Юрий Самсонов - Последняя Империя
– Ты преступник, что ли?
– Да, – произнес человек в шляпе, поникнув.
– Так чего… чего же ты… – лютовал хозяин трактира. – Вон отсюда!
– Минутку, – вмешался профессор. – Какое преступление вы совершили, юноша?
Голос у человека в шляпе дрожал:
– Я… Эх, все равно!
Он сбросил шляпу. На его лоб свалилась пышная копна великолепных волнистых сияющих волос. Трактирщик отшатнулся, опешив.
– Рыжий! – он кинулся к двери. Голос профессора остановил его на полдороге.
– Трактирщик! Что вы хотите сделать?
– Как что?! – снова забушевал трактирщик. – Выдать его, конечно! Радио слушали? Если застанут… Понимаете?
– Не понимаю. Кажется, я перестаю вас уважать, трактирщик.
Хозяин трактира стоял покачиваясь, как оглушенный бык.
– Но… но… – бормотал он.
– Я… я… – шевелил губами рыжий.
– Перестаньте оба. Стыдно трусить.
– Но… но…
– Сейчас мы все поправим, – сказал ученый старичок. – Стакан воды.
Трактирщик метнулся к стойке, принес полный стакан. Профессор высыпал в воду порошок из двух разных пакетиков, взболтнул, посмотрел на свет, протянул стакан рыжему.
– Выпейте.
– Это смерть? – робко, еле слышно вымолвил рыжий. – Да, другого выхода нет. Тихая смерть… Вы избавляете меня от мук, спасибо… но вы были так добры… мне не хотелось бы… здесь… Я успею уйти?
– Перестаньте, – с досадой сказал профессор. – Пейте.
В наружную дверь забарабанили – властно, без стеснения. Всем было понятно, что обозначает этот стук. Трактирщик весь обвис, будто скелет его вдруг сделался резиновым. Рыжий крикнул:
– Мы… вы погибли! – и залпом осушил стакан.
4. И ЕЩЕ ПОСЕТИТЕЛИ
Дверь затряслась под ударами, но задвижка была прочной, а трактирщик не смог сдвинуться с места: не слушались ноги. Тут в дверь ударили чем-то тяжелым, она грохнулась на пол, сорванная с петель. Порыв влажного свежего воздуха погасил сальную свечку. В темноте загремел беспорядочный тяжелый топот кованых сапог, с улицы внесли два зажженных фонаря, и тогда обнаружилось, что в трактир ворвалась пожарная команда во главе с брандмайором. Трактирщик осмелел.
– Вы чего балуете? – спросил он сердито. – Тут никакого пожара нету.
Но брандмайор был не расположен шутить. Он схватил хозяина за ворот, что пожарному было вроде бы не по чину.
– Ах ты, старый гриб! Издеваться вздумал?! Я тебя проучу! Как смел не открывать? – он заметил профессора. – А это кто в очках? Книжечки почитывать изволите в тревожное для государства время?
Пожарные с фонарями в руках обшарили все углы трактира. Двое из них вынырнули из погреба, таща седовласого гостя с мушкетерской бородкой, он яростно отбивался ногами, выкручивался, но две пары дюжих лап, хоть и не без труда, доставили его к стойке пред лицо брандмайора.
– Еще один? Вот как, прятался? Осиное гнездо? Заговор седобородых? Посмотрим, что ты за птица. Фамилия?
Посетитель уже успокоился, перестал вырываться и поглядывал вокруг не без юмора. Услыхав вопрос брандмайора, легонько пожал плечами.
– Фамилия? Сам толком не знаю. Иные говорят – Капет, иные…
– Беспаспортный! – оборвал его брандмайор, наслаждаясь властью. – Непрописанный! Не помнящий родства! Скрываешься тут, бродяга, сволочь безымянная?
– Нет, почему же, – невозмутимо отозвался посетитель. – Имя-то у меня есть.
Казалось, происходящее его даже развлекало.
– Да ну? – насмешливо отозвался брандмайор. – Как же вас кличут, негодяй?
– Людовик Двадцать Четвертый, король Франции, – сказал посетитель. Ловко освободив руку, он сунул ее в карман штанов, вытащил оттуда корону и посадил ее на голову. Раздался дружный топот: пожарные стали по стойке смирно. Брандмайор склонился до полу.
– Ваше королевское величество, – смиренно проговорил он. – Не умоляю о прощении. Ведаю, что его не может быть, но…
– Вольно, брандмайор! – прервал король Людовик. – Я здесь инкогнито, – он уселся в кресло, снял корону, положил ее на колени. – Ну, брандмайор, как наши пожары?
– Осмелюсь доложить, мы больше не тушим пожаров, ваше величество.
– А что же вы поделываете? – спросил король.
– Мы, ваше величество, с корнем выкорчевываем рыжую опасность. Железной рукой ловим и арестовываем рыжих.
– Но, по-моему, это дело жандармерии, – заметил король Людовик.
Брандмайор объяснил:
– Обратите ваше августейшее внимание на масштабы проводимого мероприятия: нужно арестовывать всех рыжих – раз, их родственников, как полурыжих, до четвертого колена включительно – два, их друзей и единомышленников, как зараженных рыжим духом, – три, друзей их друзей и родственников этих последних, чтобы выжечь даже почву, зараженную ядовитыми семенами, – четыре. Кроме того, ведется большая работа по выявлению скрытых рыжих…
– Понимаю, – перебил король. – Все как обычно. Однако при чем тут вы?
– В полиции ощущается недостаток кадров, ваше величество. Поэтому пожарные, а также чиновники почтовой службы и других ведомств мобилизованы для проведения…
– Можете не продолжать, – остановил его король. – Мой кузен и сюзерен, как всегда, проявляет подлинную государственную мудрость и невиданный размах. Нет слов. Но, брандмайор, умоляю: скажите этим вашим рыжим – в тюрьме, чтобы они чуть потише вопили.
Брандмайор поклонился.
– Я передам августейшую волю начальнику тюрьмы немедленно, ваше величество. Но позволю себе выразить опасение, что выполнить ее не удастся.
Король поднял бровь.
– Это еще почему?
– Такое дело… – брандмайор замялся. – Там ведется следствие. Ведь каждый должен признаться. А как признаешься, что ты рыжий, когда ты от рождения брюнет? Вот и приходится… – он сделал жест, изображающий не слишком вежливое обхождение. – Так что…
– Ясно, – с досадой заключил король. – Хоть бы рты им затыкали… при этом. Из гуманных соображений: надо же дать населению столицы покой! Вы свободны, брандмайор.
– Нет, ваше королевское величество, – сказал брандмайор с грустью, – я обязан выполнить свой долг.
Он медленно повернулся на каблуках и очутился лицом к лицу с рыжим, на которого до сих пор никто еще не обратил внимания. Рыжий залепетал неслышно:
– Не на… Поми…
Но брандмайор и не поглядел на него. Командным тоном он выкрикнул:
– Пожарные! Чего вы ждете? Не знаете, что делать с человеком, который оскорбил августейшую особу? Действуйте!
Пожарные подбежали все разом, набросились на брандмайора, опрокинули его на пол, принялись топтаться по нему коваными сапогами. Брандмайор молча вытерпел это.
Потом на него надели наручники, подняли за шиворот и поволокли к двери, подгоняя ударами и пинками.
А потом стало тихо. Трактирщик зажег свечу. На полу блестела перевернутая каска брандмайора. Все молчали.
Первым заговорил Людовик XXIV.
– Понимаю вас, друзья мои. Как это все здесь грубо, примитивно, как лишено того, что у меня в Париже называют шарм. С другой стороны, конечно, государственная необходимость… и аппарат у них организован превосходно… а дисциплина, дисциплинка-то какова? Без этого нельзя! – он строго поднял палец. – И все-таки… вот хоть это последнее указание: нельзя больше ходить. Этак – фланировать. Всему населению, включая и нас, королей, предписано в общественных местах маршировать под государственную музыку. Марши транслируются по радио с шести до одиннадцати. Когда передают последние известия, делай стойку, как пойнтер. А? Каково? Вот вы, – кивнул король профессору, – что вы об этом думаете?
– Не знаю, – сказал профессор отрывисто, – я ведь почти никогда не выхожу.
– О! Это мысль! – воскликнул король, оживившись. – Я тоже не буду выходить – и точка. Устрою, так сказать, – он понизил голос, – забастовку. Что скажете? Ха-ха-ха! Но как же, как это грустно, как царапает душу, привыкшую к более тонкой атмосфере. Грустно, грустно…
Он встал, забрал плащ и маску и ушел, помахивая короной.
– Они… не тронули меня! – потрясение вымолвил рыжий.
Профессор, глядя в книгу, ответил:
– И не тронут. Посмотрите в зеркало.
Рыжий дрожащей рукой поднял свечу перед закопченным зеркалом, повел ею вверх, вниз, глядя округлившимися дикими глазами: волосы его были чернее угля!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОФСОЮЗ КОРОЛЕЙ
А утро было неожиданно ясное и холодное. Высоко в небо пронзительный ветер гнал белые мячики облаков, не желая спускаться вниз, в каменные жабры города, где ему пришлось бы крутить вихри на пыльных перекрестках, путаться в черных подолах старух, идущих к утренней мессе, раскачивать султаны жандармских киверов, занавески в окнах, белье на веревках, штандарты над правительственными зданиями, громыхать жестяными вывесками лавок, трактиров и мастерских. В городе было тихо и немного сумрачно, медленно дымились мостовые, теневая сторона хранила ночную промозглую сырость.
