Астрид Линдгрен - Собрание сочинений: В 6 т. Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист
— Мне кажется, киднэпперы добрые, — повторил он. — А что мы будем делать сегодня, Никке?
— Сначала лопай завтрак, — ответил Никке. — А потом посмотрим.
Представление о нем как об очень добром человеке укоренилось у Расмуса с первых часов пребывания мальчика на острове.
С самого начала у Расмуса сложилось мнение, что вся эта поездка — необыкновенно удачная выдумка его папы. Интересно было ехать на машине, интересно плыть в моторной лодке! Какой чудесный причал был на этом острове, а сколько лодок пришвартовано у причала! И он только-только собрался попросить у папы разрешения искупаться, как пришел этот глупый дяденька и все испортил. Он так чудно разговаривал с папой, а папа был злой и рычал даже на него, на Расмуса, а потом папа исчез, и Расмус с ним больше не встречался.
Вот тогда-то Расмус и начал всерьез сомневаться, так ли это все интересно. Он пытался удержать слезы, которые рвались наружу, но первые подавленные всхлипывания быстро перешли в потоки слез. Инженер Петерс грубо толкнул его к Никке и сказал:
— Позаботься о мальчишке!
Это было малоприятное поручение. Никке горестно чесал затылок. Он не знал, как обращаться с плачущими детьми. Но он готов был на все, только бы прекратить этот рев.
— Давай я вырежу тебе лук со стрелами, — с горя предложил он.
Это подействовало. Словно по мановению волшебной палочки, Расмус перестал плакать так же внезапно, как и начал, и его вера в добро была восстановлена.
Затем они битых два часа стреляли в цель из лука, и Расмус уже твердо уверовал в то, что Никке добрый. А раз Ева Лотта говорит, что Никке киднэппер, значит, киднэпперы добрые.
Солнце поднималось именно так, как ему положено — все выше и выше, — и продолжало светить и добрым и злым. Оно согрело скалу, где Калле и Андерс, купаясь, провели целый день. Оно светило Никке, сидевшему на мостках перед домиком Евы Лотты и вырезавшему лодочку из коры. И Расмусу, который испытывал готовые лодочки в бочке с дождевой водой, стоявшей возле дома. Лучи солнца играли в белокурых волосах Евы Лотты, сидевшей на диване и ненавидевшей Никке за то, что он не выпускает ее на воздух. Они раздражали инженера Петерса, потому что буквально все раздражало его в этот прекрасный день, и, следовательно, он не мог сделать никакого исключения для солнечных лучей. Но, не обращая ни малейшего внимания на раздражение инженера Петерса, солнце спокойно продолжало свой путь и в конце концов — как ему и было положено — зашло на западе и исчезло за лесом где-то на большом материке. На этом и закончился второй день на острове.
Нет, не закончился. Только теперь он и начался. Он начался с того, что инженер Петерс вошел в домик Евы Лотты. На Еву Лотту он не обратил внимания, с ней все было ясно. Ее, на беду, угораздило увидеть, как похищали Расмуса, ей удалось тайком пробраться в машину, потому что этот идиот Сванберг не караулил как следует. Держать Еву Лотту здесь затруднительно, но придется терпеть; ведь она поможет им утихомирить мальчишку до тех пор, пока образумится его упрямый отец. Вот, собственно, и все, что можно было сказать о Еве Лотте. А побеседовать он хотел с Расмусом.
Расмус уже лежал в постели, разложив перед собой на одеяле пять маленьких игрушечных лодочек из коры. На стене висел его лук. Расмус был богат и счастлив. Остров этот хороший, а киднэпперы — добрые.
— Послушай-ка, старина, — сказал инженер Петерс и сел на край его постели, — что ты скажешь, если придется остаться здесь на все лето?
Широкая улыбка озарила лицо Расмуса.
— На все лето! Какой ты добрый! Мы с папой хорошо отдохнем у тебя на даче.
«Один — ноль в пользу Расмуса», — подумала Ева Лотта и многозначительно улыбнулась. Но она благоразумно молчала. Инженер Петерс был не из тех, с кем можно шутить.
Никке сидел на стуле у окна очень довольный. Это было заметно. Наконец-то эту нахальную девчонку заставили умолкнуть!
Но инженер Петерс был далеко не в восторге.
— Послушай-ка, Расмус… — начал он, но Расмус, сияя от радости, прервал его.
— Тогда мы можем купаться каждый день, верно? — сказал он. — Я могу делать пять заплывов. Хочешь посмотреть, как я делаю пять заплывов?
— Очень хочу, — сказал инженер Петерс, — но только…
— Вот будет здорово! — радовался Расмус. — Один раз летом, когда мы купались, Марианн вдруг скрылась под водой. «Буль, буль, буль», — забулькала вода. А потом Марианн снова вынырнула. Марианн может делать всего четыре заплыва.
— Нужны мне твои заплывы! — нервно воскликнул Петерс. — Я хочу знать, где твой папа спрятал бумаги с этими красными цифрами.
Наморщив брови, Расмус неодобрительно посмотрел на него.
— Фу, какой ты злючка, какой глупый, — произнес он. — Разве ты не слышал — папа не велел мне говорить об этом.
— Чихать нам на твоего папу. И вообще такой маленький сопливый щенок не должен говорить старшим «ты». Ты должен называть меня «инженер Петерс».
— А разве тебя так зовут? — спросил Расмус, любовно поглаживая самую красивую лодочку из коры.
Петерс проглотил обиду. Он считал, что должен обуздать себя, если хочет добиться успеха в задуманном деле.
— Расмус, я подарю тебе что-то очень хорошее, если ты скажешь то, о чем я тебя прошу, — мягко произнес он. — Я подарю тебе паровую машину.
— У меня уже есть одна паровая машина, — заметил Расмус. — Лодочки из коры лучше. — Он сунул самую красивую лодочку из коры прямо под нос Петерсу: — Видел ты когда-нибудь такую красивую маленькую лодочку, инженер Петерс?
Потом он начал возить лодочку взад-вперед по одеялу. Это она переплывала океан, направляясь в Америку, где живут индейцы.
— Когда я вырасту, я стану вождем индейцев и буду убивать людей, — заявил он. — Но женщин и детей убивать не стану.
Петерс не ответил ни слова на это сенсационное заявление. Он заставил себя сохранить спокойствие и попытался придумать, как направить мысли Расмуса в нужное русло.
Лодочка из коры скользила по одеялу, управляемая загорелой и довольно грязной маленькой мальчишеской рукой.
— Ты — киднэппер, — сказал Расмус, а глаза его меж тем следили за лодочкой, пересекающей океан. Мысли его тоже были там. — Ты — киднэппер, — с отсутствующим видом подтвердил он. — Потому тебе нельзя знать никакие тайны. А не то бы я тебе сказал, что папа прикрепил их кнопками за книжным шкафом, но теперь я этого не сделаю… Ой, все-таки я тебе сказал, — спохватился он, весело улыбаясь.
— О Расмус, — застонала Ева Лотта.
Петерс вскочил.
— Слышал, Никке, — громко и радостно захохотал он. — Слышал… нет, это так прекрасно — быть правдивым. «За книжным шкафом», — сказал он. Мы заберем эти бумаги ночью. Будь готов через час.
— О’кей, шеф! — откликнулся Никке.
Петерс поспешил к двери, совершенно не обращая внимания на Расмуса, сердито кричавшего ему вслед:
— Отдай мои слова обратно! Чур, не считается, когда случайно скажешь! Кому говорю, отдай их обратно!
11
У Белых Роз были тайные сигналы и всякого рода предостерегающие знаки. Не менее трех сигналов означали: «Опасность». Во-первых, быстрое прикосновение к мочке левого уха, которое применялось, когда и враг и союзник находились в поле зрения и нужно было незаметно предупредить союзника о грозящей опасности. Затем крик совы, тайно призывавший каждого блуждающего в округе рыцаря Белой Розы немедленно поспешить на помощь. И наконец, клич великой тревоги, применявшийся лишь когда грозила смертельная опасность или ты находился в бедственном положении.
Именно сейчас Ева Лотта находилась в крайне бедственном положении. Ей необходимо было как можно скорее связаться с Андерсом и Калле. Она подозревала, что они, словно голодные волки, бродят где-то вокруг, совсем близко, и только и ждут, когда в ее окошке зажжется свеча в знак того, что на горизонте ни облачка. Но на горизонте было облачко. Никке не желал уходить. Он упорно сидел у них в комнате, рассказывая Расмусу, как он молодым моряком бороздил синие воды океанов всего мира, а дурачок Расмус требовал все новых и новых рассказов.
А нужно было спешить, спешить… спешить! Через час Петерс и Никке отправятся в путь и под покровом ночи украдут драгоценные бумаги.
Выход был один — Ева Лотта издала клич великой тревоги. Как она и рассчитывала, он был такой ужасный, что чуть ли не насмерть испугал Никке и Расмуса. Когда Никке оправился от испуга, он, покачав головой, сказал:
— Видать, ты совсем спятила! Нормальный человек так выть не будет!
— Так воют индейцы, — объяснила Ева Лотта. — Я думала, вам будет интересно послушать. Вот так, — сказал она и еще раз так же пронзительно завыла.
![Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]](/uploads/posts/books/212389/212389.jpg)
