Олег Верещагин - Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка
— Их застрелили в камере, — тихо сказал Олег. И обмер — по лицу Юрки прошла какая-то истошная судорога, дёрнулось всё лицо сразу и в то же время — каждая мышца по отдельности. Но он не издал ни слова.
В соседней комнате загрохотали шаги. Димка вскрикнул и скорчился на топчане. Олег вскинул револьвер. Юрка, шатнувшись к двери, снял с крючка кобуру и достал большой пистолет.
Но внутрь ввалились Станац, Светка и ещё трое парней из отряда.
— Добро ти шов, — кивнул Станац за дверь. — Валком вальешь…
— Юрик! — вскрикнула Светка.
— Отвернись, дура! — крикнул Юрка, прикрываясь рукой. И вдруг, буквально облившись потом, побелел, как бумага и начал валиться на руки Олега.
Олег подхватил его. И тут же в дверь ворвалась одна из девчонок:
— Охватают нас! — крикнула она, сжимая винтовку. — До свех краев охватают!
— Шта-а?! — взревел Станац. — А! — он отчаянно поглядел на Олега. — Рус, слыше?
— Да, — Олег перехватил Юрку удобнее. — Нас окружают. Ну что ж. Пусть.
Страха не было ни капли.
* * *
Баргайцы не сразу пошли в атаку. Олег успел устроить Юрку в какой-то комнатке, загородив со всех сторон тяжеленными сейфами, которые ворочал с бешеным остервенением. Тут же метался Димка, всхлипывал и вроде бы старался помочь. Олег схватил его за плечо, швырнул в то же укрытие и сказал:
— Сиди, понял? Ни с места, сиди тут!
В комнату вбежали двое ребят и девчонка. Один, сверкнув улыбкой, перекинул Олегу баргайский автомат и тяжёлый пояс с подсумками, в которых оказались магазины:
— Држи!
Они начали деловито валить к окнам шкафы, скользя по вылетающим наружу бумагам. Девчонка переколотила прикладом стёкла и начала кричать наружу такую похабщину (вполне понятную), что Олег изумлённо заморгал. Когда же она спустила штаны и то, что было под ними — и в таком виде вылезла на подоконник, мальчишка просто отвернулся. Но местные ребята только похохатывали, оборудуя позиции.
Олег встал сбоку от одного из окон. Снаружи резали прожекторные лучи, не давали смотреть нормально. Потом Олег различил перебегающие группки людей — но в тот же момент на здание обрушился шквал огня, и мальчишка упал на живот.
Тот обстрел, под который он попал с Хирстом у кочевников, был пустяком в сравнении с этим. Комната наполнилась стонущими гудением рикошетирующих то ли пуль, то ли осколков. Потом с грохотом обвалилась часть стены. Олег невольно вскинул голову — и увидел, что бойцы Станаца стреляют в ответ.
Он перекатился к пролому. Дах-дах-д-да-у, сказало что-то около самой головы, полетела кирпичная крошка. Внизу перебегали всё ближе и ближе баргайцы. Они поднимали стволы и стреляли. Но перебраться через какую-то невидимую границу — не могли. Любой, кто добирался до неё — падал.
— Палюй, палюй! — крикнул кто-то сбоку, и Олег, вздрогнув, начал стрелять — в совершенном отупении, но не забывая, чему его учили уже три года на кружке военного дела — отсекать короткие очереди, снова целиться и снова отсекать короткие очереди; как ни стреляй длинными (если только не по сплошной толпе) — после нескольких выстрелов ствол обязательно задерёт… Баргайцы совершенно не соотносились с живыми людьми, но и удовлетворения, когда один из них после его очереди — третьей или четвёртой — словно наткнулся на выброшенный в живот кулак и отлетел обратно — Олег не испытал. Следующими очередями он свалил ещё двоих.
— Перычка! — крикнул опять тот же голос. — Хране!
Олег не успел понять, что произошло — в комнату влетело что-то огненное и лопнуло с тяжёлым, потрясающим всё тело звуком, после чего Олег перестал слышать. Сверху падали чёрные хлопья. Девчонка со снайперкой стояла у стены и мелко дрожала всем телом, сжимая в руках винтовку и выкашливая на грудь струи тёмной крови. В грудине у неё торча витой кусок металла, прибивший девчонку к стене. Пулемётчик сидел на полу, держась ладонями за уши. Второй мальчишка полз кругами, опираясь на руки и волоча за собой обрубок ноги, оставляющий на мусорном полу удивительно яркий след — но тут же темневший в пыли.
Девчонка подняла снайперку к плечу и начала стрелять в окно, как автомат, передёргивая затвор и почти не целясь. Потом уронила оружие и голову. Раненый мальчишка, оскалившись, перетягивал высоко поднятый обрубок тонким тросом. Пулемётчик уже стрелял. Из его ушей ленточками текла кровь.
Олег перевернулся обратно на живот. Нашарил автомат, подтянул ближе и начал бросать гранаты — лёжа, сбоку по дуге. Гранаты разрывались, хотя он не знал, его это — или нет. Но одна лопнула точно под ногами баргайца, поднимавшего длинную трубу — и того не стало. Олег засмеялся горлом и прижал к плечу автомат. Первая же очередь отшвырнула другого баргайца…
…Пулемётчику пуля попала точно в лоб, и он уронил голову на приклад, как будто уснул. Олег оставил автомат и перебрался за пулемёт. Обезножевший парень стал подавать из цинка матерчатую ленту, но, когда цинк кончился и надо было отползти в сторону за новым, он прополз полметра и замер — то ли умер, то ли потерял сознание. Олег «добил» ленту — и вдруг грязная, в потёках засохшей крови, рука протянула ему кожаный «язычок».
Олег повернул голову. Юрка, лёжа на боку, свободной рукой деловито подтягивал к себе пояс с гранатами.
— Сработаем вместе, да?! — крикнул Юрка и сверкнул улыбкой — беспечной и яростной. И Олег услышал его — и Олегу стало вдруг беспричинно и нелепо хорошо и весело…
— Сработаем! — проорал он в ответ. И опять припал щекой к толстой кожаной нашлёпке на прикладе.
— Ты как здесь?! — кричал Юрка.
— Тебя искал! — смеялся Олег.
— Нашёл?!
— Нашё-о-ол!!!
Они быстро, ползком, перебрались к другому окну. Пули били в стену напротив, тяжело зыкали на рикошетах от сейфов.
— Нельзя сдаваться! — кричал Юрка. — Я случайно попался, скрутили! А так — нельзя!
— Оставь одну гранату! — ответил Олег. — Оставь, понял?!
— Две оставлю! — смеялся Юрка. — Они осекаются часто!
— Потом — слышишь, потом! — Олег стрелял и стрелял, хотя было видно, что баргайцы уже не останавливаются у смертельной черты. — Потом, Юр, ещё много чего будет! Много чего, понял?! Жалко только, что — не домой! У меня девчонка! Жалко!
И смеялся тоже.
Но вдруг площадь потонула в пыли, непонятно откуда поднятой. Сверху ударили мощные столбы белого света, забегали, скрещиваясь и расходясь. Послышался ревущий голос — казалось, кричит небо:
— Славяне, до верррх, до верррх, бррррать, до верррх, славяне, бррррззз… — голос сорвался в рычание. И стало ясно, что пыль поднята огнём не меньше чем десятка скорострельных пушек, нещадно избивавших баргайцев, которые заметались и стали откатываться под защиту зданий на другой стороне.
В комнату вбежал Станац — лицо в крови.
— До верху! — крикнул он. — Дирижабль прийшо, волкодлаки прийшо, код Сантокаду!
— Помоги! — крикнул Олег, кивая на безногого. Юрка подхватил его под мышки, Станац, быстро посмотрев двух других, тихо и длинно выругался, махнул рукой, поднял за ногу и за обрубок. Они выскочили из комнаты. Олег отступал, держа на бедре тяжёлый пулемёт. В последний момент матюкнулся, подскочил к укрытию из сейфов. Димка скорчился «на дне» в прославленной и рекомендуемой западными педагогами и психологами «позе эмбриона». Его трясло.
— Вставай, придурок, пошли! — Олег нагнулся, выволок завопившего мальчишку наружу. — Да иди же сам, скотина, я же не могу!.. А!
Ужалило в правое бедро. Боль была резкой и обжигающей, Олег припал на колено, не выпуская пулемёта. По джинсам поплыло тёмное пятно. Димка попятился, перекосив рот, но Олег, преодолев боль, дыша открытым ртом, выпрямился и, толкнув мальчишку перед собой, побежал — не заковылял, а именно побежал — следом.
В коридоре у него кто-то подхватил пулемёт, ещё кто-то подставил плечо… На лестнице, мимо которой они пробежали, громко стонал человек, лежали трупы — в нелепых позах смертельно пьяных… ага, значит, баргайцы всё-таки успели ворваться внутрь…
Сбоку вытащили раненого в живот парня. Олег оттолкнул того, кто ему помогал, мотнул головой:
— Тащите его, я сам, — и действительно пошёл сам, перебросив в руки автомат из-за спины. Пошёл, даже побежал, хотя от боли казалось, что в ногу вставлен раскалённый прут. И он шевелится при каждом движении.
Ещё одна лестница — наверх, на крышу башни. Под ногами, в иссушающем белом свете, льющемся с неба — большая ткань. Олег не сразу сообразил, что это баргайское знамя, сорванное с флагштока и раскромсанное кинжалами. А выше, совсем рядом, висело белое огромное брюхо, и в чёрном дверном проёме двое уррвов в жилетах и шлемах помогали людям залезать внутрь. Точнее — просто с силой вдёргивали их. Но какие могли быть претензии?
— Юрка там? — крикнул Олег Станацу, растиравшему по лицу кровь. Тот кивнул. — А этот… второй?
