то ждет жильцов дерева почет и процветание. Именно поэтому все старались украсить низ ствола как могли. Кто-то там цветочки сажал, кто-то фонтанчик строил. Это было чем-то похоже на рыбалку: у каждого была своя наживка. А, надо сказать, карлики были создания капризные, просто так в корнях не селились. И уж не дай бог их как-то обидеть — беды не миновать. Поэтому ливнасы по праздникам складывали им под ствол гостинцы, даже если не были уверены, живут ли там они.
Гомза посмотрел на идущую впереди Олесс и невольно вздрогнул, представив, каково сейчас ей, бедняжке. Она шла с гордо поднятой головой, придерживая рукой подол платья. Рядом с ней семенила бабушка, торопливо что-то говоря, но было видно, что Олесс ее не слушает.
До них донеслись звуки веселой музыки. Это играл духовой оркестр ливнасов, разместившийся на центральной поляне. Они вышли на центральную тропу, украшенную в честь праздника воздушными шарами и гирляндами.
В густой небесной синеве кружили светлячки, то, поднимаясь высоко в небо, то плавно опускаясь вниз. Некоторые из них, взявшись за руки, кружили кольцом, некоторые, более опытные, мигали в форме большого дерева, небесных созвездий, цветов.
Центральная тропа этим вечером была похожа на реку с неспешными водами — она пестрела от немыслимых карнавальных костюмов и праздничных фраков, с яркими цветами в петлице.
Гомза, Шима и Зак вышли на огромную поляну, в центре которой стоял большой тутовник, украшенный бусами из светящихся фонариков. Тутовник был самым необычным деревом в лесу — он единственный вырастал со встроенными внутри часами. Поэтому тутовники были деревьями общественными — ну посудите сами, кто бы смог жить внутри колокольни? С какими часами вырастет тутовник, никто не знал, часы могли быть с простыми черточками вместо цифр и куцыми прямыми стрелками, могли быть с квадратным циферблатом и яркими цифрами, но чаще всего они вырастали с круглыми часами с боем. Только около пня Шишела молодой тутовник вырос не такой, как другие: в нем были часы с деревянной кукушкой. На главном тутовнике часы были старинные, с большим циферблатом, окаймленным позеленевшим медным ободком и изящными ажурными стрелками. Били эти часы громко и мелодично, их бой был слышан даже в долине холмовиков. Стал этот тутовник Большим деревом потому, что он один показывал точное время.
