Эмили Родда - Роуэн и Хранитель Кристалла
Но старая Ланн ответила ему: «Это ваше мнение, но мы с ним не согласны».
— Мы с этим не согласны, — прошептал Роуэн.
Кристалл засверкал. Послышался скрежет, как будто кто-то открывал дверь.
— Я призвала кандидатов, — сказала Хранительница.
Она подняла голову и откинулась на спинку кресла.
И Кристалл снова засиял. Лицо Хранительницы не дрогнуло, однако Роуэну показалось, будто она созерцает что-то за пределами пещеры.
— Сюда идет твой друг, садовник Джон, — сообщила она. — Нельзя впускать его в пещеру. Он исполнен печали и гнева. Он хочет отомстить за смерть твоей матери.
— Мама не умерла! — воскликнул Роуэн.
Эхо подхватило его слова: «Не умерла… Не умерла…»
Джиллер пошевелилась на своем ложе.
Из глубины пещеры донесся шум.
— Войдите, — сказала Хранительница.
Три человека застыли в проходе. Один в серебристых одеждах, другой — в голубых, третий — в зеленых.
Роуэн с удивлением уставился на них. Он ожидал, что кандидаты будут по крайней мере одного возраста с его матерью и Силачом Джоном, а они оказались гораздо моложе. Но затем Роуэн вспомнил, что Кристалл исполнен вековой мудрости водяного народа. Возраст и жизненный опыт кандидатов не имеют значения, главное — выдержать испытания, придуманные самим Орином. К этим испытаниям кандидаты готовились всю жизнь. Значение имеет лишь сообразительность кандидатов. И их решимость.
«А еще важно желание победить и, судя по всему, склонность к убийству, — беспощадно подумал Роуэн, с отвращением разглядывая застывших в дверях кандидатов. — Один из вас решил убить мою маму. И он считает, что это ему удалось. Не знаю, кто ты, но я расстрою твои планы! Я не сдамся. Я тебя перехитрю! И даже Хранитель Кристалла меня не остановит».
8. Кандидаты
— Ясинка из рода умбров, — провозгласила Хранительница.
Женщина в серебристых одеждах выступила вперед и поклонилась. По меркам водяных людей она была высокого роста. Сверху вниз она спокойно смотрела Роуэну в глаза.
— Приветствую тебя, Оракул из Рина, — негромко произнесла она. — Судьба водяного народа в твоих руках.
«Это ты? — подумал Роуэн, пристально глядя в ее решительные светло-зеленые глаза. — Смогла бы ты, Ясинка, так спокойно смотреть на меня, если бы это ты отравила мою маму? Очень может быть. Я слышал, умбры искусны в обмане. Скользкие, словно угри в речном иле. Ты поняла, что моя мама решительная и здравомыслящая — ее вокруг пальца не обведешь. Ты решила, что гораздо легче будет справиться с молодым Оракулом — робким мальчиком вроде меня?»
— Морелюб из рода фисков, — монотонно прозвучал голос Хранительницы.
Теперь человек в зеленом поклонился и повторил слова Ясинки. Он был еще выше ростом и выглядел очень сильным. Морелюб стоял прямо, вытянув руки по швам, но говорил негромко. Взгляд его так и метался с кресла Хранительницы на неподвижную фигуру Джиллер и обратно.
«Или это ты во всем виноват, Морелюб из рода фисков? — подумал Роуэн. — Не потому ли ты боишься посмотреть на меня? Может быть, ты решил, что Оракулу-женщине Ясинка должна приглянуться больше, и поэтому подсыпал маме яд? Или ты избегаешь моего взгляда, потому что разочарован? По-твоему, мама должна была выбрать тебя, и ты теперь жалеешь, что я заступил на ее место?»
— Угрюм из рода панделлисов, — сказала Хранительница.
Теперь настал черед человека в голубых одеждах. Тот же поклон. Те же слова. Угрюм выглядел моложе остальных кандидатов. Он был утонченнее и меньше ростом, и глаза его казались темнее, глубже и загадочнее.
Внезапно Роуэн вспомнил слова Жемчужника. Тот странным взглядом посмотрел на него и промолвил: «„Глаза у тебя словно у человека, который увидел Великого Змея и остался в живых. Глубокие и исполненные знания. Очень необычно в твоем юном возрасте. Я знал лишь одного мальчика с таким взором“.
Не ты ли, Угрюм, тот самый мальчик, о котором говорил Жемчужник? — подумал Роуэн. — Ты ведь с ним из одного рода. Жемчужник приметил во мне что-то напомнившее ему о тебе. Может быть, об этом знают и другие люди из вашего рода? Может быть, они и тебе рассказали об этом? Уж не кажется ли им, что ты скорее придешься мне по душе, чем моей маме? Что, вероятнее всего, я выберу тебя? И поэтому?..»
— Оракул готов, — объявила Хранительница. — Сейчас он соединится с Кристаллом, а затем вы вернетесь на остров и избрание начнется заново.
Кандидаты склонили головы.
«Соединиться с Кристаллом? — подумал Роуэн. — Что бы это значило? Может быть, это возможность узнать то, что мне нужно?» Он почувствовал слабый проблеск надежды.
— Имейте в виду, — предостерегающе добавила Хранительница, — если с мальчиком что-то произойдет, как это случилось с его матерью, времени на третью попытку уже не будет. — Она повернулась в кресле и внимательно посмотрела на кандидатов. — Кристалл меркнет, — хрипло проговорила она, переводя взгляд с одного кандидата на другого. — Скоро я умру. И если в момент моей смерти новый Хранитель не будет стоять рядом со мной, чтобы принять от меня мудрость Кристалла и обновить его силу, Кристалл тоже умрет. Опять разгорится вражда между родами, и некому будет защитить наших людей от зибаков, когда те приплывут к нашим берегам. А они не замедлят это сделать. Тогда мы потеряем все и погибнем.
«Погибнем, погибнем, погибнем…» — подхватило эхо.
Кандидаты слушали серьезно и молча.
— Дай руку, Оракул из Рина, — сказала Хранительница.
Роуэн колебался. Сердце гулко стучало в груди, и он с трудом заставлял себя сохранять внешнее спокойствие.
— Скажи мне, зачем я должен это сделать, — спокойно проговорил он.
И снова что-то забрезжило в глазах Хранительницы. «Гнев? — подумал Роуэн. — Или… радость?»
— Кристалл должен познакомиться с тобой, — объяснила она, — и сделает это, если ты возьмешь меня за руку. Только тогда он признает тебя Оракулом. Поторапливайся. Садовник Джон уже рядом. Нам надо закончить прежде, чем он ворвется сюда.
Роуэн сделал шаг вперед. Он изо всех сил сосредоточился, стремясь скрыть свои помыслы и выжидая удобный момент.
«Я буду сильным, но по-своему».
Он протянул руку и ощутил мягкое прикосновение влажных прохладных пальцев Хранительницы, а затем почувствовал странное покалывание.
Роуэн закрыл глаза и крепко сжал руку. И тут же все вокруг завертелось, и он полетел, глубоко погружаясь в океан воспоминаний Хранительницы.
Странные видения.
Яркий солнечный свет. Тихий плеск волн. Белая пена с шипением оседает на золотом песке. Беззаботный смех ребенка. Дети играют, барахтаясь в воде. Много-много лет назад…
Учеба, наставники, книги. Бессонная ночь над страницами в меркнущем свете свечи. Кристалл сияет ярче, чем солнце. Манит к себе. Мир сжался до размеров подземной пещеры…
В испуге Роуэн попытался выбраться, спастись, и от этого еще глубже погрузился в самые давние воспоминания.
Древнее Море. Ужасные извивающиеся чудовища затаились под водной гладью… Великий Змей навис надо мной. По капле сочится яд…
Яд. Роуэн ухватился за это слово и попытался остановить круговорот видений. Он сосредоточился на одном: Джиллер. Моя мама. Ее отравили. Она лежит неподвижно. Спит. И жизнь покидает ее. — Роуэн уцепился за этот образ. — Смертный Сон.
— Скажи мне, как спасти мою мать, — потребовал он. — Отвечай, Хранитель.
— Кристалл меркнет… Я так устала… нет времени.
— Отвечай!
Внезапно что-то отступило, и перед глазами Роуэна появился ответ. Он увидел в чьих-то перепончатых руках кувшинчик, до половины заполненный серебристой жидкостью. А затем прямо на глазах у Роуэна жидкость изменила цвет — она стала небесно-голубой. Голубой цвет превратился в зеленый. А потом жидкость стала прозрачной. Роуэн услышал голос:
Твой друг из сонной пустоты
Вернется, коль смешаешь ты
Горсть серебристой глубины
И слезы горькие луны —
Сорви ее в голодной луже.
И новым драчуна пером
Ты все перемешай. Притом
Три раза. Медленно к тому же.
Чудовище из страшных снов
Добавит в зелье каплю яда.
Волшебный эликсир готов.
Прозрачен и открыт для взгляда.[1]
Со вздохом облегчения Роуэн высвободил руку и отпрянул от Хранительницы. У него кружилась голова, а рука горела.
Он медленно открыл глаза и оказался в темноте, в которой лишь изредка мелькали цветные пятна.
Наконец к нему вернулось зрение и он увидел, что Хранительница привалилась к спинке кресла. Глаза ее были закрыты. Мутно мерцал Кристалл. Позади кресла стояли Ясинка, Морелюб и Угрюм и с ужасом смотрели на Роуэна.
