Кир Булычев - Древние тайны
Куда ни посмотришь – лишь мелкий парной океан.
Ричард замолчал. Аркаша тоже молчал, он не знал: надо ли хвалить эти стихи или Ричард будет читать дальше? Ричард подождал-подождал, потом спросил:
– Можно дальше читать? Так сказать, вторую главу?
– Конечно! – обрадовался Аркаша. – Я жду.
– Брраво! Брраво! – закричал со шкафа попугай.
Ричард продолжал:
Летая вот так, миллиарды недель и столетий,
Само совершенство, а значит, несчастная очень
Взмолилась Земля,
Упросила космический ветер,
Чтоб он постарался
Хотя бы немножко помочь ей.
И ветер послушно понесся в глубины Вселенной,
На поиски жизни, для нашей планеты безвредной.
Чтоб мелкой, послушной, не очень кусачей была:
Ведь наша невеста полжизни одна провела!
Голос Ричарда окреп; он читал стихи, подняв к потолку правую руку, как юный Пушкин. Они даже похожи были с Пушкиным. Его голос звенел:
Космический ветер
Микробов принес, инфузорий
И даже амеб,
Очень схожих по форме с фасолью,
Глупейших простейших
И просто простейших простейших,
Размером в микрон
Или в тысячу раз его меньше.
И все эти твари —
Красавцы, а чаще уроды —
Мгновенно ушли в глубину, в малосольные воды.
Чем дальше читал Ричард, тем больше поэма нравилась Аркаше. Хоть он сам раньше стихов не писал и учить наизусть их не любил, сейчас он подумал, что не мешало бы кое-что запомнить.
А Ричард между тем продолжал:
Века миновали.
И были они знамениты
Тем, что инфузории выросли до трилобитов
В подводных долинах,
В пещерах и даже на скалах
Плодились трепанги, акулы, кораллы, кальмары...
Медузы, омары и рыбы различных размеров
В рассоле водились,
В условиях самых тепличных,
Пока в океане им тесно и душно не стало...
Там скаты парили,
Как стеганые одеяла,
На них, как подушки,
Лежали витые ракушки,
А звезды блестели,
Как серьги в ушах у подружки.
Над ними неспешно скользили морские коньки,
Как будто по льду,
Натянувши на хвостик коньки...
Ричард перевел дух и спросил Аркашу:
– Хочешь чаю? Или кофе?
– Спасибо, лимонаду, – сказал Аркаша.
Ричард нажал кнопку, из стены выехала полочка, на которой стоял бокал лимонада и чашечка с кофе, над которой поднимался душистый пар.
– Сейчас начнется самое главное, – сказал Ричард. – Я попытался показать в стихотворной форме процесс переселения живых существ на сушу. Тебе не надоело?
– Ни в коем случае! – ответил Аркаша, маленькими глотками отхлебывая холодный игристый лимонад. – Продолжайте!
Ричард подумал, вспоминая, и заговорил вновь:
Неглупая рыба,
Которую звали тортилла,
Четыре ноги и две крышки себе отрастила
И вышла на берег.
Ей следом кричат: «Не спеши!»
Она отвечает:
«Как мило, что здесь ни души».
Та рыба тортилла по пляжу гуляла без страха.
С тех пор мы с тобой называем ее черепахой.
Вот так началось берегов и полей заселение.
Была пустота,
А теперь здесь живет население.
Живет и растет
Под кустарником или под пальмами,
В тени баобаба места себе выкроив спальные.
Там был червячок,
По размеру совсем пустячок.
Теперь динозавр встречает тебя горячо.
Его не дразни, не побей, не задень, не серди ты.
А то наступил —
Вот и нету тебя, троглодита!
Летит птеродактиль:
Уступит он туче едва ли.
Такие страшилки – скорей бы они вымирали!..
Ричард замолчал, допил кофе, потом сказал:
– Остался последний раздел. И он самый важный для наших с тобой исследований. Слушай:
Не знаем причин,
Не имеем об этом преданий.
В конце мезозоя надвинулось похолодание.
И насморк косил бронтозавров,
И бил их бронхит
За все их грехи.
Но какие у тварей грехи?
Леса опустели – как следствие этого мора,
А в них расплодились
Поганки и мухоморы.
Но некому было ходить в те века по грибы.
Опята поднялись повыше фабричной трубы...
Ричард замолк.
Молчание было долгим и тяжелым.
Его нарушил попугай.
– Птичку жалко! – проскрипел он со шкафа.
– Хорошие стихи, – сказала Аркаша. – Большое вам спасибо, что вы их прочитали. Я давно ничего такого задушевного не слышал.
– А с точки зрения обучения? – спросил Ричард. – Тебе помогла моя поэма увидеть мир динозавров?
– Конечно, – уверенно ответил Аркаша. – Я запомнил, что моря в древности были мелкими и теплыми, что сначала жизнь развивалась в море, а потом некоторые рыбы вылезли на сушу. Я запомнил, что летающего динозавра называли птеродактилем, а самого большого – бронтозавром. А эпоха, в которую я отправляюсь, называется мезозоем.
– Молодец! – воскликнул Ричард. – У меня еще не было такого умного и воспитанного практиканта, который так хорошо разбирается в поэзии! Теперь иди в просмотровый зал, и тебе покажут всех основных обитателей средней эпохи – мезозоя, а точнее, ее конца – мелового периода. Он закончился шестьдесят пять миллионов лет назад. Именно тогда и вымерли все динозавры, которые более ста миллионов лет господствовали на нашей с тобой планете. Иди, мой юный друг, наука надеется на тебя!
– Спасибо, – сказал Аркаша. – Но мне интересно: есть ли у вашей поэмы продолжение?
– Ах, ты меня удивляешь! – смутился Ричард. – Кое-что я, конечно, написал, но, честно скажу, никому не показывал. Я стесняюсь.
– А зррря! – прокричал попугай. – Дай нарроду стихи!
– Вот видите, – сказал Аркаша, – и другие хотят послушать.
– Попугай тоже меня удивляет, – признался Ричард. – Казалось бы, что ему стихи? Птица приблудная, прилетел неизвестно откуда.
– От верррблюда! – закричал попугай. – Полундррра!
– Ну хорошо, – сказал тогда Ричард. – Оставим поэзию. Теперь, когда ты просмотришь видеоматериалы, наш кинооператор научит тебя управляться с мини-камерой – ведь ты будешь снимать кино.
– Настоящее кино?
– Разумеется. Неужели тебе непонятно, что любой опыт, любое путешествие имеют смысл, только если ты сохранил документы. Так что мы ждем фильмов от всех наших практикантов. За практику вы все получите отметки, а за фильм – отдельно. И если фильм удастся, то мы его пошлем на фестиваль документальных фильмов, и ты можешь стать лауреатом.
Аркаша ничего не сказал, но конечно же ему захотелось снять документальный фильм лучше всех. Но он не Пашка Гераскин, который сразу же начал бы хвастаться. Аркаша сначала делает, а потом уж смотрит – получилось или нет.
Глава пятая
СПУТНИК ШПИГЛИ
Весь день ушел на подготовку к путешествию. Домой Аркаша вернулся только к вечеру, в темноте. Мороз усилился, выпал снежок, под фонарями он блестел и пускал искорки. Малыши везли за собой санки – на них снова пошла мода, как и на коньки. И на катке на Чистых прудах было не протолкнуться. Сквозь снежные хлопья пробивался вальс, и некоторые конькобежцы, постарше, танцевали под эту музыку.
Как раз у катка Аркашу и встретил дедушка. Он делал вид, что только что вышел погулять с собачкой, но собачка Пьеро давно уже замерзла и даже поджимала лапки. Не привыкло животное гулять так подолгу.
– Ты уже домой идешь? – Дедушка шмыгнул носом, делая вид, что только что вышел на улицу.
– Пошли домой, – сказал Аркаша. – Простудишься. Ведь погода не для пожилых людей.
– Я не очень пожилой, – сказал дедушка. – Я еще в волейбол играю.
Они пошли домой, и дедушка стал расспрашивать Аркашу, что интересного он узнал.
Аркаша вспомнил поэму Ричарда и прочел ее дедушке. Дедушке поэма не очень понравилась.
– Надеюсь, – сказал он, – директор твоей школы запретит эти глупые поездки детей к динозаврам.
– У нас умный директор, – ответил Аркаша, который испугался, что дедушка начнет принимать меры и запрещать практику. – И не мечтай, дедуля, оставить меня дома. Ты опозоришь меня перед товарищами, и тогда мне придется уйти из школы, и никто не подаст мне руки.
– А ты им скажешь, что дедушка виноват, – последовал ответ. – Пускай меня все презирают. Зато ты останешься жив и здоров.
