Александр Пересвет - Затерянные в истории
Или, например, слово. Здесь, если дал слово, если пообещал что-то, то обязан выполнить. Даже не дискутируется эта тема. Иначе не выжить. Нужность человека для племени определяется не по красноречию, а по делам. Ибо нет возможности проверять сказанное. Когда все заняты выживанием, то и о человеке судят не по словам, а по тому, как он участвует в этом общем процессе.
Антон вспомнил, как убеждал поначалу арругов в преимуществах лука. Ну что ж, их можно было понять. Охотники со стажем выживания в супер-опасном мире — зачем им нужно было оружие, из которого завалишь зверя едва ли с более дальнего расстояния, нежели с того, на котором применяется копьё? А копьё к тому же — оружие мощное: раз — и зверь уже дёргает ногами в агонии. А стрела? Тут надо попасть лишь в жизненно важные центры — или бегать за зверем, выжидая, пока тот не истечёт кровью.
Да и то, что мог показать Антон, так сказать, технологически, охотников не убеждало. Естественно, мальчик, развлекавшийся луком на даче, не мог предложить им настоящего, адекватного оружия. Он мог сделать лишь модель и показать сам принцип. Уже натянуть собственный лук для него, с его тогдашними не закрывшимися ранами, было той ещё задачей. Сложной.
Но Антон дал тогда слово, что при всей внешней слабости нового вооружения оно обязательно себя покажет двумя вещами. Большей дальностью боя, когда лук сделает мужчина — и сделает под себя, под свои силы. И многозарядностью, если можно так сказать.
И ему — мальчишке! — просто поверили. Вместе прошли по всей "производственной цепочке", сотворили лук по руке, натренировались и —
— да, скупо признали вообще немногословные арруги, хорошее дело Антон придумал.
А уж когда лук так эффективно проявил себя в войне с уламрами…
Или вот эта их общинность. Совсем не существует воровства. Эти люди вообще не знают чувства собственности. Они не копят богатств. А всё накопление направлено лишь на то, чтобы иметь что-то под руками в неизбежные тяжёлые времена.
Причём эти люди всегда делятся друг с другом. Вплоть до курьёзов доходит. Приносят, например, женщины вкусных ягод со своей "тихой охоты" в лесу. И раздают их всему племени. Причём подчас себе ничего не оставляют. Оказывается, в лесу собранное есть не положено. А в племени — всё общее. И делит уже, к примеру, вождь. Или — как наивно сказала одна из местных девочек, явно положившая глаз на Антона, — свой мужчина. Именно он должен наделить её, добывшую пищу, частью её же добычи. Зато получается в результате, что оба теперь — друг друга кормят и, значит, они вместе…
И Антон снова со смущением вспомнил, как мерзко хихикал гадский Гуся, когда та девочка всё требовала, чтобы он её угощал похожими на чернику ягодами.
И на Альку не хотелось смотреть…
Или, скажем, ремень на джинсах. Очень понравился он вождю Кыру. На что и был сделан намёк в самой прямой форме. Хотя на что ему ремень, что поддерживать? Пришлось отдать — хорошо, хоть джинсы, вернее, то, что от них осталось, достаточно плотно сидели, не спадали. Впрочем, всё равно пришлось их, совсем уже грязные и порванные после войны, заменить на здешние штаны.
И что? Вождь был в полном восторге от такой чудесной вещи — но через несколько часов в ремне на голое пузо щеголял уже другой воин. Потом ещё один. И лишь когда вещь обошла всё племя, и все ею насладились, — лишь тогда вождь по праву затянул ремень на своей талии.
И в то же время субординация очень сильная. Лучшее из добычи достаётся вождю. Затем — по старшинству — мужчинам. Только потом — "нахлебникам", женщинам и детям.
Зато и дерутся они все вместе, дерутся за любого, как за себя. Гусю вон, хихикана дурацкого, выручать отправились всего лишь из-за того, что тот успел своим бамбуковым копьём с вождём обменяться. Как же — в воины племени тем самым приняли. Теперь он — арруг. И бросить его в руках у врага невозможно.
Правда, это не избавило Сашку от необходимости искупаться в местном озере, чтобы "родиться" в здешнем племени, а заодно очиститься от чужих духов и быть принятым здешними. И Антон с мстительным удовольствием вспомнил, как тот лез в воду, голый, на глазах у Альки и всех прочих и — красный, как рак…
И вообще — внутри этого общества нет преступлений. Ни уголовных, никаких. Наверное, кому-то хочется чего-то запретного, но никто никогда не посмеет пойти в этом дальше загнанных в самую глубь черепа мыслей. А скорее всё-таки — и мыслей таких не приходит. Не вызывает их обстановка окружающая. Даже драк тут никогда не бывает. Может, потому, что все трудятся, и у людей просто не успевает накапливаться эта избыточная энергия безделья и агрессии?
В общем, логика этой жизни проста, подытожил Антон. Сегодня ты не поделился, а завтра придётся плохо по какой-то причине — и уже не помогут тебе. Сегодня ты обманул — в следующий раз тебе не поверят, и ты останешься один. Всё исходит из тысячелетних законов совместного выживания, зафиксированных в памяти племени. Нарушение закона сурово карается всегда — и для этого не надо милиции. Сама природа — и милиция, и прокуратура, и суд одновременно. Выносящий к тому же в основном только смертные приговоры…
Хотя и отношение к смерти у них, у неандертальцев, гораздо проще, чем у нас, подумал ещё Антон, оглядывая довольных сытным ужином членов своего — своего! — племени. Они знают три варианта смерти: от старости, от войны и от духов. Последнее — это если причина смерти непонятна. И в случае чего тебя почётно похоронят.
Если не съедят за особые личные качества.
Но когда ты сам повидаешь много её, смерти, лиц… И сам побываешь за Кромкой… В общем, начинаешь легче к ней относиться. К её неизбежности…
Словом, это оказался мир жёсткий. Но чистый.
Потому и влечёт…
Саша
Сашке было хорошо. И вообще хорошо, и в частности.
Вообще — хорошо было сидеть вот так. У костра. С друзьями. В безопасности. И ступни практически не болят, намазанные какой-то тягучей субстанцией и аккуратно укутанные в меховые постолы здешней знахаркой. Гонув, да.
Хорошо. Как в тот, первый день, когда они тут появились.
Но и с существенной разницей по сравнению с тем днём.
Во-первых, они были теперь вместе. В смысле — они, трое.
И Антохиной жизни ничто не угрожает. Вон сидит, весёлый, поглядывает на неандертальцев, думает о чём-то. Как всегда, поди, — об умном.
Эх, хороший друг ему достался! Ему, правда, не повезло с этим дурацким динозавром… а перед этим со змеёй. Видать, судьба. Можно сказать, на него притягивалось то, что угрожало им троим. Зато здесь его мозги выручили! Это надо же так весь ход войны продумать!
Он ещё раз вспомнил.
Вот откуда, например, Антону знать было, куда пойдут уганры и куда поведут его, Сашку? Догадался, допёр! Хотя сам и говорит, что "элементарно, Ватсон", и тем уламрам, дескать, некуда было иначе соваться.
Хорошо, а дальше вот так придумать, как заманить их в лес? Что сделал бы, скажем, он? Показался бы перед уганрами, покривлялся, может, даже стрельнул в кого. Те бы бросились, их бы встретили. И что? В битве на опушке арруги, как более малочисленные, все и полегли бы…
А этот придумал целую операцию! Выручите меня, дескать, от арругов. А в чём расчёт? Может, он нафиг этим уганрам и не нужен был, чего его выручать-то? Но как просто-то всё, когда объяснил! Раз тебя, Гуся, сразу не убили, значит, нужен ты им. То есть правильно ты себя повёл, конечно, раз им нужен оказался. Но коли не убили — значит, нужен.
А раз нужен один, будет нужен и второй. Хотя бы про запас. И коли он сам в руки идёт — зачем отказываться?
А как они в лес втянулись — тут им неизбежный конец был. Овраг этот, ручьём промытый, я весь прошёл. Как только уганры-уламры в него попадают, так им выхода и нет: сверху уже стрелки расставлены.
Главное было — за тобой, Сашка, их в овраг завлечь. И проходя по нему, упирались они в берег реки. Как фашисты в Волгу, понял? И что им делать? Только обратно идти. Но сзади их всё те же стрелки ждут… Вот и получилось, что деваться им некуда. Только или домой возвращаться, или за каждым стрелком по чужому лесу гоняться…
Погонялись, ага. Да ещё и переругались друг с другом. Что важнее — исчезнувшего духа преследовать или наверху от нападения отбиваться? А в итоге разделились, причём одни побежали обратно поверху, а другие — понизу.
Тем, кто остался наверху, повезло больше…
Но главное — удалось Антону напугать уламров! Главная фишка была в том, чтобы никто из арругов им на глаза не показывался. И тогда очень страшно, в самом деле, всё выходит. Идёшь по лесу, никого не видишь, вдруг из чащи вылетает что-то острое и жалит. Причём куда бы ни попала стрела — всё, не боец уже. Медицины тут нет, до шамана-знахаря старины Да далеко. Перевязаться — и то нечем. В итоге вскоре все уламры или ранены, или вовсе на земле лежат…
Сашу передёрнуло. Нет, хорошо всё-таки, что не позволили они с Антоном добивать раненых. Ворчали, конечно, арруги, но когда увидели, сколько врагов по их душу приходило, и как хитрость Антона в беспомощное состояние их привела… Да к тому же — без единой жертвы со стороны неандертальцев!
