Михаил Герчик - Лети, Икар!
— Мужайся, сынок, — говорил Андрей Дмитриевич. — Помни, я верю в тебя. Верю, что ты поведёшь ещё не один корабль на штурм звёздного мира через «зону неприступности», через все трудности, которые выпадают на долю первооткрывателя. Лети, Икар! Счастливого тебе пути, малыш!
— Прощай, отец! — глотая набегающие слёзы, крикнул Икар в микрофон. — Я ещё вернусь! Слышишь! Я обязательно вернусь!
Ожегов нажал на кнопку, и «Звёздочка», отделившись от «Малахита», превратившегося сейчас в куцый металлический цилиндр, начала стремительно набирать скорость. Некоторое время Андрей Дмитриевич, припав к электронному телескопу, ещё видел яркую точку, катившуюся по небосклону, а затем она растаяла в черноте космической ночи. Он остался один. У командира больше не было ни экипажа, ни корабля.
Глава пятая. Одиночество. Годы, события, люди… Мечте навстречу. В погоне за скоростью. Жизнь продолжается. Пятно на экране локатора. Звезда или планета?
Пошатываясь, Ожегов вернулся в штурманскую рубку и устало опустился в кресло. Почти все источники освещения погасли, только небольшой замаскированный плафон над пультом управления скупо освещал приборы.
Энергия, оставшаяся в резервных аварийных батареях, нужна была Андрею Дмитриевичу совсем для другой цели.
Ожегов подумал о сыне и грустно улыбнулся. Сегодня впервые в жизни он дважды сказал ему неправду. Вначале, когда заверил мальчика, что полёт на «Звёздочке» продлится шесть — семь, а не двенадцать — четырнадцать лет. И затем — когда сказал, что уже отправил радиограмму на Землю.
— Сынок, сынок… — с трудом сглотнув вязкий ком, застрявший в горле, прошептал Андрей Дмитриевич. — Не мог же я на самом деле сказать тебе, что мы уже никогда не увидимся. Не мог я тебе сказать, что, послав радиограмму, я обрекаю себя на смерть, что она исчерпает всю энергию запасных батарей и её ещё будет мало, очень мало. Мне бы её хватило на месяц, а месяц — это такая масса времени, когда может случиться многое.
Только сейчас, когда тебя уже нет на «Малахите», я отправлю радиограмму о катастрофе. Отправлю, даже если после конца передачи на корабле замрут все приборы. Ведь гелиоэлектростанция не улавливает почти никаких лучей: «Малахит» находится очень далеко от ярких светил. А энергию уцелевших планетарных двигателей можно использовать лишь при взлёте и при посадке.
Я не имею права надеяться только на то, что сведения, которые я послал с тобой, благополучно дойдут до Земли. Твой путь, сынок, далёк и тяжёл, и ещё неизвестно, удастся ли тебе завершить его. А тайна «зоны неприступности» должна быть разгадана в любом случае. Стоит тебе сбиться с пути, и на Земле твёрдо поверят в то, что звёздная система Омеги состоит из антиматерии. И тогда погибнет моя мечта и мечта миллионов людей. А это не должно случиться.
Ожегов встал и вышел из штурманской трубки в радиоаппаратную. Сосредоточенно, не торопясь, он закодировал краткое сообщение о причинах катастрофы «Малахита», затем подключил батареи на передатчик, рассчитал направление сигналов и нажал на кнопку подачи энергии.
И короткие голубые всплёски энергии по специальному каналу устремились из корабля в чёрную пучину космоса.
Стрелки на счётчиках, показывавших запасы энергии, резко поползли вниз. Передать свою подпись под радиограммой Ожегов уже не успел: циферблаты всех приборов мгновенно погасли.
Спотыкаясь в темноте, ощупывая, словно слепой, руками стены, Ожегов вернулся в штурманскую рубку, нашёл кресло и сел в него.
Вот и всё. Сейчас пусть в аккумуляторах накапливается та ничтожная энергия, которую может дать гелиоэлектростанция. Может быть, она пригодится, чтобы ещё раз включить локатор и приборы или обновить состав воздуха. А пока делать ему больше совершенно нечего.
Сейчас с каждой секундой Икар удалялся от него больше чем на 280 тысяч километров. Долетит ли он до Земли? Андрей Дмитриевич невольно вздрогнул, когда представил себя на месте Икара. Двенадцать — четырнадцать лет в одиночестве!.. Какое это счастье, что эти долгие годы он проведёт во сне. Питающие автоматы, которые зарядил Ожегов, будут поддерживать организм мальчика, они, как заботливые няньки, будут следить за каждым его движением.
…Весёлые звуки марша, заполнившие рубку, заставили Ожегова выпрямиться в кресле. Они говорили о том, что прошло уже шесть часов с того мгновения, как он остался на «Малахите» один, и пришло время гимнастики и обеда. Андрей Дмитриевич так привык к режиму на корабле, который соблюдался исключительно строго, что, отогнав обступившие его воспоминания, пошел в кромешной темноте в спортивный зал. Поплавав в бассейне, наполненном голубой ионизированной водой, и сделав несколько сложных упражнений, он вернулся в штурманскую рубку освежённый и бодрый, чтобы перед обедом взглянуть на показания приборов. На несколько секунд их можно было включить — в аккумуляторах гелиоэлектростанции уже накопилось немного энергии.
И он увидел, что «Малахит» вступил в зону тёмной туманности и медленно, но неуклонно набирал скорость. Очевидно, на корабль начало действовать гигантское гравитационное поле неизвестной звезды или планеты, затаившейся в глубине туманности. Скорость уже составляла около трёх километров в секунду, и стрелка электронного измерителя продолжала идти вверх. Линия маршрута на карте превращалась в широкую дугу.
Маленькое пятнышко на экране локатора насторожило Андрея Дмитриевича. В это же мгновение ровно загудела вычислительная машина, на матовой панели вспыхнул длинный ряд цифр, и Ожегов, похолодевший от волнения, включил планетарные двигатели. Останки «Малахита» стремительно притягивались к какому-то космическому телу.
«Малахит» вздрогнул. Огромную перегрузку, возникшую при включении планетарных двигателей, начавших торможение, мог выдержать только такой закалённый и натренированный человек, как Ожегов, для всякого другого она была бы губительной.
Через час скорость «Малахита» упала до двух километров в секунду, а вскоре регулируя подачу энергии и направление реактивных струй, Ожегов ввёл его в атмосферу неизвестной планеты, выпустил тормозные парашюты. Корабль превратился в спутника планеты.
Мощный телескоп, снабжённый расчётным устройством, от которого ни на мгновение не отходил Ожегов после того, как убедился, что планетарные двигатели и парашюты крепко удерживают корабль, рассказал ему о том, что сверкавшая отражённым светом красной звезды неизвестная планета остыла миллионы лет тому назад. Сейчас это было главное. Ожегов знал, если «Малахит» не сгорит в её атмосфере, планета сможет стать ему надёжным пристанищем на долгие годы, пока не появится в этом районе новая экспедиция землян. А это было лучше, чем бесцельно бороздить просторы космоса, рискуя быть в любое мгновение уничтоженным каким-нибудь метеоритом или осколком материи.
И он повёл «Малахит» на посадку.
Глава шестая. «Звёздочка» начинает полёт. Встреча с Землёй. Поединок с метеоритом. К «проходу Ожегова». Сигнал из космоса. Глаза, управляющие машинами. Удар. Во власти неведомого. Чужой звездолёт
Сознание медленно возвращалось к Икару. Вначале перед глазами в быстром хороводе проплыли оранжевые, фиолетовые, жёлтые круги, затем появилось ощущение ноющей, тупой боли во всём теле, вызванной перегрузкой при отлёте «Звёздочки». Икар уже не раз испытывал такую боль и знал, что через несколько минут она пройдёт, оставив после себя лишь чувство непомерной усталости, которое тоже незаметно исчезнет.
Но на этот раз всё было совсем по-другому. Замкнутому в тесной кабине мальчику казалось, что боль никогда не утихнет: тонкий комариный звон заложил ему уши, жгучая тоска по отцу захлёстывала воспалённый мозг.
Вот и всё. «Звёздочка» мчится по направлению к орбите Плутона, ведомая сложнейшими машинами. Она не собьётся с курса, заданного отцом, и, если ему удастся благополучно миновать «зону неприступности», через шесть лет космические корабли Земли, возможна, подберут его. И тогда Икар передаст им документы, которые отец сложил в этих продолговатых контейнерах, тускло поблёскивавших в своих гнёздах, и поведёт новый корабль к двойной 14-й звезде в созвездии Омега, до которой так и не долетел его отец.
Пробыть шесть лет одному в крохотной кабине, в которой можно сделать только три шага в длину и один в ширину!.. Икар вспомнил старинную книгу об узниках Петропавловской крепости, которые томились в таких одиночках десятки лет, и ему стало страшно.
И вдруг он услышал песню. Здесь, в космосе, в миллиардах километров от Земли сильный мужской голос пел песню о смелых людях, проложивших дорогу к звёздам. Это была любимая песня, отца.
Икар привстал, и глубокое чувство благодарности к отцу заполнило его. Милый, славный отец, такой суровый и ласковый, добрый и чуткий. Он знал, как тоскливо будет Икару в первые часы пути, и подумал о том, как скрасить их. Это по его приказу кибернетический робот включил телевизионную установку, это он подобрал программу передач, которые они так любили смотреть вместе…
