Сергей Петренко - Калейдоскоп
— Это очень важно, — тем же тоном ответил Маркус, но глаза открыл. — Если ты оживишь кристалл, то в нём можно будет хранить то, что делает человека им самим.
— Душу, что ли?
— Душу, если тебе так понятнее. Или сознание. Это нужно, когда человек умирает. Тогда можно переселить его в другое тело.
Я задумался. Урана строго-настрого запретила мне одному заниматься магией. Но ведь я буду не один, а с Маркусом. Значит, запрет не нарушу.
Маркус внимательно посмотрел на меня.
— Ты всё-таки не доверяешь мне. Жаль…
— Что ты, — заторопился я. — Доверяю, конечно, просто думал…
Я не успел объяснить. Маркус вдруг вскочил, выглянул в окно, пробормотал: «Проклятье!» и выскочил из библиотеки.
Ничего не понимая, я сел в кресло. Покосился на кристалл — он по-прежнему лежал на столе. Трогать его почему-то не хотелось. Чтобы занять руки, я взял книгу. Открыл на середине… И услышал шаги в коридоре. В ту же секунду меня накрыло необъяснимым ужасом. Я знал, что сейчас произойдёт что-то жуткое, но не мог ни пошевелиться, ни закричать. Так бывает во сне. Я, замерев, смотрел в дверной проём. В нём появилась высокая фигура.
Маркус.
В руке он держал взведенный арбалет.
Я уже видел это! Сейчас он поднимет руку…
Откуда-то сбоку выскочила серая тень. Ирх! Он пришел спасти меня!
Маркус вскинул арбалет, звонко щёлкнула тетива, и в груди у меня разорвалась такая боль, что, кажется, остановилось сердце. Я понял, что умираю. Сейчас. По правде. Насовсем. И рванулся, как из-под воды: нет! Я не хочу! Я буду жить!
И боль отступила, унося с собой чувства, мысли и краски.
* * *Я пришел в себя в библиотеке. Осторожно пошевелился — ничего не болело. Глянул на грудь, но между рёбер не торчала стрела. И крови нет.
Приснилось? Я ждал Маркуса и задремал, увидел страшный сон…
Нет. Что-то не так.
Очень тихо.
А ещё… Я встал и провел пальцем по столу. Осталась блестящая дорожка.
Пыль. Очень много пыли.
Я осторожно выглянул в коридор. Прислушался.
Ни звука.
Не шумит в подъёмнике вода, не гудят меха, раздувающие огонь. И голосов не слышно — а ведь недалеко столовая, а за ней кухня…
Я начал пробираться по коридору. Тишина завораживала, и страшно было нарушить её. Так, на цыпочках, я обошел весь замок.
Никого. Везде пыль и запустение. Паутина по углам…
И самое непонятное — я не смог выйти на улицу. Двери не открывались.
Задумавшись над всеми этими странностями, я шагал по коридору. По дороге машинально глянул в старинное зеркало, но себя не увидел. Долго разглядывал отражение — старинная фреска, косяк двери, стена с трещинками на штукатурке… А меня нет.
Я оттолкнулся от тяжелой рамы, вбежал в комнату и упал на кровать. От всего этого можно спятить.
Никогда не думал, что загробный мир похож на мой замок. Но где ещё можно оказаться, после того, как в тебя почти в упор стреляют из арбалета? А, может быть, я стал привидением? И всё из-за Маркуса!
Нет, не верю, что он целился в меня. Наверное, всё получилось из-за Ирха.
Или… прав высший зверь? Он ведь предупреждал. И вышло, как он говорил. Хотел — не хотел, а попал-то Маркус в меня. И вот теперь я оказался в таком месте, где никого нет, и выйти нельзя. Помирать, что ли, от голода?
Стало так жалко себя, что я чуть не разревелся. Но услышал шорох и подскочил. Огляделся.
На столе появилась тарелка с жареной курицей. От неё вкусно пахло. Я, как заколдованный, подошел, отломал кусок курятины, впился зубами.
«А хлеб? — пронеслось в голове. — И запить бы». На столе тут же появился каравай, а потом нож, стакан и кувшин.
Значит, так?
Прожевав, я распорядился:
— Пыль-то убрал бы, хозяин!
В комнате стало заметно чище.
— Так-то лучше.
В ответ донёсся вздох. Отовсюду, словно все камни шевельнулись одновременно. Почему-то я сразу понял, что мои желания выполняют не какие-то невидимки, а сам Замок. Не зря всегда казалось, что он живой…
Поев, я снова прошел по лестницам и коридорам. Теперь в столовой горел камин. Я сел в кресло.
Нужно что-то делать, но что? Идеи не появлялись. Я просил Замок: «Открой двери!», но он не послушался. Стало ясно, кто тут хозяин. Но это не пугало — я поверил, что Замок желает добра, и если не выпускает, значит, так надо.
Да и не это волновало в первую очередь. Мучил вопрос: специально Маркус выстрелил в меня или попал случайно. Но как решить его?
Вдруг вспомнилось, как на этом самом месте ссорились Урана и Маркус. Интересно, что между ними произошло?
В ответ моей беззвучной просьбе зашевелились тени. Из них соткались две призрачные фигуры.
Маркус и Урана.
— Ты? — возмущенно пошипела Урана вместо приветствия. — Что ты здесь делаешь?
— Нахожусь в изгнании, — ядовито ответил Маркус.
— Какая наглость! Ты не потрудился даже сменить имя! Про внешность я уже не говорю!
— Имя и внешность меняют преступники, чтобы скрыться, — холодно отозвался Маркус. — А меня уже осудили.
— Совет запретил тебе заниматься магией!
— Я помню. И, к слову, всё остальное тоже не забыл.
Кажется, Урана растерялась:
— Ты угрожаешь мне?
— Что ты, — криво усмехнулся Маркус. — Кто я такой, чтобы угрожать магу девятой ступени? Бродяга, лишенный имущества, ученого звания, и единственного человека, с которым можно было поговорить?
— Ты сам виноват в этом. Твои бесчеловечные эксперименты…
— Перестань. Ты ничего не знаешь о моих экспериментах. Вы все ничего не знаете. И не хотите знать.
— Мы знаем многое. Достаточно того, что ты…
— Кому достаточно? — с горечью перебил Маркус. — Тебе? Или Совету?
Урана помолчала, кусая губы. Потом мрачно заявила:
— Если я узнаю, что ты появился здесь потому, что имеешь виды на этого мальчика…
— Ты тут же побежишь жаловаться в Совет.
— Мне не нужен Совет, чтобы расправиться с тобой! — вспыхнула Урана.
— Конечно, — скривился Маркус. — Мне ведь запрещено применять магию, правда? Даже для самообороны!
Урана возмущенно задохнулась:
— Ты… Да ты…
И тут появилась третья тень. Я.
— Что тут происходит? — жалобно спросил он-я.
Какой смешной. Волосы топорщатся, глаза круглые.
— Ничего, — ответила Урана, неискренне улыбаясь.
Видение пропало.
Я забрался с ногами в кресло и задумался.
Значит, Маркус всё-таки маг? За что его осудил Совет? Что за бесчеловечные эксперименты? Может быть, в истории магии что-то написано? Книга должна лежать у меня в комнате, на столе. Я вскочил… И снова рухнул в кресло.
Я вспомнил сон. Длинный, подробный, в котором я родился в большом городе, и жил в огромном доме, с мамой и сестрой. Слова из того мира закружились в хороводе: асфальт, выборы, компьютер, родительское собрание, мобильник, участковый врач, велосипед…
Другая жизнь пронеслась перед глазами с такими подробностями, словно сном был Замок. Сейчас я не мог сказать, какая из этих историй — настоящая. Вспомнились имена одноклассников, и соседей по двору, и даже диагноз, который поставил врач. Я с ужасом понял, что не помню, как зовут мальчишек из деревни.
Но это ещё не все. Сквозь эти воспоминания пробивалось третье. Сначала несмело, а затем — все сильнее и сильнее. Третья история, третья жизнь. Там у меня снова была сестра, но жили мы в деревне, очень похожей на ту, где я играл с мальчишками. И почему-то казалось, что ответ на все вопросы — там, в деревне. Этот мир показался самым нужным. Он тянул к себе как магнит. Перед закрытыми глазами появился дом с черепичной крышей, а в нём — словно маленькая звездочка. Там кто-то думает обо мне.
Я перестал сопротивляться. Замок померк, запели птицы, в лицо дохнуло свежестью и прохладой. Где-то далеко закричал петух. Но, кажется, какая-то часть меня всё-таки осталась в Замке. Та, что не отражалась в зеркале.
Хорошо, что в Замок никто не может войти. Вот бы испугался бедняга, увидев привидение!
Глава 3. Седой лес
Пузырёк
В середине декабря вода ушла из Мельничного пруда. На месте большого озера осталось болото под хрустящей ледяной крышей. То тут, то там она с грохотом и плеском обрушивалась. Наверное, Пузырёк проснулся от этого шума. Он подбежал к маме, шлёпая босыми ступнями, и схватился за край её одеяла.
— Мы замёрзнем!
— Это не страшно, — прошептала мама. — Случалось так, что водяные замерзали.
— Вода и раньше уходила из пруда?
— Из нашего — нет, — так же тихо отозвалась мама. Она даже глаза не открыла, разговаривала, словно сквозь сон. — В других местах водяники замерзали, превращались в лёд. А весной они просыпались, оживали…
Пузырёк представил себя замёрзшим. Прозрачным, ледяным. Весной лёд лопается, разлетается на куски.
