Анн Плишота - Последняя надежда
Окса с Гюсом изобразили удивление, причем весьма убедительно, как им казалось. Как быстро выяснилось, они заблуждались. Потому что Мерлин, хитро глядя на Оксу, наклонился к ней ближе и доверительно прошептал:
— Я знаю, что произошло, Окса… Я все видел!
Эти слова возымели эффект разорвавшейся бомбы. Гюсу показалось, что у него кровь застыла в жилах, и он двинулся на Мерлина, изобразив возмущение:
— Да что ты несешь?
— Я прошел за тобой, когда ты проскользнул следом за мадмуазель Кревкёр в дверь, — сообщил Мерлин, наблюдая за реакцией Гюса. — Я подозревал, что творится что-то необычное… И видел, как Окса отбросила МакГроу к стенке, не прикоснувшись к нему… И видел, как вы оба поднялись в воздух, чтобы перебраться через стену…
— Не неси околесицу! — процедил сквозь зубы Гюс.
— Тебе вроде здорово досталось, Окса, — продолжил Мерлин, не давая себя сбить. — Но я с радостью констатирую, что тебе гораздо лучше, ночь явно пошла тебе на пользу. Можно сказать, это просто волшебное восстановление!
— Перестань нести чушь, — буркнул побелевший Гюс.
— Брось, Гюс, — махнула рукой Окса. — Ты же видишь, он все понял…
— Так, значит, ты волшебница, да? — Мерлин прямо подскочил.
— Ты ведь уже давно это подозревал, разве нет? — хмыкнула Окса, пристально глядя на Мерлина. — Но никому не говори, я тебя прошу! От этого зависит жизнь многих людей!
— Да? — выдохнул Мерлин, пораженный выражением горящих глаз девочки.
— Обещаю, что все тебе расскажу, если поклянешься молчать.
— Окса! — Гюс был в шоке.
— У нас нет выбора, Гюс, — буркнула Юная Лучезарная, повернувшись к другу. — Начнем отрицать, он будет разнюхивать и дальше, и все станет еще хуже… К тому же я уверена, что на него можно положиться, — добавила она чуть громче, снова пристально поглядев на Мерлина. — Не так ли, Мерлин? Повторяю: скажешь кому хоть слово — поставишь под смертельную угрозу жизнь многих, начиная с меня.
Мальчик вздрогнул, смущенный пристальным взглядом девочки, к которой был весьма неравнодушен, а также суровостью ее требования.
— Я понимаю, — кивнул он. — Можешь на меня рассчитывать. А МакГроу? Он такой же, как ты?
— МакГроу? Все гораздо хуже… — ответила Окса, глядя, как мерзкий препод входит во двор.
— Во всяком случае, ты классно его отделала! — с нескрываемым восторгом прокомментировал Мерлин. — Ух ты! Ну и рожа у него! Будто в куст шиповника упал!
МакГроу и впрямь только появился, с мрачным видом и расцарапанной физиономией. Все ученики, которые его заметили, провожали педагога любопытными взглядами. А некоторые даже осмелились прыснуть со смеху.
Гюс и Окса отнюдь не разделяли всеобщего веселья, и им совсем уж стало не до смеха, когда МакГроу развернулся в их сторону. Не сводя с них глаз, он притормозил, и Окса отметила изумление в его взгляде, когда препод уставился на нее, наверняка отметив отсутствие всяких следов вчерашней жестокой схватки. Далее МакГроу проследовал мимо, с высоко поднятой головой и прямой спиной, и исчез за углом коридора.
Через десять минут после начала урока французского в класс с хмурым выражением лица зашел директор, месье Бонтанпи.
— Информирую вас, что мадмуазель Кревкёр сегодня не будет. Соответственно, у вас самоподготовка с десяти до двенадцати. И вот еще что. Окса, пройдите, пожалуйста, со мной. Я ее быстро верну, месье Лемэр, — обратился он с натянутой улыбкой к учителю французского.
Окса встала и пошла с директором, тщательно следя за своей походкой, чтобы не хромать. Коленка больше не гнила, но все же еще довольно сильно болела. Девочка подумала, что ей нужно быть сильной. Сильнее, чем обычно.
— Инспекторы полиции проводят расследование по поводу разгрома лаборатории, — бесцветным голосом сообщил девочке месье Бонтанпи. — Они всего лишь хотят задать вам пару вопросов, вы не волнуйтесь.
И вплоть до самого своего кабинета месье директор не проронил больше ни слова. Оксе вдруг стало его очень жаль. Должно быть, он сильно переживает за мадмуазель Кревкёр, а уж Окса точно знала, что на то есть весьма серьезные основания. Она нервно поправила висящую на плече сумочку.
«О-ля-ля! Только бы им не вздумалось меня обыскать! Если они увидят Гранокодуй… и Кульбу-горлана! Нет, Окса, не смей об этом думать, не смей!».
Девочка сунула руки в карманы форменного пиджака и нащупала нечто странное. Заглянув в карман, она узнала тот самый талисман, который дала ей Драгомира в первый школьный день.
«Когда почувствуешь, что тревога сжимает сердце и овладевает душой, возьми вот это и тихонько поглаживай. И небо покажется тебе светлее, а путь короче», — сказала тогда бабуля.
— Ой, ба, спасибо тебе! — с жаром прошептала Окса, вспомнив, как бабушка сунула маленький мешочек в карман пиджака перед самым ее выходом из дома.
Эти мысли придали девочке сил и мужества. Ее семья всегда рядом. А еще у нее есть Гюс. Она никогда не бывает одна.
В директорском кабинете ее поджидали двое полицейских. Но Окса была к этому готова, и они произвели на нее куда меньшее впечатление, чем можно было ожидать. Может, ей все же удастся соврать так, что они ничего не заподозрят…
— Здравствуйте, — поздоровалась девочка, едва переступив порог кабинета.
— Здравствуй! Ты Окса Поллок, верно?
— Да.
— Присаживайся, не бойся. Мы хотим просто задать тебе несколько вопросов. Вчера вечером ты оставалась после урока, чтобы помочь мистеру МакГроу убрать в лаборатории?
— Да.
Пока что все шло хорошо.
— А во сколько вы закончили, не помнишь?
А вот теперь нужно сыграть, как по нотам…
— Вообще-то я не обратила внимания, но мы недолго провозились. Минут десять, ну, может пятнадцать, самое большее. Там мало что было убирать, потому что МакГроу… ну, то есть, месье МакГроу давал нам контрольную…
— А потом? Что было дальше?
— Потом? Ну, мы спустились вниз, он открыл входную дверь, и мы разошлись в разные стороны.
— Ты не заметила ничего необычного?
— Да нет. Ну разве что месье МакГроу назвал меня по имени, а это вовсе не в его привычках, — хмыкнула Окса, чтобы разрядить обстановку.
Полицейские улыбнулись.
— Окса, а перед уходом из колледжа ты не видела мисс Кревкёр?
— Мисс Кревкёр? Нет… — с тяжелым сердцем ответила девочка. — Я никого не видела.
Полицейские встали. Похоже, допрос был окончен. Уф!
— Ну что же, спасибо тебе, Окса. Можешь возвращаться к своим товарищам, но прежде ответь…
И в этот миг у Оксы душа ушла в пятки, а в голове пронесся ураган. Девочка сжала свой талисман и всеми силами постаралась задушить в себе панику, грозившую свести на нет все ее предыдущие усилия.
— Что-то еще? — поинтересовалась она куда тверже, чем могла подумать.
В окно за спинами полицейских она видела, как облака на небе потемнели и в считаные секунды стали чернильно-черными.
«О, нет! Только не гроза! Не сейчас!!!» — подумала она.
— Ты, часом, не родственница Леомидо Фортенски, дирижера? — поинтересовался один из полицейских, пристально глядя ей в глаза.
67. Клубок проблем
— Лицо Юной Лучезарной покрыто пеленой усталости, — заметил Фолдингот, глядя на Оксу большими круглыми глазами. — Напиток, что предложен мною, вольет вам силы в кровь, уверенно вы можете на это положиться!
— Спасибо, Фолдингот. Я, и правда, совсем сдохла… — призналась Окса, беря предложенную чашку.
— Если сдох, то нужен ладан! — прогорланил Геториг, как обычно катаясь по полу.
Окса действительно совершенно вымоталась. Последние события высосали из нее всю энергию, и с вечера пятницы она позволила себе без сопротивления погрузиться в заторможенное состояние.
С отсутствующим взглядом, без единой мысли в голове, она всю субботу слонялась по дому в пижаме, или с отсутствующим видом сидела в кресле, не желая ничем заниматься вообще. Что не мешало ей сохранять трезвый взгляд на вещи и понимать все, что происходит.
Оксе не казалось, что она страдает. Но при этом ее раздирали самые противоречивые чувства, тянувшие ее назад. Точнее, в какую-то незнакомую бездну. Девочка не испытывала ни страха, ни тревоги, ни облегчения. Лишь пустоту. Ее словно затягивал мощный черный водоворот, в который она покорно погружалась без всякого сопротивления.
Родители Оксы беспомощно наблюдали за весьма необычным состоянием дочери, стараясь отвлечь ее и утешить, как могли. Но их слова, какими бы добрыми и ласковыми ни были, скользили мимо сознания Оксы. Нет, она все слышала, но слова не доходили до ее сердца, бьющегося в пустоте, и не вызывали отклика.
Воскресенье началось так же: Окса, по-прежнему замкнувшаяся в тревожащем молчании, осталась в пижаме, не желая ни умываться, ни есть, а главное, — разговаривать с кем бы то ни было.
