Владислав Крапивин - Гваделорка
Посреди сеновала стоял на табурете самодельный «волшебный фонарь». Вернее, просто подставка от старого фонаря с приколоченной фанерной стенкой. В стенке была выпилена замочная скважинка. Кто — то должен был вставить в нее ключик и повернуть его в пространстве. В этом виделся особый смысл… А кто — то другой повернет на подставке головку стерженька, и ползунок пробежит по звонким полоскам, разбудит мотив старенького вальса…
На этот мотив было сложено уже множество строк. Не всегда ласковых и чувствительных, порой и дурашливых. Но сейчас у всех в голове были те, что недавно сказал Тим Бруклин (и тем поставил себя наконец в общий ряд):
Тронет пружинку стальной волосок,
Ветер соленый заденет висок.
Ветер с утра —
Значит, пора…
— А кто будет поворачивать ключ? — сказал Федя. — Не всей же толпой…
— Пусть самый младший, — предложил Тимофей. — Тем более что он же самый отважный. Я всегда говорил, что Тростик — это личность…
Ключик висел сейчас на гвоздике рядом с Пришельцем — настоящим свидетелем прошлых времен. Квакер снял ключик, протянул Тростику.
Тростик спрятал руки за спину и попятился. Замотал головой. И… заплакал. Все сильнее…
— Что с тобой? — ахнула Лика. Подскочила, присела на корточки. Но Тростик попятился опять.
— Я не буду… Я не могу…
Над ним наклонились Лорка и Никель. Никель проговорил с необычной строгостью:
— Не реви. И объясни.
Тростик перестал реветь, но всхлипывал так, что у губ лопались пузыри.
— Вы сказали «самый»… А я самый гад… Это я отравил Матубу…
Ну вот, воистину как удар грома…
И с минуту были слышны только всхлипы. Да еще осторожно дышал у стены почти выздоровевший Матуба.
И вдруг Квакер грозно приказал:
— А ну, прекрати молоть фигню! Отравитель! Говори все, как было!
Было, конечно, не так. Это выяснилось из перемешанных со слезами признаний Тростика. Разумеется, Матубу он не травил. Разве он совсем идиот и злодей?
В тот день, когда вернулись они с Ликой, Тростик в одиночку побежал к Квакеру — чтобы тот объяснил ему, как вносить в мобильник новые адреса (Лике все было некогда). Квакера дома не оказалось, а по пустому двору лениво гулял Матуба. Тростик поманил его от калитки, и пес подбежал, чтобы поздороваться. Тростик обнял его за шею, они вместе перешли улицу Герцена, мимо заборов пробрались к логу и сели над обрывом. Матуба щелкал пастью на пролетающих бабочек, Тростик смотрел на стрижей… И тогда вот подошел тот самый Косой.
Полузнакомый пацан. Тростик с ним как — то был одну смену в городском лагере, еще до знакомства с Ликой. «Привет», — вполне по — хорошему сказал Косой. И Тростик сказал: «Привет». Косой кусал большущий пирог (кажется, с капустой). «Хочешь?» — спросил он. Пирог был аппетитный с виду, и Тростик сказал: «Ну, дай кусочек…» Косой дал. И спросил, кивнув на Матубу: «А ему можно?» Тростик, балда такая, совсем забыл, что Матубе ничего нельзя брать от чужих. А Матуба… наверно, он не забыл, но решил, что Косой — свой человек, поскольку он и Тростик беседуют так по — доброму. И тоже сжевал кусок, даже больше, чем Тростик. И вежливо помахал хвостом. А Косой, набравшись храбрости, погладил пса по загривку…
— Тростик, ты в своем уме? — сказал Андрюшка. — Если бы пирог был с отравой, Косой загнулся бы раньше всех. А потом ты и Матуба…
— Ну, не был же он с отравой! Тогда… — опять завсхлипывал Тростик. — Но потом — то Матуба решил, что Косой — такой же, как мы! А тот пробрался ко двору, поманил его и дал кусок… Вечером, наверно…
— Бзя какая — то, — сказал Федя. — Зачем Косому было травить пса, если они познакомились? Он и так мог пролезть во двор и раздолбать часы. Матуба не гавкнул бы.
— Наверно, гавкнул бы. Одно дело пирогом угощаться, а другое смотреть, как рушат добро на дворе… — сказал Квакер. — Так они, видать, и рассудили у Рубика. Кидай, мол, Косой, отраву, а через день — марш на диверсию… Небось крысиный яд намешали…
Тростик всхлипывал, обняв себя за плечи.
Ваня вздрогнул, подумав, сколько времени маялся Тростик своей виной, вертелся ночью в кровати, обмирал от стыда и страха, прежде чем решил признаться… Мог бы и не признаваться. Тем более что Матуба — то вон, живой…
— Дурень, — сказал Квакер. — Чего ты нюни — то распустил? Разве ты виноват? Ну, попался на удочку, с кем не бывает? А ревешь, будто отравил нарочно… Это Косой, гнида, виноват во всем. Зря отпустили по — мирному… А почему ты про него сразу не сказал, когда поймали?
Тростик поднял мокрые глаза.
— А он… может, тоже… не совсем гад. Может, потом пожалел… Он так смотрел тогда, будто просил не выдавать… Я и не смог… А он ведь тоже… меня не выдал…
— Сил моих нету… — простонала Лика и, сидя на корточках, взяла себя за щеки. А Квакер велел Тростику:
— Иди к Матубе, давно с ним не обнимался. Он на тебя зла не держит… а мы тем более…
Тростик ушел к поднявшемуся навстречу псу. Тот облизал ему мокрые щеки.
— Видишь, он ни капельки не сердится, — утешила Тростика Лорка.
Тот оглянулся со слабенькой улыбкой — виноватой, но уже без большой горести.
— Только я… не буду сегодня… ключиком… Ладно?
— Но кто же тогда? — с драматической ноткой вопросил Бруклин.
Себя сомненьем изводить
Устала бедная Татьяна…
— Да, конечно же, Лорка! — заявил Никель (мол, о чем вопрос).
— Почему это я?
— Потому что самая младшая… после Тростика, — объяснил Никель. Не ей, а всем. — И… тоже личность.
— Остальные разве не личности? — возразила она.
— Остальные тоже… А ты… еще больше «тоже». И пусть Ваня с тобой…
— Я — то с чего?! — Он даже испугался.
— С того, что вы всегда вместе…
Ваня сказал:
— Я буду крутить музыку. А Лорка пусть вертит ключ.
Круг друзей
Квакер поглядывал в окошко на двор. На спасенные вчера вечером часы. Ждал, когда подберется к линии истинного полдня тень от шеста.
Остальные ждали, усевшись на табуретах перед волшебным фонарем. Тростик устроился вплотную к Лике, словно она излучала обещание полного прощения. Матуба сидел рядом с Тростиком. И будто говорил: «Да ничего же не было, все просто привиделось!»
— Ну, приготовились. Отключите мобильники… — напряженно сказал Квакер. — Сейчас… Раз! — И он дернул длинную нитку.
Нитка была привязана к большому колокольчику, что висел у стены рядом с картой. Понятно, что не корабельный колокол — меньше во много раз. Но… возможно, он был из тех, с которыми носились на лихих тройках ямщики давней поры, в том числе и родной отец Гриши Булатова. Хотелось так думать. Квакер недавно отыскал эту «мини — рынду» в закутке своего древнего сарая.
Колокольчик ударил неожиданно громко. Квакер шагнул к ребятам, сел между Федей и Бруклиным. Сказал, слегка стесняясь:
— Ну, чего? Поехали, что ли…
— Подожди, — остановила его Лика. — Все собрались?
— Конечно, все, — нетерпеливо отозвался Федя. Мол, не видишь разве?
— И… Гриша Булатов? — сказала Лика. И на миг стало тихо. Потом торопливо откликнулся Никель:
— Да. Здесь…
— И Павлушка Григорьев?
— Здесь… — серьезно отозвался Квакер и кашлянул.
— И Агейка Полынцев?
— Да… — выдохнул Андрюшка Чикишев. И следом за ним тихонько сказал «да» Тростик.
— А Ремка Шадриков? Костик Евграфов? Саша Юхманов?
— Да! Все трое! — откликнулся Ваня с полным ощущением, что так оно и есть. (Интересно, Всеобщее информационное поле не задело ли в этот миг старого Графа?)
Лорка, не дожидаясь ничьей команды, вдвинула ключик в фанерную скважину. Будто отпирала кукольный домик. Плавно повернула в пустоте. (В пустоте ли?)
Ваня завертел головку штырька над звучащими лепестками. Он все — таки имел отношение к музыке, знал, как создать нужный ритм.
Тронет пружинку стальной волосок.
Ветер соленый заденет висок.
Ветер с утра —
Значит, пора…
— Раз все мы здесь, у волшебного фонаря, — медленнее, чем обычно, заговорила Лика, — надо наконец рассказать по порядку все, что мы узнали… Тростик, не сопи…
— Это не я, это Матуба…
— Оба не сопите. Вы нарушаете торжественность обстановки…
— А зачем торжественность? — вдруг звонким голоском сказала Лорка. — Повернули ключик, значит, все хорошо. Теперь Ваня начнет…
— Почему я? — Ваня перестал вертеть «музыку».
— Потому что с тебя все началось, — мрачновато напомнил Квакер. — Забыл?
— Что?
— Помидор…
— Хватит вам, — жалобно попросила Лорка. — Нашли, когда сводить счеты…
— Я не для счетов, а для точности, — объяснил Квакер. — Когда потомок доктора Повилики москвич Иван вляпал мне раздавленным скользким помидором по шее, я…
