Владислав Крапивин - Струна и люстра
— Ваше величество несправедливы к нам, — с достоинством сообщил профессор. — Вы, может быть, невольно, однако наносите нам незаслуженную обиду…
— Да я не говорю лично про вас. По отдельности каждый из вас, наверно, хороший человек. Но вы засунули себя в эту… в этот политический механизм, который вертится неизвестно для чего. И вы в нем вертитесь и забыли, для чего живете…
— Мы живем для возрождения великой Империи, — тихо, но очень веско сообщил полковник.
— А зачем людям это самое величие? Люди хотят жить, чтобы не бояться за себя и за тех, кого любят. И не голодать. И радоваться всякой красоте. Добейтесь этого, тогда и величие у Империи появится… А то как у «Желтого волоса». Они тоже хотели великую страну, только подсчитали, что для этого надо уморить половину народа…
У депутата исчезла последняя тень улыбки.
— Проводя параллель с проходимцами из «Желтого волоса» ваше величество почти что оскорбляет нас и демонстрирует свое незнание обстановки… А мы ведь старались в прошлый раз ввести вас в курс дела…
— Да вошел я в этот курс, — поморщился Май. — Не совсем же младенец… И понял, что вам нужна кукла. Так же, как и тем, кто выкопал меня, совсем маленького, в дальнем городке на краю страны, уморил моих прежних родителей, чтобы не мешали, объявил меня потомком древних Мстиславичей…
— Вы им и являетесь. Это доказано… О, простите, что перебил, государь, — вставил реплику профессор.
— Ничего, профессор. Дело не в этикете, а в сути… Есть такая книжка, «Король Матиуш Первый». Там в одном государстве некоторое время вместо короля-мальчишки была похожая на него кукла. И всех устраивала. Умела махать рукой, улыбаться… Так же было и со мной. Но потом Регент решил, что и кукла опасна, решил убрать. Спасибо добрым людям, спрятали, отдали в дальний приют…
— Но сейчас-то на престоле будет не кукла, а живой мальчик с ясным умом и понятиями чести, с любовью к людям! — воскликнул депутат. — Скоро вы станете энергичным юношей, затем полным государственных планов и забот о стране мужчиной…
— «В полном расцвете сил…» — хмыкнул Май.
— Именно, ваше величество, — не заметил намека на Карлсона профессор. — Таким, какого ждет страна.
— Страна ждет не императора, — сказал Май. — Она ждет, когда чиновники перестанут грызть себе и людям глотки и начнут выполнять законы.
— Вот вы и поможете выполнять их, государь, сказал полковник. — Для того и призываем вас.
— А я не успею, — вздохнул Май. — И вы это знаете. — Вы уберете Регента и поставите меня, а как только я попробую что-то сделать без спросу, меня пристрелят или отравят. Вы или ваши сторонники. Или даже противники. Кто сумеет раньше…
— Ваше величество трагически ошибается, — горько выговорил депутат.
— Вы же знаете, что не ошибаюсь, — сказал Май. — Ну и кроме того… мне просто не нравится быть императором. Даже подумать тошно…
Полковник сел еще прямее.
— Но если человек избран судьбой, он должен думать прежде всего не о себе, а о государстве. Должен осознать, что у него есть миссия.
— А она у меня и так есть. Но другая… — тихо сказал Май Веткин.
Наступило молчание. Более долгое, чем, казалось бы, следовало. Наконец профессор с осторожностью поинтересовался:
— Ваше величество имеет в виду идею Хрустального Храма?
— Откуда вы знаете?! — вскинулся Май.
Профессор обвел очками остальных.
— Господа, я полагаю, наступило время быть откровенными до конца… Государь, мы знаем о вас практически все. Не бойтесь, это никогда не станет достоянием широкого круга. Но… наш подарок до сих пор давал нам возможность слышать ваши разговоры и видеть многое, что происходило вокруг вас…
— Какой подарок? — по-настоящему испугался Май.
— Тот, что мы внедрили вам под видом приза. Вы называете его «коробочка», — впервые позволил себе улыбнуться профессор.
В следующий миг выхваченный из кармана и зажатый в пальцах аппарат описал дугу и грохнулся о батарею — с тем, чтобы из «Коробочки» превратиться в обыкновенную покореженную жестянку с разбитыми деталями внутри. А она… даже не поцарапалась.
Три «члена комиссии» одинаково улыбнулись.
— Не стоит портить подарок, ваше величество, — разъяснил депутат. — Уникальная вещица. Ее практически невозможно вывести из строя. Разве что утопить или расплавить. Но лучше оставьте на память…
— Таскать в кармане вашего шпиона!! — вознегодовал Май.
— Она скоро перестанет быть шпионом, ваше величество, — доброжелательно, как пожилой учитель, разъяснил профессор. — Через два часа наш спутник-наблюдатель выйдет из тени. Ровно в четырнадцать часов нажмите кнопки «решетка» и «Эф», и функция слежения отключится навсегда…
— Так я вам и поверил!
— Напрасно не верите, голубчик, — снисходительно разъяснил депутат, и на это «голубчик» вместо «ваше величество» никто не обратил внимания. — Если бы мы хотели обмануть, то не сказали бы и сейчас об истиной цели «коробочки»… Но теперь, когда ясно, что вы отказались окончательно, нет смысла что-то скрывать от вас.
— А до этого скрывали и шпионили… — презрительно напомнил Май. — И толковали про честь, долг, благородство…
— Данный метод был продиктован высшими интересами Империи, — глядя перед собой объяснил полковник.
— Тьфу на вас… — в сердцах сказал Май, словно был он не Маем, а маленьким братишкой Толей, сильно обиженным на кого-то.
— Тьфу на нас, — простецки согласился депутат и встал. — Возможно, вы правы… А «коробочку» все же не выбрасывайте, пригодится…
— Чтобы вы продолжали шпионить!
Профессор и полковник тоже встали.
— Мы обещаем не шпионить, — проговорил профессор с заметным сожалением. — Только не забудьте про кнопки. «Решетка» и «Эф»…
— Не забуду!.. И вы больше не станете искать меня?
— Даю слово члена Императорской академии.
— Слово офицера имперской гвардии, — сказал полковник.
— Клянусь мамой… — с печальной улыбкой добавил депутат.
После этого они одинаково наклонили головы и один за другим вышли из кабинета. Май подождал полминуты и вышел следом.
Глава 2
Мы шли и разговаривали про то, что случилось с Маем. Май дал нам послушать разговор в кабинете, который записала «коробочка».
Чудно как-то: вот этот растрепанный и какой-то виноватый пацан в мятой футболке — его величество император Андрей Первый?
— А многие про это знают? — спросил я.
— Не многие, — отозвалась вместо Мая Света. — Мама, папа… Когда они усмотрели Мая в Ермиловском приюте, им там кто-то шепнул… Ну и все мы, Веткины, знаем, конечно. И друзья…
— Но это же все ерунда. Никакого значения… — пробормотал Май и пнул на асфальте скорлупу грецкого ореха.
Кажется, он чувствовал себя виноватым передо мной: все друзья знали его тайну, а я был в неведении…
— Грин, ты не думай, что скрывали специально. Ты все равно скоро узнал бы. Просто как-то не было случая заговорить про это… Ну, не очень и хотелось про такое…
— Май, не бери в голову…
Мне было не до обиды. Все слова и объяснения звучали где-то позади главной нарастающей тревоги. Вот они идут, болтают, не догадываются… Никто-никто не понимает, что у гранаты выдернута чека… Дети города Инска! Ведь, как и все на свете, смотрят боевики, читают про бандитов и террористов, играют иногда в «стрелялки», а все равно будто младенцы… Я сказал:
— Давайте прогуляемся до Крепости.
— Зачем? — удивилась Света. — Мы там все излазили…
— Потом скажу. Сюрприз…
— Нам некогда, — сообщил за себя и сестру Толя. — Надо хижину чинить, крыша течет.
— Тогда шагайте домой, — быстро согласился я. Потому что это хорошо, если рядом не будет младших. Они улетели, как два подхваченных ветром листика.
— Грета, дай записную книжку, — попросил я. У нее в кармане форменной рубашки всегда лежали маленький блокнот и карандашик.
Грета, наверно, удивилась, но дала без вопроса. Я приложил палец к губам и написал на чистой страничке:
«Тише. Коробочка шпионит!»
— Да зачем ей теперь-то? — не поверил Май. (Вот наивность! А еще император!)
Я снова прижал к губам палец. Написал: «Автоматически». Потом жестами показал: «Дай «коробочку» мне. Май, видно, понял, что я знаю больше, чем он. Дал. Я засунул ее в свой карман — на таких же, как у Мая широких штанах. Опять показал знаками: «Ни слова, ни вопроса!» (А сердце колотилось с частотой трещотки.) Потом я оглянулся.
Вот удача! Навстречу нам ехал на велосипеде по тротуару мальчишка. Небольшой, вроде Лыша (только не с темным ежиком, а со светлыми кудряшками. Велосипед был ему велик и вихлял. Я обогнал ребят.
