Исса Плиев - Через Гоби и Хинган
Никифоров вопросительно посмотрел на меня:
– И вы серьезно думаете, что по пустыне. Гоби можно наступать со скоростью восемьдесят – сто километров в сутки?
– Именно так. В основе нашей идеи лежит борьба за время и пространство. Не дать противнику опомниться, бить и разбить его по частям – это важнейшее условие победы вообще, а на данной местности и в создавшихся условиях – в особенности. Перед главными силами японо-маньчжурских войск в районах Калгана и Жэхэ наши дивизии должны появиться в неожиданные для противника сроки. А это возможно только при одном условии: если темпы наступления достигнут в среднем ста километров в сутки! Потребуется, разумеется, тщательная и всесторонняя подготовка…
– Как ни готовься, войскам не выполнить таких завышенных задач, – сказал Никифоров. – К тому же у нас не будет времени для закрепления захваченных [37] рубежей. Легко представить, что может произойти, если враг сумеет организовать контрудар резервами.
– Стремительность наступления как раз и позволит предотвратить контрудары. Врагу нельзя давать времени и возможности для организованного маневрирования резервами. А что касается закрепления, то можете не сомневаться, завоеванного не отдадим.
Никифоров неторопливо вынул платок, вытер вспотевшее лицо и, как бы между прочим, заметил:
– И все же я склонен думать, что мы ставим перед войсками невыполнимые задачи. Поддерживать связь и управление будет очень трудно, если не невозможно.
– А я уверен, офицеры штаба способны обеспечить своевременное и непрерывное управление войсками в любой обстановке. Поймите, ваши представления о характере наступательных операций устарели. Правы вы только в одном: до предела увеличив темпы наступления, мы создадим для себя дополнительные трудности. Но это и есть наиболее верный путь к победе. В случае малейшей задержки противник вынудит нас к затяжным боям, которые потребуют длительного времени и больших жертв. – Разговаривая, я подошел к карте. – Необходимо умело использовать рассредоточенное построение вражеских войск. Вот посмотрите. Правее полосы нашего наступления, в районе Баотоу, Учуань и Дабэйгунсы, и слева, в Бандидагэгэн-Сумэ и Линей, находится, как вам известно, по одной дивизии. Обратите внимание, на нашем направлении нет сплошного фронта, войска противника рассредоточены на большом пространстве. Если нам удастся развить высокие темпы, они не успеют своевременно и организованно вступать в бои. Первые три-четыре дня противник будет находиться в некотором неведении. А как только наши части выйдут к Чансыру и Долоннору, драгоценное время будет противником уже упущено. Мы должны всюду упреждать его, бить по частям. Для этого необходима ошеломляющая оперативная внезапность за счет непривычных для противника высоких темпов наступления. Борьба за время и пространство должна обеспечить победу малой кровью.
Полагая, что и среди офицеров могут найтись приверженцы заниженных темпов продвижения и вообще [38] сторонники «спокойной войны», я решил собрать ведущих работников штаба. На совещании изложил идею операции и нарисовал общую картину, которая сложится после того, как три советских фронта проведут мощную авиационную и артиллерийскую подготовку. Я рассказал о предстоящих ударах бомбардировочной авиации фронтов и Ставки Верховного Главнокомандования по крупным узлам дорог, узлам связи и важнейшим пунктам и объектам противника. Вслед за ними войска трех фронтов одновременно атакуют все группировки противника, а десантные части в первые же дни захватят города Харбин, Чанчунь, Мукден, Порт-Артур и другие жизненно важные центры страны. В этих условиях наш стремительный ночной бросок вперед без артподготовки будет не только необходим, но и очень полезен в интересах всей операции.
По отдельным вопросам и репликам мне стало ясно, что руководящий состав штаба Группы отчетливо представляет необходимость ошеломляюще внезапных действий. Это было отрадно. В своем решении я подчеркнул, что для достижения большей ударной силы на главном, долоннорском, направлении войска будут построены в два эшелона и получат сильный резерв.
В первый эшелон назначались советские танковые и механизированные соединения, обладавшие наибольшей маневренностью, а также огневой и ударной мощью. На усиление они получали истребительно-противотанковую, зенитную артиллерию и инженерные подразделения. Во втором эшелоне предстояло действовать советским и монгольским кавалерийским соединениям. В резерв мы включили две кавалерийские дивизии монгольской армии, истребительно-противотанковую артиллерию, полк гвардейских минометов.
Войска первого эшелона должны были уничтожить передовые части противника в полосе госграницы и обеспечить главным силам, второму эшелону, возможность наступать в самом высоком темпе. В случае появления перед первым эшелоном крупной группировки противника следовало сковать его и этим обеспечить маневр наших главных сил во фланг или тыл врага. Резерв, две кавдивизии, был достаточно мощным, чтобы решающим образом развить успех либо отразить возможные контрудары противника в ходе наступательной операции. [39] Наилучшей формой построения предбоевого и боевого порядка мы признали нечто вроде ромба: впереди ударная группировка, уступом вправо и влево – усиленные кавдивизии второго эшелона, сзади – довольно крупный резерв.
В основу действий всех войск было положено дерзкое, стремительное наступление, широкий и смелый маневр, что диктовалось разобщенностью вражеских войск, отсутствием у них сплошного фронта обороны.
На калганском вспомогательном направлении мы тоже создали достаточно мощную группировку из советских и монгольских соединений. Ее задача состояла в прикрытии правого фланга главных сил Группы.
Чтобы скрыть выход войск Группы к государственной границе от разведывательных органов противника, мы провели ряд мероприятий по оперативной маскировке. Все передвижения, марши осуществлялись только ночью. В исходных районах заранее готовились укрытия для огневых средств, техники, живой силы. Их возводили на обратных от госграницы скатах высот и обязательно маскировали под местность, широко применяя масксети. И опять же все работы выполнялись только ночью. Днем степь словно вымирала.
Правда, вблизи границы появились табуны лошадей. Но это не могло вызвать особого беспокойства японцев. Перекочевка аратских хозяйств была здесь обычным явлением. К тому же в 1944 году в стране выдалась суровая зима с глубоким снегом и небывалыми морозами. Скоту угрожал падеж. Это и вызвало массовую перекочевку табунов из восточных аймаков, в том числе и из районов Сухэ-Батора и Восточно-Гобийского, где сосредоточивались наши войска.
А если учесть, что на территории Монголии происходило в то время огромное движение главных сил фронта в направлении тамцак-булакского выступа, то нас, двигавшихся далеко юго-западнее, и вовсе не было слышно за этим грозным рокотом и гулом.
Сосредоточение войск к границе завершилось в первой декаде августа. А восьмого числа Конно-механизированная группа получила боевой приказ на переход государственной границы с Маньчжурией.
В этот день в подразделениях прошли последние перед боем партийные и комсомольские собрания. На [40] них побывали политработники Группы и дивизий, офицеры и генералы штабов. Повестка дня всюду одна – задача коммунистов и комсомольцев в бою.
Мне рассказывали потом о таком собрании батальонной организации в 43-й танковой бригаде. Вначале выступил секретарь парторганизации Кузнецов, за ним другие коммунисты. После всех поднялся беспартийный механик-водитель Челышев. Он долго подбирал нужные слова, а потом вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги: заявление с просьбой о приеме в Коммунистическую партию. «Ночью иду в разведку, – начал читать он. – Боевую задачу хочу выполнить коммунистом. Чувство и сознание, что я коммунист, крепче свяжут меня с моей Родиной, умножат мои силы и помогут мне лучше выполнить боевой приказ». В конце операций мне довелось встретиться с Челышевым. Когда я вручал танкисту орден Красной Звезды, он выглядел таким же застенчивым. Зато весьма красноречивы были его боевые дела.
В те дни много заявлений о приеме в партию было подано и в соединениях Монгольской Народной Армии. Товарищ Ю. Цеденбал показывал мне заявление цирика 3-го эскадрона 1-го полка 6-й кавалерийской дивизии Бата. «Заверяю вас, – писал боец, – что я сумею высоко нести почетное звание члена Монгольской народно-революционной партии и обязуюсь не пощадить своей жизни для достижения победы в этой справедливой войне. Все свои силы до последнего вздоха полностью отдам делу МНРП».
В ночь на 9 августа, перед самым наступлением, в частях состоялись митинги. Выступления были краткими, но энергичными. Мне особенно понравилась речь командира взвода отдельного истребительно-противотанкового дивизиона лейтенанта Л. К. Чеснокова.
