С. Гроув - Смертельный туман
– Доброе утро, господин премьер, – пофыркивая от усердия, отозвался Пьедмонт. – Отличный денек, чтобы планировать военные действия!
Шадрак застонал про себя. Каждый день одни и те же слова!
Сальваторе Пьедмонт был военным, видавшим гораздо лучшие времена. В первые годы после Разделения его отец носил звание генерала. Как раз в те дни восстания черных рабов на юге привели к образованию Нового Акана. От отца Пьедмонт унаследовал нелюбовь ко всякого рода мятежам и незыблемую уверенность, что вооруженным силам Нового Запада по зубам любая проблема, малая и великая. Годы шли; потомственному военному довелось увидеть, как постепенно паршивела его любимая армия, ведь Новый Запад очень долго жил в мире с соседями. И вот теперь, разменяв восьмой десяток, старый вояка познал счастье: армия вновь оказалась в центре внимания. Бродгёрдл, со своей стороны, похоже, плевал на то, что во главе действующих войск оказался переживший свои дни старикашка. Может, ему было так даже проще.
– Доброе утро, – повторил за ним Миддлс и выпрямился в кресле.
Он еще не отошел от острого осознания собственной важности, сопутствовавшего назначению его госминистром. В присутствии Бродгёрдла он неизменно натягивал маску суровой серьезности, подобавшую, как он думал, столь ответственному посту.
– Доброе утро, – устало пробормотал Шадрак.
Бродгёрдл по-змеиному зубасто улыбнулся в ответ, радуясь зрелищу поникшего, павшего духом Шадрака. Он сказал:
– Сегодня нам нужно очень многое обсудить. Прибыли донесения от Григгса и Джуна.
– И что пишет Джун? – с предвкушением пророкотал Пьедмонт. – Я знаю Эрика Джуна. Отличный солдат!
Шадрак подавил желание закатить глаза.
– И он и Григгс докладывают о существенных препятствиях, мешающих их продвижению, – сказал Бродгёрдл.
– Что?.. – вырвалось у Пьедмонта.
Миддлс обеспокоенно сдвинул брови:
– Никак новые карстовые провалы?
– Совершенно верно, джентльмены. Провалы. – Бродгёрдл откинулся в кресле и обвел взглядом министров, словно требуя объяснений.
Первую карстовую воронку заметили в начале июня. В течение всего одной ночи целый квартал на западе Бостона поглотила зияющая дыра. Тьма внизу выглядела бездонной. Выживших не нашли.
Второй провал случился двумя днями позже, на сей раз в юго-западной части города. Здесь жертв оказалось меньше, поскольку застройка была не такой плотной, но страху воронка нагнала много. На сегодня в пределах одного дня пути от столицы насчитывалось семь воронок. И возникали новые, причем именно там, куда собирались идти маршем войска Нового Запада.
Шадрак успел наслушаться скороспелых теорий. Говорилось о скверном дорожном строительстве, плохом дренаже, беспримерной вулканической активности. Велись и более серьезные научные споры, вот только убедительных объяснений происходившего по-прежнему не наблюдалось.
– У нас проблема, с которой приходится считаться, – сказал Бродгёрдл, со значением поглядывая на Шадрака, словно он был причиной всему. – Войска следуют картам, составленным военным картологом… который определенно не ведет учета провалам.
– Что сказать, – сухо ответил Шадрак. – Воронки не всегда возникают по моему предначертанию.
Бродгёрдл поднял бровь. Сарказм Шадрака был ему как с гуся вода.
– Каждому маршруту, намеченному для войск, должны соответствовать запасные пути.
Шадрак хотел возразить, что это привело бы к неизбежной путанице и логистическому кошмару, но его прервали.
– Простите, господин премьер, – прозвучал женский голос.
У локтя Бродгёрдла материализовалась его новая помощница, Кассандра Пирс, и подала шефу листок бумаги:
– Мне подумалось, вы захотите это увидеть до публикации в вечернем выпуске «Бостон Пост». Пресса, как я понимаю, это уже получила…
Бродгёрдл молча читал, а Шадрак наблюдал, как на его лице поочередно отражались удивление, гнев, осознанная попытка изобразить невозмутимость… и, наконец, четкое пренебрежение. Он спокойно спросил:
– Кто написал это?
– Редакционная передовица, – ответила Пирс.
– Можно взглянуть? – подал голос Шадрак.
Бродгёрдл, хмыкнув, передал ему листок:
– Как-то я не удивлен, что никто конкретно не захотел свою подпись поставить…
Шадрак бегло просмотрел начало статьи.
Редакция убедительно призывает премьер-министра и парламент пересмотреть необходимость дорогостоящей и бесплодной войны с сопредельными странами. Во главе угла, как известно, пограничная политика парламента, побудившая Новый Акан и Индейские территории выйти из федерации, а Объединенные Индии – установить эмбарго. В результате Новый Запад, бывший прежде средоточием торговли Западного полушария, оказался в изоляции, растерял союзников и друзей.
Кому же выгодна подобная политика? Что вообще мы выиграем, раздвинув границы к западу? Неужели кусок, который, возможно, мы отхватим от Пустошей, действительно стоит многих тысяч долларов, которые еженедельно приносила торговля с Объединенными Индиями? Неужели он ценней мира с Индейскими территориями? Ценней новоорлеанского порта?
Нам кажется – нет…
Шадрак еле удержался, чтобы не сопроводить согласным кивком каждую фразу. «Наконец! – думалось ему. – Наконец кто-то написал разумное слово! Может, и читающая публика в чувство придет…»
– Возмутительно! – дрожащим голосом объявил Пьедмонт.
Шадрак оторвался от статьи и обнаружил, что весь кабинет министров столпился позади его кресла, читая через плечо.
– Что мы выигрываем? – продолжал Пьедмонт. – Абсурдный вопрос! Чего еще ждать от штафирок!
– Заметим, авторы даже не упомянули, как эта самая пограничная политика много месяцев их защищала, – фыркнул Миддлс. И покачал головой. – Вот вам, господа, лишнее подтверждение, как нам следует дорожить нашей системой покупки парламентских мест. Только представить, что такая вот чернь получила бы право голоса!
– Как бы то ни было, многие среди вышеупомянутой черни умеют читать и делают это исправно, – заметил Бродгёрдл. – И коль скоро эта статейка выйдет уже неминуемо, думаю, нам следует ответить без промедления.
Его голос звучал спокойно. Он, несомненно, уже придумал, как разобраться с проблемой.
– Ответ? – воскликнул Пьедмонт. – С какой стати подобное заслуживает ответа?
– А я думаю, заслуживает. И кто сделает это лучше, чем наш министр по связям с сопредельными эпохами?
Шадрак окончательно оторвался от статьи.
– Я… – начал он. – Полагаю, я не лучшая кандидатура…
На лице Бродгёрдла зародилась улыбка, живо напомнившая Шадраку оскал: вот-вот цапнет! Сразу вспомнилось все, что предпринял этот человек, загоняя картографа в нынешний угол. Бродгёрдл ведь разнюхал, что в доме Шадрака укрывались сразу два иностранца, обладатели поддельных документов – Теодор Константин Теккари и миссис Сизаль Клэй, – и пригрозил депортировать обоих. Дознался он и о проникновении Софии под фальшивым предлогом в нигилизмийский архив и посулил известить архивистов, чтобы они могли подать в суд за обман. Таким образом, все Шадраковы домочадцы оказались в полной власти безжалостного премьера. Стоит ослушаться Бродгёрдла – и всем придется несладко.
Чувство безвыходности стало привычным, но от этого справляться с ним было нисколько не легче. Выбора не оставалось – приходилось работать военным картологом, трудиться ради войны, которую ненавидел. Хочешь не хочешь – поддерживай политику, которую считаешь дискриминационной, незаконной и опрометчивой. Деваться некуда – садись писать язвительный ответ на передовицу, в которой, если по совести, готов подписаться под каждым словом…
3 августа 1892 года, 16 часов 40 минут
– Перечитай последнюю часть, Шадрак, – хмуро попросил Майлз. – С момента прибытия в Грушевый!
Шадрак посмотрел на остальных, собравшихся за его кухонным столом. Люди кивали. Кухня дома тридцать четыре по улице Ист-Эндинг, с ее кипами разрозненных карт, разномастной посудой и душистыми персиковыми пирогами, во всем отличалась от помпезной военной комнаты Бродгёрдла. И заговорщики, что дважды в неделю встречались за этим столом, ничуть не напоминали членов военного правительства. Разве что – решительностью в достижении цели.
Майлз Каунтримен, путешественник и авантюрист, был стариннейшим на всем Новом Западе другом Шадрака. А еще – величайшим во всем Бостоне спорщиком. Он восставал против Шадрака буквально во всем, от политики и карстовых воронок до размеров приличной порции еды.
Миссис Сизаль Клэй, экономка, обитавшая наверху, была вдовой родом из Нохтланда, столицы Пустошей. Со дня своего появления в этом доме она ни единым словом не возразила Шадраку. И не выезжала почти никуда.
Другие двое различались еще радикальнее. Так, что по сравнению с ними Майлз и миссис Клэй казались горошинами-близнецами в стручке.
