Олег Верещагин - Я - охотник
— Может быть, зайду. Если не будет дел, — осторожно ответил Славка, и Витька немного разозлился — ему не понравилось, что этот парень словно нарочно мучает сестру:
— Какие дела летом? — спросил он. — Или у тебя семья, дети и три жены? Может, работа важная?
— Скорее работа, — не отреагировал на подначку Славка. — Сдельная, так что свободного времени не очень много. Но я правда постараюсь зайти.
— А ты у нас долго пробудешь? — наседала. Ленка. Славка пожал плечами:
— Не меньше месяца. Может, больше.
— Ты сам откуда? — поинтересовался Витька. Славка ответил:
— Приехал из Болгарии. Через Белоруссию.
— Из Болгарии?! — изумилась Ленка. — Ты там живешь, что ли?
— Я оттуда приехал, — повторил Славка и не стал развивать тему Болгарии, отделываясь общими замечаниями и междометиями в ответ на все вопросы Ленки, а потом, едва они дошли до огородов, быстро попрощался и свернул налево по тропке. Ленка остановилась и долго смотрела ему в спину, так душераздирающе вздыхая, что Витька не выдержал:
— Гнать он мастер, Лен. Из Болгарии!
— Ничего ты не понимаешь, — с пафосом ответила Ленка, и Витька рассердился:
— Отлично понимаю, что ты в него втрескалась под корень!
— Я?! — это слово перешло у Ленки в какой-то взвизг, настолько велико было ее возмущение: — Да нужен он мне… нужен он мне… как… Дурак ты, Витек, и майка у него как ты — дурацкая! Нужно по колено резиновым быть, чтобы такую лажу заказать, наштамповать и на груди таскать: «Встречайте доктора!»
— ЧТО?! — Витька развернулся к сестре так, что из-под кроссовок полетела вырванная с корнем трава…
...Ярослав видел, как этот парень, Витька, пролетел буквально в двух шагах от него, выскочил на дорогу, огляделся и, кажется, плюнул в сухую пыль. Когда возвращался, лицо у него было хмурое и недовольное. Интересно, что ему нужно было? Ярослав совсем было собрался выйти из кустов и поинтересоваться, но напомнил себе, что таких контактов должно быть как можно меньше. Если нельзя, чтобы их не было вообще — то свести до минимума. Никого, нельзя втягивать в ЭТИ дела, а он и так уже втянул — Мишку. Кстати, он должен ждать.
Повернувшись, Ярослав бесшумно пересек пыльные кустики и, проникнув сквозь дырку в заборе, оказался на территория кладбища, уже хорошо ему знакомой. Внезапно с грустью подумал, что с каждым годом, на свете остается все меньше и меньше незнакомых вещей и мест. Вот и из этого города он уедет — и, если когда-то вернется, Болотов уже не будет для него НОВЫМ. И это печально. Временами ему начинало казаться, что он — просто экспонат музея. Посетители приходят и уходят, меняются лица, а он стоит на стенде под стеклом и наблюдает, наблюдает…
В Америку отсюда уехать, что ли? В Америке он еще не был.
Мишка сидел на скамейке около одной из могил и со вкусом ел подгнивший банан. Широко расшнурованные кеды стояли рядом. Славка оперся руками на могильную оградку и тихо свистнул.
Мишка подхватился, но, увидев Славку, заулыбался и махнул банановой шкуркой:
— Привет! А я жду, жду… Нашел шарики?
— Ребята нашли, — Славка обошел могилу и сел на скамейку. — Миш…
— Чего? — от того, что бомжонок снова вгрызся в банан, у него получилось «кхрчехо?»
— Не хрюкай, — машинально сделал замечание Славка и вытянул ноги, откинулся на оградку, не зная, с чего начать. — Миш, у тебя совсем никого нет?
Мишка помрачнел — почти видно было тень, набежавшую на мгновенно посерьезневшее лицо. Он швырнул шкурку за ограду, вытер руки о штаны и коротко ответил:
— Совсем.
— Миш, ты на улице пропадешь, — тихо сказал Славка. — Это точно.
— Ничего со мной не случится, — так же угрюмо буркнул Мишка. — Тут же тихо. Это в больших городах — там да…
— Сколько еще можно так жить? — спросил Славка. — Год? Два? Десять? Или всю жизнь по помойкам будешь скитаться? Ты подумай, Миш.
Бомжонок сопел носом. Наверное, думал — это он умел. И вдруг вскинул с надеждой голову:
— Слав, — он заглянул прямо в немигающие глаза Ярослава, чего не каждый взрослый смог бы, — а можно я с тобой? Куда ты — туда и я. Ты же сам говорил, что я полезный для тебя. Я в любую щелочку… куда угодно! Если хочешь, я вроде как слугой у тебя буду…
— Со мной? — переспросил Славка, поняв, что начинается самое неприятное — ему предстояло гнать от себя младшего, всем сердцем прикипевшего к нему — старшему, сильному, умному, храброму… — Куда со мной?
— Куда ты — туда и я, — мотнул головой Мишка.
«А что? — вдруг мелькнула мысль. — Почему бы нет? Документы, деньги? Не проблема… Такое ведь было, это не первый случай!»
ТЫ СИЛЕН, ПОКА ТЫ ОДИН. КАЖДАЯ ТВОЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ — СЛАБОСТЬ, ЩЕЛЬ В БРОНЕ. ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ МААРДАЙ УЗНАЛ ПРО НЕГО? ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТО БУДЕТ ТРУДНО?
Если бы Славка мог испытывать страх — можно было бы сказать, что он испугался. И отрезал:
— Нет. Со мной нельзя.
— Запрещают, да? — Мишка против ожидания не обиделся. Славка удивился:
— Кто запрещает? Ты про кого, Миш?
Мишка таинственно огляделся по сторонам. Посмотрел вверх, на кроны деревьев. И, наклонившись к Славке, прошептал:
— Начальство. Слав, я ведь давно догадался. Ты из ФСБ? Я читал про то, что у них есть агенты-мальчишки…
Славка мысленно выругался. Эта легенда успела навязнуть ему в зубах — менялись только названия спецслужб. Великого Государя Приказ Тайных Дел. Министерство Иностранных Дел Российской Империи. Этнографический комитет при Институте Востоковедения. «ОсвАг»[2].
И в то же время — Мишка очень удачно сбился на неверный путь. Теперь можно было о нем и вправду позаботиться, не подвергая риску.
— Не ФСБ, — серьезно сказал Славка. — СВР, Служба Внешней Разведки, и больше ничего не спрашивай.
— Блин, — замирающим от восторга и сладкого ужаса голосом ответил Мишка. — Так и знал.
Славка полез в карман джинсовки и достал бумажник. Вытащил из него три… пять… восемь лиловых пятисотенных бумажек, из другого отделения — восемь сотенных долларовых купюр.
— Это тебе, — отрывисто сказал он, протягивая деньги мальчишке. — Сейчас поедем приводить тебя в порядок, а вечером ты поедешь далеко отсюда. В город Псков к одному очень хорошему человеку. Он о тебе позаботится.
— А ты? — спросил Мишка, не беря деньги. — Ты приедешь?
— Нет, — коротко и честно ответил Славка.
Мишка моргнул. Скривил губы. И, обхватив старшего, мальчишку за плечи, расплакался навзрыд — как не плакал, наверное, уже давно… с тех пор, как из его жизни исчезли, ушли те, по кому можно было плакать.
Поздний вечер. Привокзальный парк.
Мишка уехал почти час назад. Притихший, в новенькой одежде, с модным рюкзачком, причесанный и ухоженный, может быть, впервые в жизни — с билетом, имея в кармане деньги и письмо к одному из немногих людей, которым Ярослав верил безоговорочно и твердо — священнику псковской церкви. Тот позаботится о мальчишке и возьмет грех на душу — не станет разрушать легенду о юном агенте ФСК, принявшем участие в судьбе бомжонка.
«Даже лучшие из нас все еще подвержены человеческим чувствам, — подумал Славка. — Хотя это — поводок, за который многих наших привели к гибели.» Сколько он себя помнил — каждый из его товарищей знал, что жалость, любовь, ласка, ненависть, упрямство — гибельны. И не было года, чтобы кто-нибудь не поскользнулся на них.
И не разбился насмерть, падая.
Славка усмехнулся: насмерть. Дико звучит применительно к…
Он не дал себе додумать.
Ярослав сделал глупость. Отправив Мишку, почти час просидел на ограде железнодорожного, перрона. Просто так, низачем, бездумно глядя, как идут составы, да выворачивают из-за угла большого серого здания автобусы — железнодорожный и автовокзал располагались рядом. Очнулся, только когда, начало темнеть, даже на открытых местах — а под кронами большого парка, и подавно сгущалась ночь. Пытаясь понять, зачем все-таки он уселся на эту ограду, Славка ощутил беспокойство, уловив полное отсутствие мотивов. А это могло значить лишь одно: расслабившись, он и сам не заметил, как поддался чужой воле, задержался в нужном кому-то месте на необходимый срок.
Необходимый для того, чтобы стемнело. И, возможно, собралось побольше нечисти.
Он хотел остаться на вокзале ночевать. Или подождать последнего дачного автобуса и, уехав подальше от города, обосноваться на чьей-нибудь пустующей даче: в июне еще можно найти такие. Но это значило — оказаться ночью не в городе, а вне его, не имея возможности подействовать на ситуацию. Тогда Маардай развернется вовсю. Ярослав решил проскочить на кладбище и приготовиться по всем статьям. В конце концов — не так уж далеко…
...Он понял, что ошибся, как только вошел под кроны первых деревьев парка. Только что подошла электричка, но дорожки были пусты — больше сотни людей, не сговариваясь (и сами едва ли понимая — почему!) выбрали путь через рынок — дальше. В парке никого не было — ни единого ЧЕЛОВЕКА.
