Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка (человечий перевод)
– А нельзя приготовить еще? – спросил Рон у Гарри, не обращая внимания на Гермиону. – Запастись как следует… Вот было бы здорово. Загляни в свой учебник…
Гарри достал «Высшее зельеделие» и нашел фортуну фортунатум.
– Черт, оказывается, это дико сложно, – сказал он, пробежав глазами список ингредиентов. – к тому же, занимает шесть месяцев… его надо долго настаивать…
– Вот так всегда, – вздохнул Рон.
Гарри хотел убрать учебник, но вдруг заметил загнутый уголок и, открыв книгу на этой странице, увидел заклинание Сектумсемпра, которое отметил несколько недель назад. Поверх было написано: «Для врагов». Гарри пока не выяснил, как оно действует, в основном потому, что не хотел испытывать его при Гермионе, однако намеревался при первом удобном случае испробовать на Маклаггене.
Искренне радоваться выздоровлению Кэтти Белл не мог один лишь Дин Томас, заменявший ее в команде. Когда Гарри сообщил Дину, что ему придется уступить место, тот принял удар стоически, только буркнул что-то и пожал плечами, но уходя, Гарри явственно слышал, как Дин и Симус возмущенно шепчутся за его спиной.
Никогда за все время капитанства Гарри его команда не летала так хорошо, как в последующие две недели; все настолько радовались избавлению от Маклаггена и возвращению Кэтти, что выкладывались по полной.
Джинни ничуть не печалилась из-за расставания с Дином, напротив, была сердцем и душой команды и постоянно всех забавляла. Она то передразнивала Рона, который, завидев Кваффл, начинал прыгать у шестов, будто поплавок, то изображала, как Гарри, истошно прокричав что-то Маклаггену, падает на землю и теряет сознание. Гарри смеялся вместе со всеми, радуясь невинному предлогу полюбоваться Джинни, и, поскольку его мысли были заняты отнюдь не игрой, он несколько раз довольно серьезно пострадал от ударов мячей.
В его голове по-прежнему шло сражение: Джинни или Рон? Иногда ему казалось, что после Лаванды Рон не должен сильно противиться его, Гарри, желанию встречаться с Джинни… но потом он вспоминал, как Рон смотрел на целующихся Джинни и Дина, и понимал, что, лишь коснувшись руки Джинни, сразу будет объявлен коварным предателем…
И все же он не мог заставить себя не разговаривать с Джинни, не смеяться с ней, не возвращаться вместе после тренировок; несмотря на угрызения совести, он только и думал о том, чтобы оказаться с ней наедине. Вот бы Дивангард устроил очередную вечеринку, куда Рона не приглашают – но, увы, Дивангард, похоже, поставил на этом крест. Гарри чуть было не попросил помощи у Гермионы, но передумал; боялся не выдержать ее всепонимающего взгляда, который уже ловил на себе пару раз, когда она замечала, как он смотрит на Джинни и смеется ее шуткам. А в довершение ко всему его постоянно терзал страх, что если он не пригласит Джинни на свидание, то это очень скоро сделает кто-то другой: они с Роном наконец-то сошлись во мнении, что чрезмерная популярность не доведет Джинни до добра.
Искушение выпить глоточек фортуны фортунатум росло с каждым днем: разве это не тот самый случай, когда надо, по выражению Гермионы, «немножечко подстегнуть судьбу»? Теплые, нежные майские дни летели очень быстро, а при появлении Джинни Рон всякий раз оказывался рядом. Гарри все время ловил себя на мечтах о неком счастливом стечении обстоятельств, благодаря которому Рон вдруг страстно захочет соединить судьбы сестры и лучшего друга и оставит их наедине хотя бы на три секунды. Но увы… приближался финальный матч сезона, и Рон хотел одного: обсуждать с Гарри тактику игры.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного; вся школа только и говорила, что о матче «Гриффиндор» – «Равенкло», ему предстояло стать решающим, поскольку вопрос о чемпионстве оставался открытым. Если «Гриффиндор» победит с преимуществом как минимум в триста очков (сильная заявка, и все же команда Гарри никогда еще не летала так хорошо), то выйдет на первое место. При победе с меньшим преимуществом они займут второе – после «Равенкло»; при проигрыше в сто очков станут третьими, опять же за «Равенкло», или уж займут четвертое место. «И тогда», – думал Гарри, – «никто, никогда и ни за что не даст мне забыть, что именно я был капитаном команды «Гриффиндора», когда она впервые за последние двести лет потерпела столь разгромное поражение».
Готовились к судьбоносному матчу как обычно: учащиеся колледжей-соперников задирали друг друга в коридорах; отдельных участников будущей игры доводили специально сочиненными издевательскими речевками; игроки либо гордо расхаживали по школе, наслаждаясь всеобщим вниманием, либо страдали нервной рвотой и на переменах мчались в туалет. Гарри почему-то напрямую связывал судьбу своих отношений с Джинни с грядущим успехом или поражением. Он искренне верил, что выигрыш с преимуществом в триста очков, всеобщая эйфория и шумная вечеринка в честь победы подействуют не хуже, чем добрый глоток фортуны фортунатум.
Однако среди всех забот Гарри не забывал и о другой задаче: выслеживании Малфоя. Он по-прежнему часто проверял Карту Мародера и, поскольку Малфоя на ней часто не оказывалось, пришел к выводу, что тот, как и раньше, проводит много времени в Нужной комнате. Гарри почти уже потерял надежду туда проникнуть и тем не менее всякий раз, проходя мимо, предпринимал очередную попытку – но, как бы ни менялась его просьба, дверь в стене упорно не желала появляться.
За несколько дней до матча с «Равенкло» Гарри шел на ужин один; Рона опять затошнило, и он свернул в ближайший туалет, а Гермиона побежала к профессору Вектор обсудить ошибку, которую, как ей казалось, она допустила в последней работе по арифмантике. Гарри без особого желания, скорее по привычке, свернул в коридор седьмого этажа, проверяя по дороге Карту Мародера. Сначала он не нашел Малфоя и решил, что тот по своему обыкновению пропадает в Нужной комнате, но затем около мужского туалета этажом ниже увидел крошечную точку с пометкой «Малфой» и рядом с ней отнюдь не Краббе или Гойла, а Меланхольную Миртл.
Гарри изумленно воззрился на эту ни с чем не сообразную пару и оторвал от них взгляд лишь тогда, когда вошел прямиком в рыцарские доспехи. Грохот вывел его из забытья; он помчался прочь, спасаясь от Филча, который вполне мог явиться на место происшествия. Он бегом спустился на один этаж по мраморной лестнице и припустил по коридору. Оказавшись у туалета, он прижал ухо к двери, но ничего не услышал. Гарри очень тихо отворил дверь.
Драко Малфой стоял к нему спиной, вцепившись в края раковины и низко наклонив светловолосую голову.
– Не надо, – ворковал голос Меланхольной Миртл откуда-то из кабинок. – Не плачь… расскажи, в чем дело… я тебе помогу …
– Мне никто не поможет, – отозвался Малфой, содрогаясь всем телом. – Я не могу этого сделать… не могу… ничего не получится… а если не сделаю, и очень скоро… то он сказал, что убьет меня…
Тут Гарри, с невероятным потрясением, буквально пригвоздившим его к полу, понял, что Малфой плачет – по-настоящему плачет. Слезы стекали по его бледному лицу и капали в грязную раковину. Он издал судорожный вздох, громко сглотнул, затем, сильно вздрогнув, поднял глаза к надтреснутому зеркалу – и увидел позади себя Гарри, не сводившего с него изумленного взгляда.
Малфой резко повернулся, выхватив волшебную палочку. Гарри инстинктивно выхватил свою. Порча Малфоя чудом не задела Гарри и разбила лампу на стене; Гарри отскочил в сторону, подумал: «Левикорпус!» и взмахнул палочкой; Малфой, блокировав заклятье, поднял руку, чтобы еще раз…
– Нет! Нет! Прекратите! – вопила Миртл. Ее голос гулким эхом разносился по выложенному кафелем помещению. – Стоп! СТОП!
Раздался оглушительный грохот. Мусорное ведро, стоявшее за спиной у Гарри, взорвалось; он послал кандальное проклятие, но оно пролетело мимо уха Малфоя, отразилось от стены и расколотило бачок позади Меланхольной Миртл. Та громко закричала; повсюду разлилась вода. Гарри поскользнулся и упал. Малфой, с перекошенным от гнева лицом, крикнул:
– Круси…
– СЕКТУМСЕМПРА! – взревел Гарри с пола, бешено размахивая палочкой.
Кровь хлынула из лица и груди Малфоя, словно его изрубили невидимым мечом. Он зашатался, отступил назад и с громким всплеском рухнул в лужу на полу. Волшебная палочка выпала из его обмякшей руки.
– Нет… – хрипло выдохнул Гарри.
Еле держась на ослабевших ногах, он встал и бросился к своему противнику, чье алое лицо влажно блестело, а побелевшие руки царапали окровавленную грудь.
– Нет, нет… я не хотел…
Гарри не понимал, что говорит; он упал на колени возле Малфоя, который безостановочно дрожал, лежа в озерце собственной крови. Меланхольная Миртл оглушительно завопила:
– УБИЙСТВО! УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ!
Дверь с шумом распахнулась. Гарри поднял глаза и ахнул от ужаса: в туалет вбежал обезумевший от ярости Злей. Грубо оттолкнув Гарри, он опустился на колени возле Малфоя, достал волшебную палочку и провел ею по глубоким ранам, нанесенным проклятием; при этом он бормотал заклинание, которое звучало почти как песня. Поток крови ослабел; Злей стер ее остатки с лица Малфоя и повторил заклинание. Раны начали затягиваться.
