Инесса Шипилова - Тыквенное семечко
Мимоза грустно посмотрела на голый манекен и стала яростно натирать прилавок.
— Госпожа Буше! — услышала она за спиной у себя взволнованный голос.
Перед ней стояла Роффи, теребя в руке сумочку. Щеки ее полыхали ярким румянцем, а глаза возбужденно блестели.
— Я хотела спросить, осталось ли у вас то самое платье с волшебной нитью? — негромко спросила она Мимозу.
— Осталось, вон там висит, за сарафанами. Погоди… ты что, замуж выходишь? — вдруг дошло до нее.
Роффи смущенно кивнула и заулыбалась.
— Святой Хидерик, радость-то какая! И кто же этот счастливчик, надеюсь, Грелль? — Мимоза обняла Роффи, и они закружили по магазину.
Упаковав платье, Мимоза тихо вздохнула и протянула коробку.
— Я уверена, вы будете счастливы, это ясно как божий день, — сказала она и зажгла новую ароматическую палочку вместо сгоревшей.
Роффи прижала к себе коробку и зажмурилась от счастья.
— А я еще тогда, год назад, подумала, что непременно куплю его, помните, когда эти девушки выбирали свадебное платье? — сказала Роффи, наблюдая за причудливыми разводами сизого дыма.
Мимоза кивнула и печально вздохнула.
— А у меня творческий кризис. Каждую весну показываю на манекенах основные модные тенденции. Женскую моду придумала еще зимой — добавила в традиционные линии немножко восточной экзотики. Получилось чудо как хорошо. А вот с мужской модой ничего на ум не приходит, я уже измаялась совсем, — она кивнула в сторону голого манекена, грустно стоявшего около примерочной кабинки.
— А вы сходите сегодня на литературный вечер. Искусство имеет такое свойство — вдохновлять, — посоветовала ей Роффи, направляясь к выходу.
— Святой Хидерик, я совсем про это забыла! Меня же Фабиус еще на той неделе приглашал! Там будет выступать Зулила! Конечно, я обязательно пойду, — Мимоза закрыла за Роффи дверь и, ненадолго задумавшись, повесила на нее табличку 'Закрыто'.
*** **** ***
Вечером около банкетного зала типографии было многолюдно. Со всех сторон сюда подходили наряженные ливнасы, 'Зеленый Дилижанс' то и дело мотался по лесу, подвозя новые порции любителей поэзии. Прямо у входа висела огромная афиша с портретом местной знаменитости — Зулилы. На ней лицо Зулилы почти полностью скрывал Колпак Харизмы, выставив на обозрение лишь краешек алых губ. Внизу плясали рваными краями пурпурные буквы — 'Пылающие Строки', так назывался сборник ее стихов, только что вышедший в типографии.
В просторном фойе ансамбль скрипачей играл нежную классическую мелодию. Повсюду, куда только падал взгляд, стояли прилавки, где продавались книги Зулилы во всевозможных изданиях — от крошечных, карманных, до больших, похожих на энциклопедии.
Гомза с Тюсой и Заком зашли одними из первых. Зак все время твердил, что нужно время на обдумывание, как именно лучше провести операцию, поэтому они должны прийти как можно раньше и продумать все на месте.
— Ну ты и вырядился, — прошипел он Гомзе на ухо и опустил большой палец вниз.
Гомза лишь тихонько вздохнул и, взяв с прилавка 'Пылающие строки', стал вертеть книгу в руках. Он так хотел угодить и Заку и Тюсе в выборе своего гардероба, а в результате они оба остались недовольны. Тюса так и вовсе не стеснялась в выражениях, обозвав его чучелом гороховым. Она пришла на вечер в длинном платье из серого бархата, что одолжила ей на вечер Мимоза из своего магазина. Платье очень ей шло и, понятное дело, она рассчитывала на такого же сопровождающего. А тут оказались они с Заком, который и вовсе пришел в обычном спортивном костюме, с закатанными рукавами. Понятное дело, настроение у кикиморки испортилось, она это сочла как происки ее недруга Зака, а поэтому быстро взяла себя в руки, чтобы не давать ему пищу для радости.
Ребята побродили по фойе, разглядывая многочисленные стенды и стеллажи, и решили пойти в основной зал. Именно в это момент госпожа Буше схватила Гомзу за руку.
— А ну-ка повернись, дружок, — громко, в своей обычной манере, вскрикнула она.
Гомза смущенно повернулся к ней, морально подготовившись к самой суровой критике своего наряда.
— Святой Хидерик, ты сам до этого додумался? Фабиус, ты только посмотри, это именно то, что мне нужно! — она дернула аптекаря за рукав, кивнув в сторону Гомзы. — Строгий классический пиджак с алым бутоном в петлице, обычная спортивная футболка под ним, а внизу брюки со строчками и спортивные тапочки, бог мой, какая прелесть! В просвете между тапочкой и манжетой с небрежной элегантностью мелькает яркий носок. Эта тонкость чрезвычайна важна! Завтра же наряжу так же свой мужской манекен, Гомза, ты просто меня спас!
Гомза от неожиданности раскрыл рот и захлопал глазами, пытаясь понять, шутит она или говорит серьезно. Убедившись, что Мимоза не шутит, Гомза радостно дрыгнул ногой, расправляя брючину. Тюса прыснула и победоносно посмотрела на Зака. Тот лишь пожал плечами, словно хотел этим сказать 'ну честное слово, как дети малые!
Они зашли в банкетный зал, и кикиморка тихо пискнула от восторга. В самом конце зала светилась сцена, на которую были направлены разноцветные прожекторы. По всему залу были расставлены круглые столики с белоснежными скатертями. На них стояли вазочки с фруктами и высокие хрустальные бокалы с соком. Каждый столик освещался потрескивающими свечами в высоких канделябрах, что придавало неповторимую атмосферу уюта и волшебства.
Немного поразмышляв, ребята сели где-то посередине зала и стали ждать начала представления.
— Как это, наверное, замечательно — быть поэтессой! — Тюса мечтательно подкатила глаза, пытаясь представить масштаб роскоши местной знаменитости.
— А по-моему, это просто лодыри. Кем раньше была эта Зулила — да никем. Была просто Зулькой из одинокого тополя, и знали ее в лесу все только потому, что ее тополь летом в одиночку умудрялся засыпать пухом весь лес. А вот когда его срубили, она переехала в западный лес, и давай там жалостливые стихи писать, как ее, бедняжку, жилья лишили. Так вот и прославилась. Ты вот тоже, небось, если прославишься, станешь какой-нибудь Тюсильдой, нет, лучше Герминтэссой, так рифму к 'поэтессе' легче подобрать, — язвительно проговорил Зак и, прищурившись, посмотрел на кикиморку.
Но та пожирала глазами банкетный зал и публику, рассаживающуюся по местам. Зак огорчился, что булавочные уколы не достигли цели, но, заметив в дверном проеме Цитруса, весело крякнул и потер руки.
Цитрус был облачен в яркий изумрудный балахон, по которому порхали желтые бисерные бабочки. На ногах полыхали флуоресцентным светом оранжевые панталоны, яркость которых вызывала только одно желание — немедленно отвести глаза куда-нибудь в сторону. Рядом с ним, держа его под ручку, шла Лерр. На ней было темно-синее платье с огромным вырезом на спине, а на шею была наброшен мех какого-то зверька. Лерр чопорно поджала губы, раздумывая, куда бы им сесть, и, в конце концов, потоптавшись по залу, они сели за соседний столик.
Зак радостно потер ладони и многозначительно посмотрел на Гомзу, подняв при этом большой палец вверх.
Когда все расселись по местам, на сцене появился Флан Эйче. Он сказал короткую приветственную речь и пригласил Зулилу. Ярко вспыхнули лучи желтых прожекторов, которые, покружив, слились в единый столб желтого света. На сцену вышла поэтесса и смело в него шагнула.
Зулила оказалась довольно высокой и очень худой. На ней было длинное платье из лилового бархата, с блестками в тон. На голове красовался Колпак Харизмы — фиолетовая остроконечная шляпа, украшенная листьями тутовника. Кожа Зулилы была очень бледной, а длинные, черные как смоль волосы ниспадали на костлявые плечи подобно разлохмаченным концам бельевой веревки. Тюсе поэтесса напомнила соломинку в коктейле, что продавался в 'Старой ели' — такая же тонкая и длинная и со шляпкой на конце.
Тем временем Зулила вытянула вперед худую руку и с завыванием произнесла:
Куда пойти натуре тонкой?
Весь мир разбит монетой звонкой.
Куда прошелестеть шелками?
Одни лишь кости под ногами…
Голос у Зулилы оказался низким и с легкой хрипотцой. Возникало ощущение, что она наспех проглотила салат с песком и не успела откашляться. Когда она читала стихи, то неимоверно растягивала слова, словно резинку тянула. А в самом конце стихотворения она как будто отпускала эту натянутую резинку, и все в зале радовались, что оно закончилось, и хлопали.
Прослушав несколько стихотворений, Зак почувствовал, что стал клевать носом, и решил брать быка за рога. Когда после очередного стихотворения зал аплодировал Зулиле стоя, Зак вытянул вбок руку, сдернул с Цитруса парик и метнул его под ближайший стол. Все это произошло так быстро, что Гомза и глазом моргнуть не успел. Он искренне восхитился Заком, от которого никак не ожидал подобной прыти. Вот ведь что азарт с ливнасом сделать может!
