Диана Джонс - Непостижимая тайна
Ник снова серьезно кивнул.
– Надо идти туда? – он указал на двойной ряд свечей и голос его прозвучал с плохо скрываемым недоверием.
– Когда я зажгу свечи. – Ответил я. – Ты должен видеть дорогу, но я не уверен, что ты это можешь. Такое волшебство не каждый день случается. Есть еще одна важная вещь, которую ты должен запомнить – вы должны дойти туда и вернуться назад за то время, пока горят все эти свечи.
– Но их хватит всего на несколько часов, верно? – спросил Ник.
– Я постараюсь, чтобы они горели как можно медленнее. Постараюсь, как могу. Но да, это не увеселительная прогулка, никуда не сворачивайте и ни на что не отвлекайтесь. Идите вперед, что бы ни случилось. Ты все понял? Ты готов?
Ник еще раз кивнул. Я поднял Мари из инвалидного кресла. Она стояла на своих ногах и не падала, даже шла потихоньку, когда я двигал ее. Мари вышла на дорогу боком, все еще поглядывая на птенцов квак. Ник схватил ее за руку.
– Ну, давай, Мари. – Сказал он. – Нам нужно идти. Ты можешь быть очень сильной . Давай, надо бороться .
Мари даже попыталась ответить. Я видел, как она повернула голову и шевельнула губами. Должно быть, она повторяла слово «сильной ». Она неловко взмахнула рукой – как будто хотела поправить очки на носу.
– Вот это правильно! – сказал Ник. Он придвинул Мари к дверям – к самому коридору из свечей. – Что нам теперь делать?
– Мы с Биллом зажжем свечи и начнем говорить слова. Вы присоединитесь. Когда увидите, что дорога продолжается за пределы комнаты – идите. Готовы?
Ник улыбнулся и обнял Мари.
– Готовы или нет?
Мы с Биллом подошли к дальнему концу коридора из свечей. У нас были старомодные бензиновые зажигалки. Свечи таинственны сами по себе, но просто удивительно, какое сильное волшебство получается, если высечь искру кремнем и железом. Мы зажгли две первые свечи и подошли к следующим, начиная вавилонский стих.
– А в Вавилон сколько миль будет путь?
– Сотня без тридцати!
Хватит свечи, чтоб дойти, не свернуть?
Даже назад прийти!
Быстро шагай, утро путь озарит
прежде, чем свечка сгорит.
Роб повторял слова вместе с нами. Интересно, подумал я. Мари, похоже, тоже старательно проговаривала их – вслед за Ником. А Ник не задумываясь говорил слова вместе с Биллом. Он не понимал, что должен пройти все эти семьдесят – нет, сто сорок миль прежде, чем сгорят свечи. Наконец до него дошло, и Ник посмотрел на меня с легким испугом. Но не сбился и продолжал говорить стих. Я начал свою часть заклинания. По моим соображениям, эти слова означали, куда должны были прийти Мари и Ник.
– Где же дорога на Вавилон?
– Всё от твоих дверей.
– Много ли раз меня примет он?
– Три, ну а больше не смей!
Метки поставь, это путь сократит
прежде, чем свечка сгорит.
На этой части стиха глаза Ника внезапно расширились. Он увидел что-то вне стен гостиницы и потянул Мари. Они оба медленно пошли вперед между двумя рядами свечей. Мы с Биллом не останавливаясь зажигали свечи от все сильнее раскаляющихся зажигалок. Я начал говорить ту часть стиха, которую хранил Стэн.
– Всё же ну как мне попасть в Вавилон?
– Это не здесь, не сейчас.
И через мост, и через холм
путь твой пройдёт не раз.
Смена дня ночью о том говорит
прежде, чем свечка сгорит.
К этому моменту мы уже добрались до последних свечей. А Мари с Ником почти достигли стены. Билл зажег последнюю свечу, обжегся, поморщился и начал говорить свою часть стиха:
– Трудно ли мне войти в Вавилон?
– Трудно, как в море мечты.
– Что попросить, и что может дать он?
– То, в чём нуждаешься ты.
Только что нужно проси и бери
прежде, чем свечка сгорит.
Мы зажгли две последние свечи, оба вскрикнули, обжегшись о наши зажигалки, и кинулись к двери. Оттуда, к моему облегчению, мы могли видеть дорогу. Она проходила через блеклое серое пространство, которое начиналось сразу, как заканчивался наш коридор из свечей. Мы видели словно нарисованный бледной тушью пейзаж, но он был бесконечно далеко от ковра и занавески, отделяющей его от нас. Стих Стэна говорил, что путь в Вавилон находится вне понятий «здесь» и «сейчас». Я снова вздохнул с облегчением. Древнее колдовство все-таки работало, а я, благодаря Биллу, был избавлен от необходимости контролировать еще и узел силы. И насколько легче понять, что путь открыт, когда вы можете увидеть его своими глазами. Несомненно, это было какое-то место, реальное место, и оно начиналось сразу за двумя последними свечами. Ник и Мари появились на дороге и начали спускаться. Они уже не могли нас слышать, и я был этому рад. Я надеялся, что они не услышат последний стих, когда начал читать его. Роб снова присоединился ко мне и Биллу:
– Путь к Вавилону какой длины?
– Ровно семьдесят лет!»
Очень уж лёгкие ноги нужны.
Кто-то вернётся, кто – нет.
Тот и придёт, совесть в ком не болит,
прежде, чем свечка сгорит!
До сих пор не могу представить себе что-либо менее ловкое и легкое, чем дрожащие ноги Мари. Они с Ником ненадолго исчезли из поля зрения, но потом снова появились – оба шли по тусклой серой дороге, спускаясь по склону, две размытые фигурки – одна большая и темная, другая маленькая и белая. Темная заботливо помогала белой идти.
– Ну ты даешь, – сказал Билл, не выпуская изо рта свои обожженные пальцы, – откуда? – спросил он у Роба, – ты знаешь эти стихи?
– Это просто детские потешки. Любой на Талангии расскажет вам эти два стиха.
– Но ты ведь обучаешься волшебству, правда?
– Да, – признался Роб.
Я подумал, на что рассчитывал Кнаррос, посылая его сюда. И еще я был очень рад, что на Земле известен только один стишок. Знай Ник последний, у него бы пропало желание сопровождать Мари.
Глава 20
Руперт Ванаблес для архива Инфорион. Продолжение.
Я привалил инвалидное кресло к двери и уселся в него. Мне очень нужно было сконцентрироваться – во-первых, сделать так, чтобы дорога все время оставалась видимой, а во-вторых, замедлить горение свечей – чтобы были видны едва тлеющие огоньки. После этого я проверил узел – он оставался спокойным, – и защиту Билла – прямо скала вокруг моего номера. Прошло довольно много времени. Ник и Мари пересекли следующий склон и сделались слишком маленькими, чтобы я мог разглядеть их в полумраке со своего места. Но я понял, что могу уже не следить за ними все время. Билл отдыхал на вычурном гостиничном стуле. Птенцы квак устроились полу под стулом и задремали. Роб спал очень натурально.
– Роб, – позвал я. – Роб , проснись!
Он проснулся не менее натурально:
– Да?
– Роб, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Во-первых, к сожалению, твой дядя Кнаррос убит.
Роб сразу же заплакал, и я вынужден был замолкнуть. Роб рыдал так же жалобно, как и Крис, беспомощно переводил взгляд с меня на Билла и обратно. Слезы безудержно текли по его смуглому лицу, красивый рот искривился… мы с Биллом не хотели мешать ему изливать горе, но Роб наконец сам вытер лицо кулаком и спросил:
– Как?
– Кто-то стрелял в него из земного оружия. – Сказал я. – Я очень виноват. Я мог это предотвратить, но сглупил, просто не понял, что происходит.
Мне было очень плохо – теперь я отчетливо понимал, как сильно Роб любил того сумрачного гранитного кентавра. Почему же я не понял, что Кнарроса обманули? Я действительно портил все, что касалось имперских дел – начиная с суда, когда я не смог спасти беднягу Тимоти. И теперь плачущий кентавр ясно дал мне осознать все это.
– Сколько тебе лет, Роб? – ласково спросил Билл.
– Восемнадцать, – всхлипнул Роб.
Слишком долго он был ограничен воспитанием той сумрачной колонии. Теперь, наверное, ему уже не привыкнуть к другой жизни.
– Ты говорил, что у тебя есть другие родные, верно? – продолжал Билл. Роб кивнул. Похоже, он начал доверять Биллу, кентавры очень ценят тонкое и вежливое обращение.
– Моя мать жива, – снова всхлипнул Роб, – но ей из-за меня очень трудно.
Похоже, он считал себя виноватым в том, что он есть у своей матери. Я вздохнул. Очевидно, что никакой его вины в этом нет. А я должен играть роль «плохого полицейского» в этом допросе. Я собрался заговорить, но Билл снова опередил меня:
– А отец, Роб? Он жив?
Роб резко вздернул подбородок и коснулся золотого медальона на шее.
– Мой отец умер. Он был императором.
Тут я сбился с мысли. Я-то предполагал совсем иное…
– В таком случае, – продолжал Билл, – твоя мать и Кнаррос должны быть из очень хорошей семьи.
