Владислав Крапивин - Стража Лопухастых островов
«Сейчас заплачет», – испугался Ига. Степка не заплакала, выговорила шепотом:
– Забавно, да?
И это было еще хуже.
– Степка, а дед и бабка… неужели совсем тебя не любят?
– Не знаю. Наверно, им все равно…
– А они… чьи родители? Мамы или отца?
– Папины. Только они не хотели, чтобы он на маме женился. А когда он все-таки женился, дед сказал: «Ну, тогда пускай сын у вас будет, мой внук». А появилась я… Забавно, да?
– Ничего не забавно! Какая разница!
– Для деда есть разница… Ига, да ты не думай, что они обижают! Заботятся даже…
– Ага, вижу я, как заботятся. Готова даже, чтобы на куски расколотили, только бы в тот дом не возвращаться…
– Я же пошутила.
– Оно и видно…
– Ига, а дом… он тоже стал чужой. Будто сердится на меня. Наверно, обиделся, что я ключ от кладовки потеряла. Поднимаюсь по ступенькам, а они скрипят так недовольно…
– Ключ-то мы найдем, – пообещал Ига, хотя понятия не имел, где его можно отыскать.
– С кладовкой было лучше. Спрячешься там и почему-то веселее делается…
«Ночью-то сидеть в кладовке не будешь, – подумал Ига. – Да и вообще… где спрячешься от одиночества…»
И, наверно, не надо было про это, но Ига не удержался:
– Степка, а она … не пишет?
– Одно письмо было, коротенькое. Про то, что должна задержаться в Улан-Удэ на долгое время. Это называется «независящие обстоятельства». Да знаю я эти обстоятельства. Им я тоже не нужна.
– Тебе и нельзя уезжать из нашего климата!
– Ну да. Никуда нельзя, нигде нельзя…
– Степка, ну чего ты! Скоро опять поплывем в экспедицию, дракона искать!.. А хочешь, я тебе котенка дам? Мне вчера его Генчик подарил. Рыжий такой. Шерсть торчит, будто иголки у ежа. Я его так и назвал – «Ёжик»… Хочешь? Будет ночью урчать-мурчать рядышком.
– Ага, я хочу… только бабка не разрешит. Она кошек терпеть не может, говорит, что пачкают в доме. Забавно, да?
– Очень! – в сердцах сказал Ига. – Забавнее некуда.
– Да ты не расстраивайся, – по взрослому утешила Степка. – Как-нибудь переживем…
Потом она помахала ему от калитки и ушла в сердитый на нее старый дом. А Ига пошел домой. Шел и думал, какой он бессовестно счастливый. Придет домой, и там его ждут. И сперва слегка влетит от мамы за то, что опять «искал где-то ночных приключений», а папа расскажет, как он в свои лопухастые годы тоже возвращался домой в темноте, потому что любил сидеть с приятелями у разведенного в овраге костра или носиться в заросших переулках.
– Мы играли тогда в «чурки-искалки». Это не то что нынешняя ваша «скройся-умойся».
– Ой, да они похожи! И мы в них теперь почти не играем, это для первоклассников.
– Да, а наше ненаглядное чадо ужасно взрослое, – скажет мама папе. – Ты знаешь, что они затевают новую экспедицию? На поиски дракона!
– Ну так что, – скажет папа. – Дракон этот, говорят, вполне интеллигентный, травоядный…
– Говорят! А знает ли это сам дракон?.. Я опять несколько дней буду как на иголках.
– Мама! У нас же мобильный телефон. Если дракон нас сожрет, мы сразу сообщим!
– Сейчас получишь по загривку!
Потом Ига уляжется в постель, сладко вытянув ноги (они, хотя и натертые волшебной ржавчиной, к ночи все-таки малость гудят), прихватит книжку про рыцарей Круглого стола, включит на краю стола желтую лампу. Растрепанный котенок Ёжик прыгнет ему на грудь и заурчит, царапая коготками одеяло… А Степка? Она-то что делает в эти минуты? Про что вспоминает? О чем молчит?
3
Утром Ига побежал к Степке. И увидел на дворе деда. Обычно там хозяйничала бабка – то белье развешивала, то половики хлопала, а сейчас – дед. Зачем-то перекладывал с места на место березовые кругляки у забора. Оглянулся через плечо.
– Здрасте… – выговорил Ига. С дедом он встречался редко и никогда не разговаривал. Тот выпрямился, держась за поясницу. Качнул гладко причесанной седой головой, сказал не сердито, но и не улыбчиво:
– Спит еще Степанида. Легли только под утро, намаялись ночью.
– А что случилось? – очень испугался Ига.
– Да с Катериной Борисовной, с бабушкой ее нелады, приступ случился. Увезли в больницу. Степаниде пришлось соседей будить, звонить в скорую…
– А… какой приступ? Может, какое-то сильное лекарство надо? – Ига вспомнил, что у Генки остался еще запас удивительного антибредина.
Старик смотрел в лицо Иге бледными глазами.
– Да какое там лекарство от старости? Я и сам вот… Знаешь, Игорёк, в наши годы по жизни идешь, как по минному полю. Не ведаешь, какой будет следующий шаг…
«Надо же, он помнит, как меня зовут!»
– Я вот что хочу попросить… – опять заговорил старик. – Не откажи, ладно?
– Что? – шепотом сказал Ига. И отвел глаза.
– Боюсь, что с Катериной моей может кончиться… по-всякому в общем. А сам я тоже… Если вдруг что-то такое, ты не бросай Степку, пригляди за ней. Неизвестно, когда мать раскачается, чтобы забрать ее, да и раскачается ли. Про интернат что-то говорила, про обстоятельства…
– Я… ладно… – сипло сказал Ига. И заморгал.
– Вот и добро… А сейчас пока не буди ее, приходи попозже.
Ига кивнул. Спиной вперед шагнул к воротам, постоял, повернулся и тихо пошел домой.
Шел, и в голову лезло разное. В том числе разобранная Конструкция, кним с песочными часами и его рассуждения о нити и Меридиане… Повстречался Казимир Гансович, приветливо гоготнул, но увидел Игину задумчивость и не стал приставать с разговором.
Родители оказались дома. Отец был в отпуске и перебирал блёсны и катушки для спининга, готовился к рыбалке (занятие, радость которого Ига никогда не мог понять).
– Пойдешь со мной на озеро?
– Не-а… Мне жалко рыбу, которую ловят.
– Уху однако любишь…
– Ага, – признался Ига. – А ловить не люблю. Что поделаешь… Мама…
Мама на широкой доске разминала глину для лепки. Она сразу подняла голову.
– Ты что-то натворил?
– Господи! Да с чего ты взяла?
– Потому что знаю я это «мама».
– Ничего я не натворил… – Но смотрел Ига не на маму, а в открытую дверь своей комнаты. И видел стол и маятник на подставке. Маятник вдруг качнулся. Раз, два, три… «Такки-так»… И все же Ига сначала сказал не то, что хотел. Он сказал: – Гуся встретил сейчас. Казимира Гансовича…
– Приятная, конечно, встреча. Ну и что же?
– Понимаешь, мама… он говорил недавно, что нынче не будет пытаться улететь на юг. Значит, надо снова думать о зимовке. У него с этим делом всегда проблемы. В прошлом году чуть не съели…
– Кто же эти злодеи? – спросил папа, уронив от возмущения катушку (за ней помчался рыжий Ёжик).
– Не знаю… Да не в том вопрос. У нас на дворе есть сарайчик, он теплый и почти пустой. Может пустим Казимира на зиму?
Мама и папа переглянулись.
– Ну… если только ты сам будешь заботиться о его кормлении, – сказала мама.
– Буду… А еще…
– Что? – Мама оставила глину и выпрямилась.
– Степкину бабушку увезли в больницу, – совсем тихо проговорил Ига. С дурацким каким-то покашливанием. – Дед говорит, что она совсем плоха. И сам он… тоже… А Степкина мать укатила в дальние дали. Замуж собралась, наверно. Я думал… вот что…
Мама и папа смотрели на Игу. Ну, прямо… ну чего они так смотрят! И он дернул плечами и будто прыгнул с берега в холодную воду:
– Давайте возьмем Степку к нам, а?
И отчаянно застеснялся. Не посмел сказать до конца, что хотел: «Пусть будет… как сестренка…» Не получилось. Но маятник в его комнате все равно говорил свое «такки-так».
Ига, хотя и глядел вбок, чувствовал мамин взгляд. И вдруг отчетливо понял, какие мама готовит слова. О несуразности этого плана, о всех трудностях, сложностях и проблемах, в которых Ига не отдает себе отчета. Слова, которые будут абсолютно, совершенно и стопроцентно справедливы и разумны. Разве не так?
«Такки-так?» – спросил маятник.
Мама взглянула на папу. Он взял катушку за ось, зачем-то дунул на нее. Она – легонькая, алюминиевая – завертелась. Папа смотрел как она вертится и в то же время шевелил носком домашней туфли – играл с котенком Ёжиком. Потом он взглянул на маму.
Мама опять посмотрела на Игу.
«Только бы не зареветь…»
Мама поскребла подбородок испачканным в глине пальцем. И сказала:
– Ну… давай.
2002 г.