Владислав Крапивин - Струна и люстра
Особенно хорошо налаживается взаимопонимание между двумя поколениями, если мама или папа в свое время тоже прошли школу «Каравеллы»…
Сейчас конфликты с родителями редки. В прошлые десятилетия было сложнее. Взрослые не сразу привыкали к пониманию, что у их отпрысков в отряде свои серьезные дела и программы и надо с ними как-то сочетать семейные интересы. Не отправлять детей в пионерские лагеря, пока во флотилии не закончена обязательная летняя программа. Согласовывать с этой программой свои отпуска и пребывание на дачах. И ни в коем случае не прибегать к аргументам такого типа: «Пока не прополешь всю клубнику, ни в какой отряд не пойдешь!» Потому что график летних занятий «Каравеллы» не зависит от произрастания на грядках ягод и овощей и подогнать его (график) к этому явлению невозможно.
Порой конфликты создавали трагикомические ситуации. Году в 72-м или 73-м мама и папа двенадцатилетнего штурмана Андрюшки Ш. (сейчас он штурман северной авиации) возымели намерение отправиться с сыном на Юг.
— У меня же парусные гонки и зачеты! — завопил Андрюшка.
— Но в кои-то веки можно сделать исключение!
— Я не хочу! Не имею права! Я штурман флотилии!
— Обойдется флотилия без тебя! Один-то раз! Укладывай чемодан!
В квартире все было готово к долгому отсутствию хозяев. Постели свернуты в тюки. Андрюшка сел на голую кровать с ромбической сеткой, пропустил сквозь эту сетку ноги и вцепился в проволоку. Утвердившись в такой позиции, штурман объявил родителям, что увезти его к Черному морю они смогут лишь вместе с кроватью. По некоторым (правда, непроверенным) данным, папа попробовал прибегнуть к «сильнодействующим», методам, но Андрюшка держался за сетку мертво.
Мама и папа кинулись в отряд.
— Повлияйте на него!
— Но у него же парусная практика. А вы подписывали в анкете обещание не срывать сыну летнюю программу, — отвечал я при молчаливом одобрении флагманов.
— Но мы… у нас горящие путевки!
— Сдайте Андрюшкину путевку обратно, а его оставьте с бабушкой…
— Но он никогда не видел моря!
— А он хочет видеть его сейчас?
— Значит, если мы его заберем, вы его отчислите?!
— Сперва попробуйте забрать… — хмыкнула как бы про себя флагман Наталья С. (ныне известная детская писательница).
— Дело даже не в том, что отчислим, сказал я (дипломатично уклоняясь от «да» или «нет»). — Вы подумайте лучше, какой у вас будет отдых с Андрюшкой, если вы его все-таки увезете…
Папа подумал.
— Тьфу… — сказал он (это мне).
— Иди договариваться с бабкой, — сказал он (это жене).
— Пойду сдавать путевку, — сказал он (это в пространство).
Через час штурман Ш. появился в отряде — встрепанный, сопящий, но довольный.
— То-то же… — заметила флагман Наталья. И велела вахтенному: — Принеси из аптечки зеленку… — потому что Андрей сердито растирал ссадины на загаре исцарапанных кроватной сеткой ног.
— Не надо! — малодушно взвыл только что проявивший незаурядное мужество и твердость штурман.
— Надо, — сурово решила Наталья. — От судьбы не уйдешь, это тебе не поездка на курорт…
После этого у отряда с Андрюшкиными родителями всегда был взаимопонимание.
Теперь собираюсь вспомнить случай, когда взаимопонимания с родителями (по крайней мере, с некоторыми) так и не было достигнуто. Останавливаясь на «негативных» примерах, должен подчеркнуть снова, что, на мой взгляд, «доказательства от противного» действуют порой сильнее тех, которые «за»…
Мне довольно часто приходили (и приходят сейчас) письма от читателей, в том числе от педагогов. Особенно от молодых, только начинающих свою работу. К сожалению, не все они сохранились. Например туго набитый рюкзак с конвертами 70–80 годов безвозвратно погиб, когда в кладовке прорвало трубу с горячей водой — бумага превратилась в месиво. Конечно, очень многие из этих писем забылись, но одно я помню хорошо. Писала двадцатипятилетняя классная руководительница из города Горького — про четвероклассника Ромку, который был потрясен «предательством» родителей. Они обещали отправить его на летние к каникулы к хорошему другу, недавно уехавшему в другой город, но в последний момент оказалось, что нет денег. Потому что их предпочли потратить на покупку роскошной хрустальной люстры, которая должна была чудеснейшим образом украсить интерьер.
Учительница сообщала, что Ромка не рыдал, забившись в угол, не устраивал шумных скандалов и не пытался разбить ненавистную люстру. Только он «будто закаменел и перестал разговаривать с матерью и отцом».
«Понимаете, у него с этой дружбой было столько связано, — писала учительница. — Будто какая-то особая струна пела в душе. И она лопнула… Я не знаю, что сказать мальчику, что делать. Я даже предлагала свои отпускные деньги для Ромкиной поездки, но родители, конечно, отказались. Да теперь уже не столько в поездке дело, сколько в том, что нет у него к родителям прежнего доверия и любви…» (Это я цитирую по памяти, но уверен, что близко к тексту.)
Я тоже не знал, что тут можно сказать мальчику. Так и написал учительнице, выразив сочувствие и ей и Ромке. А вскоре, на родительском собрании в «Каравелле» я рассказал об этом случае отцам и матерям наших ребят.
Все-таки, несмотря на многочисленные «шишки» и «обломы», я все годы своего активного командорства оставался идеалистом. Точнее, идеалистом в большей степени, чем следовало бы. Поэтому, излагая Ромкину историю, я был уверен, что встречу у «наших» мам и пап полное понимание. И был крайне удивлен, когда увидел на лицах чуть ли не половины присутствующих этакую «затверделость» и отведенные в сторону глаза.
«…И было молчание.»
— Видите ли, Владислав Петрович, наконец взял на себя роль первого выступающего один папа, человек с высшим образованием и внешностью доцента. — Вы, как литератор (к тому же талантливый), усматриваете в данной ситуации нечто вроде книжного сюжета. Для этой цели ситуация вполне подходящая. Можно вызвать читательское сочувствие к мальчику Роме и развернуть сюжет в драматическом ключе: переживания, ночные слезы, бегство из дома к другу, дорожные приключения, возможное раскаяние родителей… ну и так далее. Но, если смотреть с житейской точки зрения, родителей Ромы можно понять… Его душевная струна — вещь, так сказать, эфемерная, а люстра, для обретения которой они, родители, видимо, положили немало сил, представляет для них реальную и весомую ценность. Не только материальную, но и… как бы воплощение их давних стремлений, и, если хотите, некий эстетический фактор. Эта сверкающая, украшающая жилище вещь, видимо, символизировала для них и красоту, и уют, и благополучие семейного бытия…
— Особенно — последнее… — не удержался я.
— Да чего там, дурь одна у пацана, — выразила свое мнение чья-то мама, (не имеющая высшего образования). — Лучше бы книжки, заданные в школе читал, а не морочил отцу-матери головы…
Другая мама высказалась в том же ключе, хотя и не столь категорично:
— Мальчика жаль, но родители ведь тоже правы по-своему…
Мне стоило труда удержаться от цитаты Юрия Олеши по поводу учителя танцев Раздватриса: «Как видите, он был не глуп по-своему. Но по нашему глуп…»
Я сделал ход конем и сослался на педагогический авторитет:
— Однако вот и учительница сочувствует ребенку и не одобряет решения родителей…
— Молодая, вот и не одобряет! — подвела итог мама, самая безапелляционная из всех. — Небось, у самой еще мужа-детей нет, вот и не знает пока, как оно горбатиться на пользу дому… А мальчишка сперва пусть научится зарабатывать, в потом решает, к другу ехать или покупать холодильники-телевизоры и все такое…
Логика была непрошибаемая. Стало ясно, что убедить здравомыслящее собрание о преимуществе эфемерной «струны» перед реальной, увесистой и сверкающей люстрой нечего думать. Я осторожно свернул на другие рельсы — о необходимости добыть эмалевые белила для ремонта яхт по имени «Атос», «Портос», «Арамис» и «Д'Артаньян». Здесь понимания оказалось больше…
Думаю, что сейчас у многих, кто прочитает эту историю, появится снисходительная усмешка в адрес автора и понимание родительской правоты. Но дело происходило еще в «доперестроечные» времена, до той поры, которая открыла для многих как бы официальное признание приоритета материальных ценностей над нравственными и полную оправданность неудержимого стремления к приобретательству.
И, по правде говоря, я был раздосадован…
А что стало с Ромкой, я, к сожалению, не знаю, учительница перестала писать. Может быть, тоже склонилась в пользу «люстры»? Впрочем, не думаю. Среди учителей я встречал немало бескорыстных, понимающих детские души людей и не устаю это повторять, хотя среди некоторых критиков и педагогов бытует мнение, что «Крапивин и его отряд всю жизнь противопоставляли себя школе».
