Вероника Рот - Избранная
— Я постоянно борюсь с добротой.
— Никто не идеален, — шепчу я. — Ничего не получится. Один недостаток замещается другим.
Я обменяла трусость на жестокость; обменяла слабость на свирепость.
Я провожу по символу Альтруизма кончиками пальцев.
— Знаешь, надо предупредить их. И поскорее.
— Я знаю. Мы предупредим.
Он поворачивается ко мне. Я хочу прикоснуться к нему, но боюсь его наготы, боюсь, что он заставит меня тоже обнажиться.
— Это пугает тебя, Трис?
— Нет, — хрипло отвечаю я и прочищаю горло. — Не всерьез. Просто я… боюсь своих желаний.
— И чего же ты хочешь? — Его лицо становится напряженным. — Меня?
Я медленно киваю.
Он тоже кивает и осторожно берет мои руки. Кладет мои ладони себе на живот. Глядя вниз, поднимает мои ладони по животу и груди и прижимает к своей шее. Мои руки покалывает от близости его кожи, гладкой, теплой. Лицо пылает, но я все равно дрожу. Он смотрит на меня.
— Когда-нибудь, — говорит он, — если ты не передумаешь, мы можем…
Он умолкает и прочищает горло.
— Мы можем…
Я слегка улыбаюсь и обнимаю его, прежде чем он успевает договорить, прижимаюсь щекой к груди. Я чувствую щекой его сердцебиение, такое же учащенное, как и у меня.
— Ты тоже боишься меня, Тобиас?
— Ужасно, — улыбается он.
Я поворачиваю голову и целую впадинку под его горлом.
— Возможно, ты больше не появишься в моем пейзаже страха, — шепчу я.
Он нагибает голову и медленно целует меня.
— Тогда все будут называть тебя Шесть.
— Четыре и Шесть, — пробую я.
Мы снова целуемся, и теперь это кажется знакомым. Я точно знаю, как соотносятся наши тела: его рука на моей талии, мои ладони на его груди, давление его губ на мои. Мы запечатлели друг друга в памяти.
Глава 32
Пока мы идем в столовую, я внимательно изучаю лицо Тобиаса в поисках следов разочарования. Мы провели два часа, лежа на его кровати, разговаривая и целуясь, и в конце концов задремали, пока не услышали крики в коридоре — люди направлялись на банкет.
Если что-то и изменилось, то он стал менее серьезным. Во всяком случае, больше улыбается.
Дойдя до входа, мы разделяемся. Я вхожу первой и бегу к нашему с Уиллом и Кристиной столу. Через минуту он входит вторым и садится рядом с Зиком, который протягивает ему темную бутылку. Тобиас отмахивается.
— Куда ты подевалась? — спрашивает Кристина. — Все остальные вернулись в спальню.
— Просто бродила вокруг. Слишком нервничала, чтобы с кем-то разговаривать.
— У тебя нет причин нервничать. — Кристина качает головой. — Я всего-то на минутку отвернулась, чтобы поболтать с Уиллом, как ты уже исчезла.
Я замечаю в ее голосе нотку зависти и снова жалею о невозможности объяснить, что я была хорошо подготовлена к симуляции из-за того, кто я есть. Остается просто пожать плечами.
— Какую работу ты выберешь? — спрашиваю я.
— Пожалуй, мне понравится работа, как у Четыре. Обучать неофитов. Они у меня света божьего не взвидят. То-то весело будет! А ты?
Я так сосредоточилась на прохождении инициации, что почти не думала об этом. Я могла бы работать на лидеров Лихости… но они убьют меня, если узнают, кто я. Какие еще есть варианты?
— Наверное… я могу быть послом в других фракциях. Думаю, мне поможет то, что я переходник.
— Я так надеялась, что ты скажешь «будущий лидер Лихости», — вздыхает Кристина. — Потому что именно этого хочет Питер. Он без умолку болтал об этом в спальне.
— Я хочу того же, — добавляет Уилл. — Надеюсь, я буду стоять выше его… о да, и всех прирожденных лихачей. Совсем о них забыл.
Он стонет.
— О боже. Это совершенно исключено.
— Вовсе нет. — Кристина тянется к его руке и переплетает с ним пальцы, как будто это самая естественная вещь на свете.
Уилл сжимает ее ладонь.
— Один вопрос. — Кристина наклоняется вперед. — Лидеры, которые наблюдали за твоим пейзажем страха… они над чем-то смеялись.
— Неужели? — Я до боли прикусываю губу. — Приятно, что мой ужас их позабавил.
— Как ты думаешь, что это было за препятствие?
— Понятия не имею.
— Ты лжешь, — уличает она. — Ты всегда покусываешь щеку изнутри, когда лжешь. Это тебя выдает.
Я перестаю покусывать щеку изнутри.
— Уилл сжимает губы, если тебе от этого легче, — добавляет она.
Уилл немедленно прикрывает рот.
— Ладно, скажу. Я испугалась… близости.
— Близости, — повторяет Кристина. — Типа… секса?
Я напрягаюсь. И заставляю себя кивнуть. Даже если бы, кроме Кристины, никого рядом не было, мне все равно захотелось бы ее немедленно придушить. Я обдумываю несколько способов причинить максимум вреда, затратив минимум сил, и пытаюсь испепелить ее взглядом.
Уилл смеется.
— И как это было? — спрашивает она. — В смысле, кто-то просто… попытался это сделать? И кто же?
— Да никто. Незнакомый мужчина… без лица. А как твоя моль?
— Ты обещала никому не говорить! — вопит Кристина и шлепает меня по руке.
— Моль, — повторяет Уилл. — Ты боишься моли?
— Не какая-нибудь жалкая стайка моли, — поясняет она, — скорее… целый рой. Повсюду. Все эти крылышки, ножки и…
Она содрогается и качает головой.
— Ужасно, — с притворной серьезностью соглашается Уилл. — Узнаю свою девочку. Круче нее только ватные шарики.
— Да заткнись ты.
Где-то визжит микрофон, так громко, что я прижимаю ладони к ушам. Я оглядываюсь в поисках Эрика, который стоит за одним из столов с микрофоном в руке и постукивает по нему кончиками пальцев. Закончив стучать и дождавшись, когда толпа лихачей затихнет, Эрик прочищает горло и начинает:
— Мы здесь не большие мастера говорить. Красноречие — удел эрудитов.
Толпа смеется. Интересно, они знают, что он раньше был эрудитом и под напускным безрассудством и даже жесткостью лихача он больше эрудит, чем кто-либо друг ой? Сомневаюсь, что они стали бы над ним смеяться, если бы знали.
— Так что я не буду долго тянуть. Наступил новый год, и нам досталась новая толпа неофитов. И чуть меньшая толпа новых членов фракции. Наши поздравления!
При слове «поздравления» комната взрывается, не аплодисментами, а стуком кулаков по столам. Звук вибрирует в моей груди, и я усмехаюсь.
— Мы верим в отвагу. Верим в действие. Верим в свободу от страха и приобретение навыков, которые помогут изгнать зло из нашего мира, чтобы добро могло процветать и приумножаться. Если вы верите в то же самое, добро пожаловать.
Несмотря на то что Эрик, вероятно, ни во что из перечисленного не верит, я невольно улыбаюсь, потому что я — верю. Как бы сильно лидеры ни извратили идеалы Лихости, эти идеалы все же могут стать моими.
Снова стук кулаков, на этот раз в сопровождении возгласов.
— Завтра, став членами фракции, лучшие десять неофитов первым делом выберут себе профессии в порядке завоеванных рангов, — продолжает Эрик. — Я знаю, что все с нетерпением ждут именно рангов. Они были определены по сумме трех оценок: первая — за боевой этап обучения; вторая — за симуляционный этап; третья — за последнее испытание, пейзаж страха. Ранги появятся на экране за моей спиной.
Едва он произносит слово «спиной», как на экране размером почти со всю стену вспыхивают имена. Рядом с номером один — моя фотография и имя «Трис».
Тяжесть падает с моих плеч. Я и не сознавала ее, пока она не исчезла вместе с необходимостью ее таскать. Я улыбаюсь, и по моему телу разливается покалывание. Первая. Дивергент или нет, я член этой фракции.
Я забываю о войне, забываю о смерти. Уилл крепко обнимает меня. Я слышу одобрительные возгласы, смех и крики. Кристина указывает на экран, ее глаза широко распахнуты и полны слез.
1. Трис
2. Юрайя
3. Линн
4. Марлин
5. Питер
Питер остается. Я подавляю вздох. Но потом я читаю оставшиеся имена.
6. Уилл
7. Кристина
Я улыбаюсь, и Кристина тянется через стол, чтобы обнять меня. Я слишком растеряна, чтобы протестовать против нежностей. Она тихонько смеется.
Кто-то обнимает меня со спины и орет над ухом. Юрайя. Я не могу обернуться, поэтому протягиваю руку назад и сжимаю его плечо.
— Поздравляю! — кричу я.
— Ты их сделала! — вопит он в ответ. Он со смехом отпускает меня и бежит в толпу прирожденных лихачей.
Я вытягиваю шею, чтобы еще раз посмотреть на экран. Дочитываю список до конца.
Восемь, девять и десять — прирожденные лихачи, имена которых мне почти незнакомы.
Одиннадцать и двенадцать — Молли и Дрю.
Молли и Дрю проиграли. Дрю, который пытался убежать, пока Питер держал меня за горло над пропастью, и Молли, которая пичкала эрудитов ложью о моем отце, — отныне бесфракционники.
