С. Гроув - Смертельный туман
– Вы о чем? – спросила София.
– Мы не хотели излишне пугать вас по пути, – объяснила Шалфей. – Скажем так: вы видите лишь одну сторону нашего мира, но отнюдь не все.
– Мои древесные дети вовсе не страшны, – прошептала Ясень.
– Для тебя, дорогая моя, – отставила тарелку Бораго. – У большинства людей душа в пятки уходит при виде живых охапок корней, особенно когда они еще вот этак веревочкой перевязаны… И голоса у них странные: будто половицы скрипят! – Бораго вздохнула. – Что ж, готова признать: иные мои эксперименты еще похуже кончались.
– Значит, жители Территорий все не так поняли? – удивилась София. – Даже Вещие…
– Где ж им было понять, – нахмурилась Бораго. – Невежественный народ! Их познания о жизни нашей эпохи даже этой чашки-то не наполнят! – с горечью проговорила она, показывая полупустую чашку.
Последовало длительное молчание. Шалфей и Ясень выжидающе смотрели на сестру.
Наконец, когда стало ясно, что Бораго ничего больше не скажет, заговорила Шалфей.
– Сестра умолчала кое о чем, – мягко проговорила она. – На первых порах мы тоже были невеждами. Мы разделяли воззрения наших соплеменников, элодейцев… а они оказались ошибочными.
– Какие воззрения? – с пробудившимся любопытством спросила София.
– Для простоты понимания давай представим комнату, – сказала Шалфей, жестом обводя помещение. – Если какой-нибудь житель твоего города захочет уловить связь между каким-то народом и его эпохой, скорее всего, он представит себе человека в комнате. Так вот, Вещим известно, что «комната» обладает разумом. Для них она живет, бодрствует и слышит все, что ты в ней делаешь: смеешься, кричишь или еще что.
София кивнула:
– Да. Примерно так Златопрут мне и объясняла.
– Поэтому мы и надеялись себе эпоху создать, – тихо вставила Ясень. – Житель ведь может сменить комнату или выстроить новую, еще красивей и лучше…
– В том-то и состояла ошибка, – продолжала Шалфей. – В дальнейшем мы убедились, что эпоху в виде комнаты нельзя себе представлять. Правильнее будет сравнивать ее с другим человеком в комнате.
Сделав паузу, она посмотрела на слушателей – все ли понятно.
София, Тео и Казанова молча смотрели на рассказчицу, не зная, что и сказать.
– Не понимаю, – сознался наконец Тео.
Бораго негромко, с горечью рассмеялась.
– Вообразите, как это раздражает – находиться в комнате с кем-то, кто на тебя не изволит внимание обратить! Ты им что-то говоришь, а они не слышат. Ты пытаешься им объяснить, чтобы не разводили посреди пола костер, а они все равно его зажигают. Ты затаптываешь огонь, а они смотрят в растерянности: что это такое с нашим костром, почему не горит?.. А то еще, – возбужденно продолжала она, – принимаются как попало размахивать топором, круша мебель и вещи, после чего и по тебе попадают! Тут не то что раздражишься, – закончила она гневно, – в ярость придешь!
– Вы хотите сказать, – медленно проговорил Казанова, – что все наши действия имеют последствия для клима? Огорчают его?..
– И то, что творится с вашей эпохой, суть последствия, – сказала Шалфей.
– Пепельный дождь… – пробормотала София. До нее начало доходить. – Угольный град…
Бораго вскочила на ноги.
– И это только начало! – выкрикнула она. – Ваша война выводит из равновесия каждую эпоху, с которой соприкасается! – Бораго подбежала к карте-шпалере. – Карстовые провалы, колдовские вихри… а что дальше? – Она ткнула в карту метлой. – Вот здесь в земле залегла трещина длиной в милю! И ни у кого даже не екнуло, с какой стати она возникла!
– Значит, все из-за войны? – недоуменно спросил Тео.
Бораго яростно уставилась на юношу:
– Поди постреляй из пистолета в запертой комнате, – думаешь, последствий не будет? Обязательно в кого-нибудь попадешь! И что, он на тебя не рассердится?
Три сестры проводили гостей до самого берега, где под звездным небом дожидалось каноэ.
– Поспите в дороге, сколько получится, – напутствовала Шалфей. – Уж поверьте, Бирке вас благополучно доставит.
– А ты, София, надеюсь, отыщешь решение, – неожиданно серьезным тоном проговорила Бораго. – Мы во всех смыслах ушли из вашей эпохи, но какой-то частью души я скорблю о разрушениях, которые в ней наблюдала, – как о прошлых, так и о будущих.
– А я не надеюсь, я уверена, – сказала Ясень. – Это тебе, София. – И она вручила девочке свиток. – Сюда ты сможешь перенести карту пути через ледник и Каменный век. Этот материал лучше сохранит воспоминания.
София поняла, что держит в руках бересту.
– Ой! Спасибо огромное!
Зеркалоскоп она убрала в сумку, чтобы все время был под рукой. Вот такие сестры; соплеменники изгнали их, потому что боялись и ненавидели, а они проявили совершенно неожиданное гостеприимство… Пока прощались, в голове у Софии продолжала крутиться загадка изготовления карты памяти клима. Отрешиться от нее не удавалось с того самого мгновения, когда они с Бораго покинули башенку-мастерскую.
Девочка рассчитывала как следует поразмыслить в дороге.
Казанова столкнул лодку с берега, запрыгнул внутрь на разгоне и, как прежде, устроился на корме. Тео уже свернулся в средней части каноэ. София уселась головой к носовой части, ногами к Тео. Глядя на север, она видела силуэт Казановы, а за ним – громадную тень острова-замка. Теперь наверху горел всего один огонек, бледно-желтый и немигающий. Когда каноэ побежало вперед, София обратила взгляд к небу, полному звезд. Луны не было. Неподвижность созвездий скрадывала движение лодки.
Тем временем песенка воды, рассекаемой каноэ, изменилась: Бирке покинула озеро и двинулась по речке, бежавшей на юго-запад. Вода журчала спокойно и ровно, очень негромко. София попыталась вообразить, как три сестры сидели сейчас у очага, обсуждая гостей, посетивших их уединенное царство…
Так, сама того не желая, София и уплыла в сон. Сны, посетившие ее, были странными и удивительно яркими. Она слышала тонкий смех, похожий на чириканье птицы. Далее возник лес; между стволами носились дети, игравшие в догонялки. Это их смех, веселый и почти хмельной, она слышала. Один мальчик подбежал к Софии и обнял ее. Только тогда София рассмотрела, что перед ней совсем не ребенок, детскими казались только движения. Все тело было сплетением древесных корней, одежду составляла тонкая нитяная паутина. Глаза существа подобны коричневым орехам, смеющийся рот лишен зубов, на месте рта трепетал зеленый листок. Древесное дитя уткнулось лицом Софии в бок и закричало: «Кто не спрятался, я не виноват!»
Сон сменился. Теперь София смотрела на плоское каменное плато. Там стоял изваянный из камня гигант. Запрокинув голову, он воздевал к небесам руки. Казалось, он взывал к облакам – но вместо этого вдруг нырнул вперед, с силой врезался головой в землю, словно пытаясь вдребезги расшибиться. Земля содрогнулась. Великан поднял голову и вновь ударился ею о скалы, а потом еще и еще, пока огромный лоб не раскололся и камни не посыпались наземь, как осколки разбитого сосуда. Лишь тогда София услышала голос, горестно взывавший к каменному исполину: «Нет, Рори, нет! Как ты мог? Как ты мог?..» Слова сменились плачем, а София исполнилась мучительной жалости к обоим, к гиганту и к женщине, что увещевала его и плакала по нему.
В последнем сновидении бушевал шторм. Такой, что под ногами у Софии гудела земля. Небо изливалось дождем, облака придавливали к земле. Она видела их совсем рядом: страшные черные тучи, полные ярости, молнии были судорожными вспышками злобы. Софию отталкивало назад, все дальше и дальше. Тучи пытались втиснуть ее в землю, съесть живьем, начисто уничтожить. Рот заливала вода, она не могла дышать. Весь воздух подевался куда-то, даже молнии она теперь видела из-под воды, и эти молнии безжалостно целились в нее, чтобы стереть, истребить насовсем…
София вздрогнула и проснулась, сев так резко, что закачалось каноэ. Перво-наперво она увидела над собой покрытое шрамами лицо Казановы. Потом сообразила, что видит его благодаря свету в небе: действительно, занимался рассвет. Клубившиеся облака заставили вспомнить недавний сон, девочке даже показалось, что сейчас все начнется по новой. Облака ринутся вниз, чтобы окружить и удавить ее. Она трудно и неровно дышала, сердце колотилось. Она тряхнула головой, пытаясь отделаться от кошмара.
– Страшный сон? – негромко спросил Казанова. – У меня тоже случаются. – Он кивнул, указывая вперед. – Не расстраивайся. Это всего лишь сны, а в реальном мире все не так уж плохо. Мы немалый путь одолели!
Их в самом деле окружал густой лес. Речка быстро бежала вперед, журча по замшелым камням, минуя сосны и клены. Воздух был влажен: похоже, близился дождь. Как обычно перед бурей, тревожно кричали птицы. Прислушавшись, София поняла, что слышит птичьи голоса впервые с тех пор, как они подошли к леднику.
А опустив глаза, заметила, что все еще сжимает рулончик бересты, подаренный Ясень. Мысли мало-помалу приходили в порядок. Она вновь посмотрела на проплывавшие мимо деревья. «Сны, – подумалось ей. – Сны, которые на самом деле воспоминания. Как в том деревянном кружочке и отломке рога. Я вспоминала то, что видела эта береста…»
