Сергей Вольф - Где ты, маленький "Птиль"
— Минус вам? — улыбаясь, спросил папа. — Горгонерр получит голосов больше, чем вы?
— Нет, я не главная фигура в нашей оппозиции.
Они помолчали, глаз Орика на затылке улыбался; не знаю, может, я это выдумал, но Орик, кажется, был доволен тем, как тактично папа не стал его расспрашивать об оппозиции. Наоборот, после паузы папа спросил:
— Что же это за планирование за такое?
— О, это вещь! — сказал Орик. — Вы прыгаете с вышки, нажимаете кнопку, срабатывают пружины в обе стороны, и из трубы у вас за спиной вылетают длинные хлысты, растягивая при этом ткань очень туго и ровно, — получается длинный треугольник с точками на концах хлыстов и в вашем поясе — пара длиннющих крыльев. И вы планируете, летите.
— У нас есть похожее! — почему-то радостно заорал я. — Орик! У нас это называется дельтаплан. Только выглядит иначе.
— Планировать — это колоссально. На дальность полета, полеты по кругу, акробатика.
— Ой, попробовать бы, — сказал я, вздохнув.
— Без учебы? — сказал Орик. — Это опасно, Митя.
— Приятно: вы сразу запомнили наши имена, — сказал папа.
— А вы запомните еще одно имя: Пилли. Это молодая женщина, которая будет убирать ваш дом и готовить вам пищу.
— И будет нашей… прислугой? — Это уже спросил папа. — Странно. Очень странно. Мы к этому не привыкли.
— О, что вы, если это делает не мужчина, как было на корабле Карпия, а женщина, то это для вас большая честь, так как искусство готовить у политоров — это культ. И если этому учат специально, а Пилли училась, то это могли позволить только женщинам древнего рода. Это высокое искусство.
— А вы знаете, Орик, почему ваш род древний? Что такое совершил ваш предок? Или он был богат? — спросил папа. — Мы уже подлетели, — сказал Орик. — Во-он ваш дом. Мой предок? Это очень смешная история, которая произошла много сотен лет назад, еще до начала цивилизации. У нас тогда водились, да и сейчас водятся, ну, такие… свиньи… кабаны… у них над рылом длинный, очень твердый и очень острый клык. Однажды мой предок удирал от такого вот кабана. Он никогда не умел (так записано в книгах) быстро бегать, но тут он летел, как копье, а кабан — за ним. Но оказалось, что мой предок не только быстро бежал, но и очень быстро думал, чего за ним никто никогда не замечал. Как копье он ворвался в поселение врагов, резко упал, вскочил и умчался обратно. А кабан всадил свой острый клык прямо в пузо вождя врагов. Это был колоссальный расчет, вроде точнейшей посадки корабля на незнакомой планете. За этот номер, кстати, он тоже был избран вождем. Вот я из каких.
Насмеялись мы вволю.
— Вы не заметили, заболтавшись со мной, что мы уже сделали четыре облета вашего дома, и я видел, как четырежды Пилли махала нам из окна — пора обедать, летим. Я не обижусь, кстати, если вы, оставшись одни, подумаете: отличный парень, этот Орик, а вдруг это не случайно, вдруг такого к нам и должны были приставить — гида-сторожа-разведчика. С таким, как он, вполне можно подружиться — и рассказать ему больше, чем следует. Я не обижусь: так вы и обязаны думать, судя по вашей беседе с Горгонерром. Все. Обедать!
Мы молчали. Машина плавно и мягко пошла на посадку над высокой решеткой вокруг нашего дома прямо к плавательному бассейну. Мы сели, и папа сказал:
— Так ли, этак ли, Орик, но вы обронили одну фразу, — вы сказали, что записывающих устройств в нашей машине вы не обнаружили. Допустим, я вам верю, и поэтому прямо спрашиваю: могут ли быть подслушивающие устройства в доме?
— Допускаю, — сказал Орик. — Я внимательно осмотрю его и, если обнаружу их, то тут же прихлопну.
— Но постойте! — воскликнул папа, — Это же, это же… Мы же инопланетяне, мало ли что… Горгонерр…
— Я вас понял, — сказал Орик. — Если Горгонерр узнает, что я вытворил такое, будет крупный разговор, но у меня есть аргумент: я, по сути своей, не подслушиватель. Если я должен глубоко узнать вас, проникнуть в вас на благо Политории, то я предпочитаю сделать это с помощью своего ума и интуиции.
— Вы смелый… политор, — сказал папа.
— А иначе какой смысл жить? — сказал Орик, но просто, вовсе не возвышенно.
— Да, — сказал папа, — конечно, мы с Митей вольны думать о вас как угодно (это вы сами заметили и даже предложили нам), но мне бы не хотелось, чтобы Горгонерр сменил нам гида.
— Я постараюсь, — улыбаясь, сказал Орик, и в этот момент дверь внизу башни-пики открылась, и из нее вышла и подошла к нам очень молодая женщина такой невозможной красоты, что я задохнулся. Как нежное облако… нет-нет, не то…
Она сказала, и меня качнуло, я ахнул. Она сказала:
— Владимир, Митя, Орик! В чем дело?! Распустились! Сколько времени я должна ждать вас?! Ни капельки такта! Кстати, меня зовут Пилли. — И она поклонилась мне и папе. Если бы не этот ее поклон, я бы почувствовал, будто мы на Земле.
— Привет, Пилли, — сказал я. — Пошли, я голоден, как черт.
11
Минуты три Орик простоял на коленях перед Пилли, умоляя ее простить его: он не может обедать с нами, он занят. Пилли потрясающе разыграла оскорбленность и в конце концов простила его. Нам он сказал, что до вечера мы можем делать что угодно — спать, гулять по городу, на всякий случай вот номер его аппарата, вот два микроаппаратика — звонить из любой точки, где бы мы ни находились, вот номер аппарата Пилли, сам он появится вечером, а Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим.
Честно говоря, я не помню точно, что именно мы ели. Супа не было, но второе — какое-то мясо, овощи, много соуса — напоминало густой суп; всякие непонятные травки, кубики, сладости и напитки — все было фантастически вкусным.
— Мы очень просим вас, — сказал папа. — После обеда побудьте с нами, Пилли. Вам не трудно?
— О! Я с восторгом! — воскликнула она и добавила: — Орик ищет сейчас, нет ли в доме подслушивающих устройств. — Колоссально! — сказал я. — Ну а даже, если они есть, эти устройства, во-первых, когда у нас гости — ведь не заговоры же мы затеваем? А когда мы с папой вдвоем, мы просто снимаем с себя аппаратуру с присосками и говорим, что хотим.
— Ага, — сказала, улыбаясь, Пилли, — они запишут ваш язык, а потом прослушают, надев на себя такую же, как у вас, аппаратуру, то есть получат перевод.
— Балда! — воскликнул я и хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась. Чириканье, да? Вполне. Но у нее — нежнейшее.
— А этот наш разговор, — сказал папа, — вполне заговорщицкий, не так ли, Пилли?
— О да! Но здесь, в столовой, записывающих устройств нет — я проверила еще до вашего приезда.
Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица!
— Знаете, Пилли, — сказал он. — Что-то я плохо понимаю: Орик и вы, допуская слежку за нами вашего правительства, не скрываете этого от нас. Вы же нас совсем не знаете! Может быть, Земля настроена агрессивно.
— Да?! — сказала Пилли. — Каким это образом? Ваш корабль был уже изучен, когда он был на борту Карпия. На такой вашей штуке до нас и не долететь. Во-вторых, вы, скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что Земля не агрессивна.
— Да, это так, — сказал папа. — Но вы-то откуда об этом знаете? Земля — это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя на нас, всего лишь двоих землян.
— Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень техники, в том числе — военной. Если он ниже нашего, нам бояться нечего. А похоже — так оно и есть.
— Но если это и так — нам-то есть чего бояться?
— Не могу сказать ничего определенного, — ответила Пилли, — догадки — не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики — тем более такой — скрыта в глубинах самой этой сферы. Мне туда входа нет, хотя я и физик по профессии.
— Вы ходите на работу, Пилли? — спросил я. — Фи-изик?!
— Нет, — она улыбнулась. — Я закончила «Сверхособую школу Хозяйки Дома» и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна ходить на работу, но тем не менее хочу получать… деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус хоть и без поводка, но в ошейнике и наморднике, и снял их), я могу и не ходить, но обязана раз в два года представлять Высшему Техническому Совету какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория.
Вошел Орик и сказал, что «слушалок» нет.
— Что же, — сказал папа. — Горгонерр не успел или не захотел это сделать?
— Пока нет окончательного представления об уровне вашей цивилизации, нет и уверенности, что вы и сами эти штуки не обнаружили бы, а случись это — полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп.
И, быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав, что двери внизу башни и двери квартиры закрываются сами, а открывают их просто прикосновением этих вот двух пластинок — желтой и красной, и отдал их нам.
— Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, — сказал папа, и в этот момент Сириус, пришедший в себя после ошейника и намордника, вякнул и запрыгнул на колени Пилли. Самовнушение поразительно: мы с папой выдумали, что у него ядовитые зубы, — мы же и вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась и стала гладить кота.
