Николай Пугач - Трудный день факира в джинсах
— Еще как! Немного задержишься, и то мама носится по дворам: «Емелька! Емелька! Иди домой». Найдет, сердится, а пока идем домой, подобреет.
— А меня тетя Валя ищет. Вряд ли старики дома. Обычно с работы они возвращаются поздно… — сказал Витька и подумал: «Домой бы! Ужасно хочется домой».
Емелька почти не слушал Витьку. Немного утолив голод, он вдруг подумал: «Плохо, что я все решил делать самостоятельно. Думал, что справлюсь. Вот и справился! Кажется, многое предусмотрел, но, как видно, не все. Даже о Витьке не позаботился по-настоящему. Если он раньше не заразился, то теперь уж наверняка, когда кинулся тормошить меня. Хоть бы заставил Витьку тогда руки помыть. Но и тут проворонил… Плохо вышло, плохо! Наверно и еще есть ошибки, похлеще этой».
Закончив ужин, ребята молча принялись готовить постель. Нарезали тонких веток, разложили их, присыпали травой и накрыли брезентом. Емелька лег первый. Укрылся концом брезента. Тело чесалось, ноги опухли, подошвы горели. Невероятно хотелось уснуть, но засыпать он боялся: «А вдруг уже никогда не проснусь».
Витька подбросил в костер дров, посмотрел на море. Там, далеко у горизонта, будто бродили светлячки. Желтые, зеленые и красные. «Как много ночью плавает кораблей», — подумал он, одновременно прислушиваясь к сонному сопению волны. Неожиданно вспомнились слова Емельки: «Когда человек лежит, белые кровяные шарики глотают вирусы». Может быть, он прав, нужно лечь.
— Факир, ты если что — растолкай меня. Ну, если вдруг плохо будет.
— Добро. Ты тоже буди, если что… Вить, что такое смерть?
— Это когда человек ничего не может делать, — начал объяснять Витька. — Ты читал о Дарвине? По его теории, природа создала человека путем проб и ошибок, а отбор помогла ей сделать смерть. Нам, конечно, от этого не легче…
— Точно, не легче. Если только с нами ничего не случится, я обязательно стану врачом. Хорошим врачом. И научусь лечить от смерти.
Емелька уже едва ворочал языком. Одолевал сон. Будто нарочно кто-то усыплял, приказывая: «Спать, спать, спать…»
Сквозь сон Емелька чувствовал, что его трясет. Сильнее и сильнее. Но вскоре дрожь прекратилась. Тело беспокоил только зуд от комариных укусов, никакой другой боли не было. Рядом во сне спокойно посапывал Витя. Емелька повернулся на спину, заложил ладони под голову и начал себя усыплять: «Одна оливтянка, две оливтянки, три… — Над ним простиралось темное небо, плотно затянутое слоем облаков. — Десять оливтянок, одиннадцать…»
Витя что-то пробормотал во сне.
«Опять сбился со счета… Тридцать три оливтянки…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Кажется, я на крыше дома», — удивился Емелька, трогая рукой лоб. Голова была прохладной от утренней свежести. Он посмотрел вниз. Город просыпался. На улицах уже появились первые прохожие. Глянул вдаль — на Нарвских воротах вздыбились зеленые лошади, словно бы тоже приободренные утренней прохладой.
Правее, возле стройплощадки, где работал отец Емельки, как в сказке за одну ночь вырос большой детский городок. Там были домики с плоской крышей, домики, похожие на двускатную палатку, домики высокие и низкие, длинные и короткие, многоэтажные и одноэтажные. Рядом с Емелькой сидел Витя и тоже внимательно разглядывал городок.
— Что ты там видишь? — спросил Емелька.
— Домики. И как будто слова из них составлены. Давай-ка попробуем прочесть?
— «Емелька и Витя! Не бойтесь меня. Марфа».
— Марфа! Кто это? — растерянно спросил Витя.
— Не знаю, но догадываюсь, — сказал Емелька. — Пока город не проснулся, бежим к астроному. Теперь он уже должен быть дома.
Емелька поправил на лице самодельную маску и полез через слуховое окно на чердак. Витька за ним. Здесь было суше и теплее, чем на крыше, пахло голубями. По чердаку пробирались на ощупь. Как только глаза привыкли к темноте, чердак наполнился долговязыми привидениями.
— Стропила зачем-то побелили, — догадался Витька.
— Чтобы дерево не загоралось и чтобы жучки-древоточцы не портили конструкций, — скороговоркой ответил Емелька — как-никак он был сыном строителя.
Чердачная дверь оказалась запертой. Ребята попробовали вдвоем с разгона высадить ее. Она не поддавалась и гремела не меньше, чем пушка Петропавловской крепости, отмечающая выстрелом полдень.
— Может, по веревкам спустимся? — неуверенно предложил Витька.
— Тонковаты… Хотя их тут много, можно сплести вдвое, втрое…
Так и сделали. Канат, сплетенный из бельевых веревок, привязали за стропилину, а конец выбросили на крышу в слуховое окно.
— Спускаемся! Кто первый? По жребию? — предложил Емелька.
— А может, все же дверь выломаем… — неуверенно начал Витька, но Емелька его прервал:
— Ясно! Спускаюсь первым. Торговаться некогда. Лазили же мы по канату в пионерлагере?
— Там высота была поменьше.
— Какая разница? Техника ведь та же! В общем, я двинулся, — решительно сказал Емелька и сделал из носового платка маску.
Ребята снова выбрались на крышу.
— И город построила, и нас сюда определила, видно, она, — кивнул Емелька на стройку. — Больше некому. Похоже, что ей не страшен огонь…
— Но откуда она знает русский язык? — возразил Витя.
— Пока земленавты летели к нам, у них было достаточно времени, чтобы по нашим телепередачам изучить язык.
— Тогда почему именно наш язык? — не сдавался Витя.
— Спрашиваешь! — возмутился Емелька. — Россия — огромная страна, летают спутники связи…
— У американцев они тоже летают.
— Может быть, еще и потому, что у нас социализм, людей берегут, а там в демонстрантов и даже в президентов стреляют. А вообще, оливтяне тоже могли запустить к Земле спутник связи. Похоже, так и было. На орбите Земли сейчас много летает всяких аппаратов, попробуй разберись, чьи они.
Придерживаясь за канат, Емелька подошел к краю. Избегая смотреть вниз, он крепко ухватился за канат и повис на руках. Он болтался над бездной, пытаясь зацепить канат ногами, но это ему никак не удавалось. Попробовал подтянуться, чтобы вернуться на крышу, но не хватило сил.
«Совсем ослабну — позову на помощь Витьку», — подумал он, успокоился и, нащупав канат ногами, стал медленно скользить вниз…
Неожиданно ступни потеряли опору, канат оказался коротким. Емелька посмотрел вниз. До тротуара оставалось метра два с половиной. Съехав по канату еще ниже, он разжал пальцы, полетел к земле… И упал на что-то мягкое…
— Карау-у-у-ул! Грабят! — закричал из-под Емельки мужской голос.
Емелька вскочил, метнулся в сторону, свернул за ближайший угол и помчался вдоль улицы Гладкова.
— Стой, пострел! Все равно догоню! — услышал он за спиной охрипший от злости голос. Емелька задыхался в маске. Пришлось ее сдернуть. Дышать стало легче, сил прибавилось, топот ног отдалился. Но ненадолго. Скоро Емелька снова услышал за спиной тяжелое сопение.
«Сейчас догонит», — в отчаянии подумал он и закричал:
— Не трогайте меня, я заразный! Я не буду убегать, только не прикасайтесь ко мне!
— Я тебе покажу заразного! В жизни больше не будешь кидаться на прохожих!
Почувствовав над собой занесенную руку, Емелька резко наклонился и упал мужчине под ноги. Преследователь грохнулся на траву.
— Ну, погоди же, паршивец! — застонал мужчина, поднимаясь на ноги. Но Емелька ускользнул от него. Он отбежал несколько метров в сторону проспекта Стачек и остановился:
— Дяденька! Я не убегу! Только не прикасайтесь! На мне смертельная бацилла. Послушайте сначала…
— Ну уж сначала я надеру тебе уши! Вместе с бациллой надеру!
Ноги у Емельки подкашивались и спотыкались на ровном месте.
Чуть не плача, он закричал:
— Не трогайте меня, я бешеный. Укушу вас — тоже взбеситесь.
Мужчина больно ухватил Емельку за плечо.
— Дерите уши, бейте! Только побыстрее! И сведите меня в больницу.
— Не в больницу, а в милицию, — сердито взяв мальчишку за руку, сказал мужчина. — Чтобы отца вызвали, а уж он тебе влепит.
— Я сказал, в больницу! Не поведете — кусаться буду!
— Я те укушу! — пригрозил мужчина и на всякий случай покрепче сгреб Емельку за майку.
По дороге в милицию Емелька торопливо и сбивчиво рассказал мужчине об астрономе, о пришельце с планеты Оливия, о вирусе.
— Не учись разыгрывать взрослых! Ишь, что придумал! — отмахивался мужчина.
Отделение милиции помещалось недалеко от здания исполнительного комитета Кировского района. За столом сидел капитан — дежурный по отделению, с усталыми от бессонной ночи глазами. Он держал двумя руками стакан и пил крепко заваренный чай. Рядом с капитаном перелистывал страницы журнала молоденький курсант с белесыми волосами и таким же пушком над верхней губой.
