Александр Пересвет - Затерянные в истории
То есть не по сей, вспомнил Антон. Здесь-то как раз ничего ещё не решено. Здесь неандертальцы, люди хотя и мирные, дружелюбные, полностью позиций перед жестокими уламрами ещё не утратили. Выживать они умеют, охотники из них не хуже. Если встретят врагов в лесу, то, как показывает практика, вполне в состоянии победить их, а сами уйти. Так в чём проблемы?
В организации!
Как понял мальчик из рассказов местных, арругов ставила в тупик именно организация противников. Пока одни неожиданно нападали на охотников в лесу, другая их группа атаковала стойбище, третья отсекала пути к бегству.
Арругам это было непонятно. Воины должны сражаться с воинами, — так понимали они правильное мироустройство. Засады, нападения из-за угла — если, понятное дело, не охоты касалось, не зверей, а людей — это было для них неприемлемо не то что с точки зрения морали, а… А просто не умели они так! Люди были лесные, практичные, вопросами морали тут никто не заморачивался не потому, что не хотел, а потому что не было её, морали. Не было времени философствовать и изобретать разные идеологии. От голода каждый день спасались — охотой, собирательством. Ничего ж выращивать не умели! Но зато были обычаи, были поконы предков. Были некоторые правила общежития, охоты, жизни, диктуемые простой целесообразностью.
И вот в эти правила арругов убийство женщин и детей не вписывалось. Возможно, потому, что неандертальцев было мало, жизненного пространства им хватало. И когда два племени сталкивались на охоте, то предпочитали разойтись в пространстве, нежели воевать за него, полностью уничтожая врага. В том числе — его лишние "рты". А потом, раз в год, радостно встречаться и обмениваться невестами…
Иное дело, что рассказ Кыра отличался от рассказов женщин о таких "ярмарках". По его словам, мужчины там как раз воевали друг с другом. Ну, не всерьёз, не до смерти. Но всё остальное было по-настоящему. Из-за женщин, конечно. Действительно, права ведунья: женщин из своего племени брать замуж нежелательно. Дети получаются слабые и больные. Значит, надо брать из другого. И на этих ежегодных встречах с взаимного согласия двух племён, невест похищали. А как иначе? Во-первых, не договоришься — о чём договариваться? Что может один народ дать другому, чего бы тот не имел? Волчью шкуру? Мясо мамонта? Так всё своё есть. И, наконец, как определит та же женщина, хороший её воин взял или так себе? Да по результатам похищения же! Тем более — в условиях, когда её охраняют свои мужчины. Причём не смотри, что игра — охраняют всерьёз! Догнали с похищенной, поймали, побили — значит, плохой ты воин, тебя и в родном племени засмеют. Догнали-поймали, но ты отбился — молодец, достойный муж будешь. А ежели вовсе убежал, следы запутав — свои-то ладно, это хороший охотник умеет, а вот запутай следы двоих, в особенности, если девица нарочно пытается путь отметить… Вот — это уже дело героическое, это отличный воин!
Правда, бывает, если понравился похититель девушке, то она сама ему помогает от погони уйти…
Как бы то ни было, женщины и дети были у арругов большой ценностью. А мужчины друг к другу хоть и без излишней предупредительности относились — на то они и воины, — но и не убивали без нужды или ради развлечения.
Поэтому странны им были уламры и ужасны. Поэтому и бежали арруги от них не как от людей, а как от стихийного бедствия, как от болезни моровой.
…Поэтому и хотелось Антону пресечь это вечное отступление.
Думай, Антон, думай!
Где лучше организовать оборону? Вокруг пещеры или на дальних подступах? Первое плохо потому, что враг в этом случае узнает географическое расположение главной базы арругов. Второе плохо потому, что неизвестно, каким путём пойдут — идут — противники.
Наш парень бежал с вестью прямо. Мог он оставить следы, достаточно ясные, чтобы разобрать их и пойти по ним? Чёрт! Мог. А мог и не оставить — не мальчик.
С другой стороны, противнику надёжнее всего подойти на то место, где Сашка попался в плен. Плюсы: они знают маршрут, они знают, что там были арруги. А там, на месте, отыскать следы или, ещё проще, поставить Гусю на угольки и выведать всё. Выдаст Сашка Гусев? Этот? Этот не выдаст! Гуся — кремень! Но вдруг? Кто как будет себя вести, если как следует пытать? Говорят же всякие спецы в интернете, что нет таких людей, которые могли бы выдержать профессиональный допрос. А чем владеют здешние головорезы, мы не знаем…
Значит… Цели определяются. Предварительно — направить разведчиков по обоим направлениям. По прямой к вражеской стоянке. Чтобы двигались скрытно, не торопясь: им важнее не добраться до места, а вовремя заметить встречное движение. И второй отряд — на то место, где, по рассказам местных, захватили Сашку.
Дальше? Дальше по приоритетам. Важнейшее — выручить Гусю. Отбить, выкрасть, перехватить. Уже легче — они будут втроём и всегда смогут смыться.
Ой, нет! — замутило Антона от такой мысли. Вот натура человеческая подлая! Эти ребята так нам верят, вон даже вождь Кыр, как убедился в действенности технологических новшеств, с надеждой и доверием к его, мальчишки, словам прислушивается! Бросить этих людей? Нет, сперва победим, обеспечим им безопасность!
Ладно. Выручаем Гусю. Дальше что? Как отвадить врага, сил которого не знаешь? Нет, численность примерно понятна: воин этот, что весть о походе уламров принёс, долго растопыренными пальцами крутил, цифру больше десяти обозначить стараясь. Беда! Всё, как в этих фильмах про первобытных, что папа с торрента скачал, — строго предметное мышление. Ноль абстракций. Всё, что больше того, что можно сосчитать с помощью десяти пальцев, — "много". А в то же время такая абстракция из абстракций, как духи, — нате вам в полной конкретности! Хоть никто их никогда не видел…
Значит, врага больше десяти. Судя по уханьям воина, много больше десяти. То есть и тридцать, и пятьдесят, и сто. Может их быть больше ста? Сто? Чёрт его знает! Такую прорву с семьями и детьми прокормить — это ж с охоты не вылезать надо! Если сто ушло — минимум столько же должно в "лавке" остаться. Надо же кому-то кормить ещё как минимум двести жён и двести детей. Если по одному ребёнку считать. Что вряд ли.
Значит, сильно меньше их, чем сто. Половина, в лучшем случае. Становище у них большое, юрт много, сказал следивший за уламрами воин. Чёрт, и меру времени они тут не знают! "Меньше, чем за свет обойти можно". На сколько меньше, чем за день? За полдня, за час, за полчаса? "Сильно меньше". Ага! Исчерпывающая информация!
Ладно, будем исходить из худшего. Их пятьдесят, врагов. Нас — меньше двадцати. Восемнадцать, если быть точным. Включая и здешних мальчишек, что близки к возрасту воина. Я — девятнадцатый. Хотя ни копья, ни лука по сравнению с ними и держать не умею.
Антону стало вдруг жарко, когда вспомнил о чувстве стыда, что испытал давеча. Когда увидел, как арруги, ухватив принцип лука, почти мгновенно переделали оружие так, что оно стало стрелять почти в два раза дальше. А всего и дела, что взять потолще дерево, да помощнее тетиву скрутить!
Правда, поняли они всё правильно: не та, дескать, сила у раненого "рюдя", чтобы настоящий лук согнуть, спасибо вообще, что показал. Но всё равно было стыдно ощущать свою неполноценность.
Или взять эту катапульту. Он опять упёрся в чистую схему. А лично вождь Кыр, увидев, как всё время рвётся "пружина" из конского волоса, предложил усилить её кожаными ремешками. И всё получилось!
Конечно, катапульта здесь — стрельба по воробьям. Лучше бы онагр какой или как там называлась эта стрелялка большими копьями. Но никогда Антон особо внимательно все эти схемы не рассматривал — не думал же он, что так эти знания пригодятся! А теперь хоть пресловутого Ведь-м-ака вызывай, местного духа, который якобы сидит в чаще леса и всё знает. Пусть, дескать, объяснит, как этот онагр сделать, имея на руках ветки от деревьев и ремни из необработанной кожи.
Да ничего! Ежели в сетку катапульты камней наложить да выстрелить — неплохой пулемёт получится. Тут же главное — не убить…
Какие Алька глаза сделала: "Ты что, людей убивать собираешься?!" Не убить главное. Отогнать, испугав. Так сделать, чтобы закаялись сюда приходить. Чтобы в священные предания вошла идея: там страшно, туда нельзя!
А как этого добиться?
Думай, Антон, думай…
* * *
Идти по лесу неимоверно трудно. Лес хорош на даче. Когда погулял, грибы поискал, к обеду вернулся, а там у мамы на столе уже всё дымится.
Но когда идёшь час, второй, третий… Когда идёшь часами, выискивая место, куда поставить ногу, перешагивая или перелезая через упавшие стволы, пробираясь между ветвями кустов… -
— очень скоро начинаешь ощущать себя так, словно ты плывёшь сквозь какой-то зелёный компот.
Только он не сладкий. Он солёный. От пота, что течёт по лицу, забираясь в глаза и в рот.
Идти было ничуть не легче, чем в первый раз. К языку уганров он, может, почти и адаптировался, но вот к языку леса — нет. Уж слишком шершав был этот язык.
