Василь Когут - Копия Афродиты (повести)
— Сам Журавский вам ничего тогда не говорил? — поинтересовалась Антонина Тимофеевна.
— После того мы с ним виделись лишь один раз, — сказал Томкович. — Посидел он у меня, погоревал О случившемся, в грудь бил и клялся, что не виноват ни в чем, хотя его никто не упрекал. На том и расстались. Но, кажется мне, без него не обошлось.
— Мне тоже так кажется, — заметила и Антонина Тимофеевна.
Алеша чувствовал себя виноватым перед матерью. Ему прежде думалось, что только его беспокоила судьба предков, а оказалось, что и родителям она не безразлична. С одним только Алеша не хотел согласиться. Чтобы мать там ни думала, не Журавский донес на дедушку. Самсон Иванович выглядел при встрече искренним, ничего не скрывал. Да, жизнь тоже сложилась у него неудачно. Может быть, те пять коров и ему испортили ее. Но, будь виноват он перед семьей Алеши, не принял бы так радушно, не вникал бы в подробности их просьбы, наконец, не писал бы что-то об их родословной. Не может человек так искусно притворяться.
Глава 10
ЗА СТРОКОЙ В ГАЗЕТЕ
В воскресенье Алеша пас коров. Ближе к полудню решил пообедать. Достал из сумки хлеб, сало, зеленый лук, вареные яйца… Развернул районную газету, разостлал на траве и разложил на ней свою нехитрую снедь. Ел и читал. В глаза бросилась небольшая заметка, подписанная ветераном войны и труда, бывшим партизанским разведчиком отряда «Смерть фашизму» И. Бородиным. Он писал о необычной и дерзкой операции народных мстителей в 1943 году. Переодевшись в гитлеровскую форму, его группа на трофейной немецкой машине въехала в деревню Заречное. Созвали в комендатуру всех полицейских, обезоружили. Среди захваченных оказался и ярый палач Колода. Партизанский суд был короток: привязали предателя к двум молодым и упругим березам и отпустили.
Но где слышал Алеша это имя — Колода? Колода… Ах, да… Томкович говорил, что именно Колода в тот злополучный вечер вел бабушку Анастасию. Алеша аккуратно вырвал из газеты заметку и спрятал в карман.
На следующий день в редакции Алеше дали адрес Ивана Матвеевича Бородина. Город Алеша знал хорошо. И вскоре был у Бородина. Иван Матвеевич выглядел здоровым, подвижным. Через правую щеку пролегал заметный шрам.
Бородин с интересом смотрел на парня.
— Моя фамилия Сероокий, — сказал Алеша.
Иван Матвеевич указал ему на стул, сам сел на диван.
— Ну и что?
— Учитель Томкович рассказывал мне, что моя бабушка Анастасия Семеновна Мельник была связной партизанского отряда «Смерть фашизму». А в газете я прочитал вот эту заметку, — Алеша достал кусочек из районки и показал Бородину. — Может, вы ее знали?
— Мельник? — переспросил Бородин. — Нет, не помню. Из Заречного связная была. Молодая женщина. Стася. Красивая, с длинной косой. Мы так и говорили: пойдем на связь с Гомельчанкой. Много нам помогла. Она была в хороших отношениях с немцами и полицаями. Фашисты ей поручили следить даже за кое-кем, дали пропуск на выезд из деревни… Да Колода почему-то заподозрил Стасю. Может, он только предполагал… Нам точно неизвестно. Но именно он устроил проверку, которая стоила ей жизни.
Теперь Алеша не сомневался, что Томкович рассказывал правду. Но почему Гомельская? Гомельчанка…
— А другими фамилиями она не называлась?
— Нет, — сразу ответил Бородин. — Кстати, в то время в штабе могли записать и на выдуманную фамилию. Для страховки. Вдруг документы попадут к фашистам. Собственно, документов старались держать как можно меньше. Мы и без них хорошо знали друг друга. Кроме связных, конечно. Они в отряд приходили лишь в крайнем случае. Вот и Стася Гомельская. Ее знали, пожалуй, лишь командир да разведчики. Я с ней встречался всего два раза. И то в сумерках.
— Может, вы от товарищей что-нибудь слышали о Стасе?
— Кто-то, не помню сейчас, называл однажды ее Графиней. Я еще удивился тогда, но спрашивать не стал, подумав, а может, в других отрядах ее знали под этой кличкой? Мы в тонкости не вдавались. Та операция, описанная здесь, — Бородин указательным пальцем ткнул в клок газеты, — кстати, была проведена, чтобы отомстить за Стасю.
Когда Колоду привезли в лес, он знал, что пощады ему не будет. Вел себя нагло, ругался, надеялся, что его сразу расстреляют. А его судили. Но о связной он ничего не сказал.
— Иван Матвеевич, — спросил Алеша, — партизанские разведчики не пытались выяснить, куда девалось тело Стаси?
— Пытались. Безуспешно. Знаю, что на месте ее предполагаемой гибели полицейские на следующий день не нашли никого и ничего. Это и дало повод тому же Колоде утверждать, что связную они не расстреливали. Что она, мол, сбежала и скрылась. Это действительно странно…
Возвращался Алеша домой на автобусе. Сидел у окна и размышлял. Что за загадку оставила бабушка Анастасия? Будто растворилась в воздухе. Конечно, после этого можно говорить что угодно: и что сбежала, и что предательница… А что думала о ней ее мать, Серафима? Ведь что-то думала, догадывалась. Или знала и молчала. И почему такая странная фамилия — Гомельская? Или Гомельчанка?.. Может, это был пароль?
Еще до поездки к Бородину Томкович посоветовал Алеше написать запрос в Центральный архив партизанского движения. И вот пришел ответ. Коротенький, на полстранички.
«Тов. Сероокому А. В.
На Ваш запрос ЦАПД сообщает, что связная по фамилии Мельник А. С. в архивных документах не числится. Связной партизанского отряда «Смерть фашизму» из дер. Заречное Рябининского (ныне Высогорского) района была Гомельская Анастасия. Пропала без вести в октябре 1943 года. Награждена медалью «За боевые заслуги». Награда не вручена».
Мать, взволнованная и побледневшая, стояла рядом и молча смотрела на извещение. Алеша тоже волновался и все думал: Бородин говорил Гомельская, в документе — Гомельская. Еще — Графиня… В чем тут секрет? Анастасий в деревне больше не было. А Графиней односельчане называли и бабушку Серафиму… Почему же Гомельская?.. Гомельчанка… Гомель… Го-мель… И вдруг Алеша вскочил.
— Мама! Это же фамилия бабушки Анастасии.
— Как — настоящая? — мать взяла у него ответ из архива.
— Она совместила первые слоги из двух слов: Голота и Мельник. Вот и получилось Гомель…
Мать выронила бумагу и разрыдалась.
— А мы думали, сынок, — причитала она, — думали… Кто и что думал, она так и не сказала.
Глава 11
УЖАСНАЯ НОЧЬ
Сирень отцветала. Но, несмотря на это, Алеша решил пересадить молодые отростки под окно. Не приживутся сейчас, осенью другие посадит.
Молодые и прямые побеги, как стрелы, росшие внутри куста, стремительно тянулись вверх. Алеша пробрался через старые толстые ветви и выбрал самый красивый и крепкий отросток. Лопата легко вгрызалась в землю, с хрустом перерезала корни. Первый отросток сирени он выкопал быстро, с хорошим корневищем. Взялся за другой. И вдруг лопата наткнулась на что-то твердое, соскользнула. Алеше показалось, что там в земле камень. Он стал окапывать отросток пошире, и снова лопата уперлась в камень. Раздосадованный, Алеша решил сначала достать этот камень, а потом уже выкапывать корень. Осторожно выбирал землю, чтобы не повредить сирень, углублялся и вдруг увидел… череп.
Дрожь побежала по телу. Алеша в оцепенении рассматривал находку. Наконец, опомнившись, начал торопливо отгребать песок, и вскоре на Алешу скалились ровные и крепкие зубы. Один из них, в верхнем ряду, был золотой…
Страшная догадка, словно огнем, обожгла парня. Он бросил лопату, выбрался из куста и побежал домой.
— Папа! Папа!
— Что случилось? — увидев растерянного сына, испугался Виктор Степанович.
— Там… — больше Алеша не мог сказать ни слова. — Там…
Отец, недоумевая, побежал вслед за сыном. У куста, пораженный, остановился, завороженно глядя на череп.
— Ты думаешь? — тихо проговорил он.
— Золотой зуб, — сказал Алеша. — У бабушки Анастасии в верхнем ряду был золотой зуб. Мать говорила.
Отец с сыном в скорбном молчании смотрели на останки. Затем Виктор Степанович поднял с земли лопату и аккуратно начал разгребать могилу.
— Алеша, сбегай за матерью.
Виктор Степанович продолжал работу. Анастасия это или нет, но человека все равно надо перезахоронить в настоящей могиле. Что-то темное и круглое скатилось по песчаной горке. Виктор Степанович поднял, рассмотрел: польская монета, злотый. Почерневшая, покрывшаяся ржавым налетом.
Вскоре пришли Алеша с матерью. Антонина Тимофеевна откинула ветви, прикрывавшие находку, посмотрела на череп и зашаталась. Алеша, подхватив ее под руки, отвел в сторону, усадил на траву.
Антонина Тимофеевна успокоилась не сразу. Она сидела, напряженно следя за лопатой, которой Виктор Степанович осторожно разгребал останки. Алеша стоял возле нее.
