Алека Вольских - Мила Рудик и руины Харакса
— Ты мне загадку загадываешь или сам расскажешь, что будет?
Гарик широко улыбнулся в ответ на ее иронию, и Мила сама не заметила, как улыбнулась вслед за ним. Они смотрели друг на друга около минуты. Мила была уверена: то, что она видит в его взгляде, он видит в том, как она сейчас смотрит на него.
— Гм… Так что там — со щурами? — первая нарушила затянувшееся молчание Мила, в большей степени из-за того, что почувствовала, как от его взгляда начинает покрываться ярким румянцем.
Ресницы Гарика вздрогнули.
— Извини, — сказал он, стараясь спрятать улыбку. — Отвлекся.
Он опять глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями, и продолжил:
— Щуры лучше всех других существ владеют защитной магией. Или, говоря точнее, магией границ. Сквозь границу, установленную щуром, пройти без его позволения нет никакой возможности, будь ты хоть тараканом, хоть троллем. Что касается кикимор — они без особых усилий умеют становиться невидимыми. Передвигаясь, будучи невидимыми, они практически неуловимы для любого врага, в чем ты сама могла убедиться.
Гарик со всей серьезностью посмотрел на Милу.
— Я веду к тому, что в первую очередь нужно знать, что ты умеешь делать лучше всего, и научиться максимально использовать это в любой опасной ситуации, а не думать о том, насколько огромен тролль.
Размышляя над его словами, Мила задумчиво подняла одну бровь.
— Итак, — требовательно уставился на нее Гарик. — Что ты будешь делать, если на тебя нападет тролль?
Мила улыбнулась.
— Ну, у меня есть пара идей.
— Прекрасно, — отозвался Гарик. — А теперь давай мы испытаем твои идеи на практике.
Мила с демонстративным видом оглянулась вокруг и скептически хмыкнула.
— Что-то я не вижу поблизости ни одного тролля.
На губах Гарика заиграла улыбка, которую Мила про себя назвала хитрющей. Не переставая улыбаться, он посмотрел на нее прищуренными синими глазами и многообещающе заявил:
— Троллем сегодня буду я.
Несмотря на шутливое настроение, Гарик заставлял Милу работать в поте лица. Он позволил ей испытать на нем несколько магических приемов, которые она выбрала сама. Ни один не сработал. Гарику удавалось находить брешь во всех ее попытках защищаться. В конце концов она сказала ему, что он не тролль, а дьявол. Он в ответ захохотал и сообщил, что дело не в нем, просто она, как оказывается, совсем не знает своих сильных сторон.
— Все, — сказала ему Мила, устав до изнеможения после трех часов тренировок. — Я ни на что не способна. Я бездарь.
Она рухнула прямо на снег, радуясь, что зима задержалась и до сих пор не убрала с земли свой толстый снежный ковер — иначе Миле пришлось бы сейчас приземляться в грязную кашицу из тающего снега.
Гарик наклонился над ней и безжалостно заявил:
— Ты лентяйка и трусиха. И у тебя нет характера. Сдашься — тролль тебя разломит напополам и съест, как галетное печенье: сначала одну половинку, потом другую.
— Эй! — возмутилась Мила. — Лентяйка — это еще понятно, но почему это я вдруг трусиха?!
Синие глаза посмотрели на нее проницательно, но одновременно мягко.
— Тебя постигло несколько неудач подряд. Ты не хочешь пробовать снова, потому что боишься новых неудач. Ты — трусиха.
Мила уже открыла рот, чтобы возразить, но, прислушавшись к своим ощущениям, промолчала.
— А почему печенье галетное? — хмурясь, спросила она вместо этого. — Я песочное люблю.
Гарик издевательски хмыкнул.
— А кто у тебя спрашивает, что ты любишь? — Он протянул к ней руки. — Вставай. Мы будем искать твои сильные стороны — пока не найдем. Каждый человек что-то умеет делать по-настоящему хорошо. Или может научиться этому. Если надо будет — мы из тебя это «что-то» вытрясем.
Мила мученически застонала.
— Оставь меня, о жестокий тиран! Дай мне умереть!
Для вящей убедительности она закатила глаза и сомкнула веки, прикинувшись умирающей. Гарик тихо засмеялся.
— Ни за что! — категорично заявил он. — Ни один тиран не даст тебе умереть так легко. А я не просто тиран — я жестокий тиран, поэтому сначала я буду долго тебя истязать пытками. Из лучших побуждений.
Он подхватил ее руками под мышки, легко поднял, словно она была пушинкой, и поставил на ноги.
Заметив ее кислую физиономию и жалостливый взгляд, Гарик неодобрительно скривился.
— Ладно, — словно нехотя сказал он. — Будет тебе передышка. Тем более, ты, кажется, совсем замерзла. Пошли.
Он взял ее за руку и повел за собой.
— Куда? — удивленно спросила Мила.
— В Черную кухню, — ответил на ходу Гарик.
Мила озадаченно заморгала, даже не пытаясь сопротивляться.
— А разве… посторонним туда можно заходить… Нет, я помню, что уже была там… ну, с остальными меченосцами… в прошлом году. Но тогда ведь наверняка пришлось для нас снимать защиту, да? Я имею в виду, разве посторонний может войти туда вот так вот запросто?
Бросив на нее быстрый взгляд, Гарик улыбнулся.
— А почему нет?
— Ну… В Львиный зев, например, посторонним нельзя заходить. И, насколько мне известно, в Золотой глаз тоже.
Гарик отрицательно покачал головой.
— Черная кухня — это не Дома Факультетов, на которых лежит Породняющее заклятие.
— Породняющее? — не поняла Мила.
— Заклинание, которое пропускает в определенное место только тех, на кого распространяется. Это заклинание делит всех существ на своих и чужих — та самая защита, о которой ты только что сказала. Однако на особняке Черная кухня такого заклинания нет.
— Почему? — спросила Мила.
— Потому что основатели братства считали, что быть его членами достойны только те, кто сам способен себя охранять. Но на всякий случай у нас есть Цицерон.
Миле было трудно понять, как голова гекатонхейра, пусть даже она в высоту превышает рост человека и умеет говорить на латыни, способна защитить обитателей Черной кухни. Да, меченосцы воспринимали Шипуна и Полиглота как охранников, но при этом считали, что оба гекатонхейра охраняют скорее выходы из Львиного зева, чем его обитателей. Настоящим охранником, как узнала в прошлом году Мила, был каменный лев на крыше тамбура над входом. Он действительно защищал всех, живущих в Львином зеве, от опасности в лице любого, кто попытается проникнуть внутрь. Грифон, охранник Золотого глаза, по-видимому, был еще опаснее, чем лев меченосцев. Мила была уверена, что два единорога на воротах усадьбы «Конская голова» тоже не так безобидны, как кажутся на первый взгляд. Но Цицерон… Мила почему-то всегда считала, что он живет в Черной кухне только для престижа. Как же! Гекатонхейр, который сыплет цитатами на латыни… А из слов Гарика выходило, что Цицерон находится в особняке еще и из соображений безопасности.
— Подожди! — вдруг опомнилась Мила. — А зачем мы идем в Черную кухню?
— Как — зачем? — улыбнулся Гарик, лукаво глянув на нее через плечо. — Чтобы напоить тебя чаем, конечно. Ты замерзла. Тебе нужно согреться.
— О, — улыбнулась Мила, тронутая его заботой, — спасибо.
— Не за что, — кивнул Гарик и добавил: — Я думаю, моя комната подойдет.
— Для чего? — опешила Мила.
Он снова посмотрел на нее своим хитрющим взглядом.
— Для поиска твоих сильных сторон, разумеется. Я же обещал: мы будем искать их, пока не найдем.
Мила страдальчески простонала.
* * *В понедельник уроки пролетели необыкновенно быстро. Когда профессор Лучезарный отпустил их с последней пары, Мила не сразу сообразила, что учебный день подошел к концу, и даже спросила у Белки, какой следующий урок.
— Ты переучилась, — заключил Ромка, пока Белка, сбитая с толку вопросом Милы, испуганно заглядывала в расписание. — Уроки закончились. Можно топать в Львиный зев.
— Ой, — с облегчением выдохнула Белка, — я уже испугалась, что забыла о каком-то уроке.
— Вы обе переучились, — закатив глаза к потолку, неодобрительно покачал головой Ромка и обратился к Миле: — Ты сегодня опять с Гариком пойдешь или с нами? Что вы там обсуждаете каждый день после уроков? Тренировки? А что их обсуждать?
Последнее время Мила все чаще из школы возвращалась вместе с Гариком. Друзьям она говорила, что по дороге они обсуждают подготовку к последнему испытанию. Конечно, Мила немного лукавила. Ей и Гарику просто нравилось быть вместе, вдвоем. Иногда Мила не могла дождаться окончания уроков, зная, что увидит его и, держась за руки, они медленно пойдут в сторону Львиного зева далеко позади толпы меченосцев и златоделов. Она просто не знала, как объяснить это Белке и Ромке, поэтому отделывалась лишь упоминанием о тренировках.
— Ромка, тебе не кажется, что им виднее и с твоей стороны нетактично так говорить? — назидательно сказала Белка.
Лапшин нахмурился.
— Ты на что-то намекаешь, тактичная ты наша? — Он косо посмотрел на Белку.
