Вероника Рот - Избранная
Он не отвечает. Он притягивает меня ближе, прижимается губами к каждой птице по очереди. Я закрываю глаза. Его прикосновения легкие, нежные. Томное, теплое чувство, тягучее, как мед, наполняет мое тело, замедляет мысли. Он касается моей щеки.
— Очень жаль, но пора вставать.
Я киваю и открываю глаза. Мы оба встаем, и он тянет меня за собой к открытой двери вагона. Ветер немного стих, после того как поезд замедлил ход. Уже за полночь, все фонари погасли, и здания похожи на мамонтов, возникая из темноты и вновь погружаясь в нее. Тобиас поднимает руку и указывает на скопление зданий, таких далеких, что они кажутся не больше ногтя. Это единственная яркая точка в темном море вокруг нас. Снова штаб-квартира Эрудиции.
— Очевидно, городские постановления ничего для них не значат, — произносит он, — потому что свет будет гореть всю ночь.
— Больше никто не замечает? — хмурюсь я.
— Наверняка замечают, но ничего не делают. Возможно, не хотят устраивать шум из-за такого пустяка. — Тобиас пожимает плечами, но его напряженное лицо тревожит меня. — Но мне хотелось бы знать, для чего эрудитам нужен свет по ночам.
Он поворачивается ко мне, прислоняясь к стене.
— Ты должна узнать обо мне две вещи. Во-первых, я отношусь к людям крайне подозрительно. В моем характере ожидать от них самого худшего. А во-вторых, внезапно оказалось, что я прекрасно разбираюсь в компьютерах.
Я киваю. Он говорил, что его вторая работа связана с компьютерами, но мне все равно трудно представить, как он целый день сидит перед монитором.
— Несколько недель назад, перед началом обучения, я был на работе и нашел путь в секретные файлы Лихости. По-видимому, мы не так искушены в секретности, как эрудиты. То, что я обнаружил, походило на военные планы. Слабо завуалированные команды, списки припасов, карты. Все в таком духе. И эти файлы были присланы эрудитами.
— Война? — Я смахиваю волосы с лица.
Всю жизнь я слушала, как отец оскорбляет эрудитов, и научилась остерегаться их, а опыт, полученный в лагере Лихости, научил меня остерегаться властей и людей в целом, так что меня не шокирует мысль, будто фракция способна планировать войну.
И еще слова Калеба. «Происходит что-то важное, Беатрис». Я поднимаю глаза на Тобиаса.
— Война с Альтруизмом?
Он берет меня за руки, переплетает пальцы с моими и отвечает:
— С фракцией, которая контролирует правительство. Да.
У меня екает в животе.
— Все эти отчеты должны вызвать возмущение против Альтруизма. — Он не сводит глаз с города позади поезда. — Очевидно, эрудиты хотят ускорить процесс. Понятия не имею, что с этим делать… и что вообще можно сделать.
— Но почему эрудиты решили объединиться с лихачами? — спрашиваю я.
И тут до меня кое-что доходит, вышибает воздух из груди, грызет внутренности. У эрудитов нет оружия, и они не умеют воевать… зато лихачи умеют.
Я смотрю на Тобиаса широко распахнутыми глазами.
— Они используют нас, — говорю я.
— Интересно, как они заставят нас воевать? — задумчиво произносит он.
Я говорила Калебу, что эрудиты умеют манипулировать людьми. Они могут заставить нас воевать, прибегнув к дезинформации или надавив на жадность… способов хватает. Но эрудиты к тому же дотошны и потому не оставят это на волю случая. Они обязательно укрепят все свои слабые места. Но как?
Ветер бросает волосы мне на лицо, режет поле зрения на полосы, но я не шевелюсь.
— Не знаю, — отвечаю я.
Глава 29
Я посещала церемонии инициации Альтруизма каждый год, кроме нынешнего. Это тихое мероприятие. Неофиты, которые тридцать дней занимались общественной работой, прежде чем стать полноценными членами фракции, сидят бок о бок на скамейке. Кто-то из старших читает манифест Альтруизма, представляющий собой короткий абзац о том, как важно забывать о себе и как опасна поглощенность собой. Затем старшие члены фракции моют ноги неофитам. После они разделяют трапезу, прислуживая соседу слева.
Лихачи этого не делают.
День инициации повергает лагерь Лихости в безумие и хаос. Повсюду люди, и большинство из них напиваются к полудню. Я пробираюсь среди них, чтобы взять еды на обед и унести ее в спальню. По дороге я вижу, как кто-то падает с тропинки у стены Ямы, и судя по его крикам и тому, как он хватается за ногу, у него что-то сломано.
В спальне, по крайней мере, тихо. Я смотрю в свою тарелку с едой. Я просто схватила то, что показалось мне привлекательным, и теперь, приглядевшись, понимаю, что выбрала простую куриную грудку, ложку гороха и кусок ржаного хлеба. Пищу Альтруизма.
Я вздыхаю. Альтруизм у меня в крови. Я альтруистка, когда не думаю о том, что делаю. Когда меня подвергают проверке. Даже когда пытаюсь казаться храброй. Я выбрала не ту фракцию?
При мысли о бывшей фракции у меня дрожат руки. Надо предупредить семью о войне, которую замышляют эрудиты, но я не знаю как. Я найду способ, но не сегодня. Сегодня надо сосредоточиться на том, что меня ожидает. Не больше одной проблемы за раз.
Я ем как робот, переходя от курицы к гороху и хлебу и обратно. Неважно, к какой фракции я на самом деле принадлежу. Через два часа я войду в зал пейзажа страха с другими неофитами, пройду сквозь свой пейзаж и стану лихачкой. Слишком поздно поворачивать назад.
Закончив, я утыкаюсь лицом в подушку. Я и не думала спать, но через некоторое время просыпаюсь от того, что Кристина трясет меня за плечо.
— Пора идти. — Она пепельно-бледная.
Я тру глаза, чтобы прогнать сон. Ботинки уже на мне. Остальные неофиты бродят по спальне, завязывают шнурки, застегивают куртки и небрежно рассыпают улыбки. Я стягиваю волосы в пучок и надеваю свою черную куртку, наглухо застегнув молнию. Пытка скоро закончится, но сможем ли мы забыть симуляции? Сможем ли вновь крепко спать, несмотря на воспоминания о пережитых страхах? Или наконец отбросим сегодня свои страхи, как предполагается?
Мы идем к Яме и вверх по тропинке, которая ведет в стеклянное здание. Я поднимаю глаза на стеклянный потолок. Дневного света не видно, потому что каждый дюйм стекла покрывают подошвы ботинок. На мгновение мне кажется, будто стекло трещит, но это всего лишь мое воображение. Я поднимаюсь по лестнице вместе с Кристиной и задыхаюсь в толпе.
Я слишком низенькая, чтобы видеть поверх чужих голов, и потому смотрю Уиллу в спину и иду за ним по пятам. От жара несметного количества тел тяжело дышать. Капли пота выступают на лбу. Через брешь в толпе видно, вокруг чего все сгрудились: вокруг ряда экранов на стене слева.
Я слышу одобрительные возгласы и останавливаюсь, чтобы посмотреть на экран. На левом экране — одетая в черное девушка в зале пейзажа страха. Марлин. Я вижу, как она двигается, ее глаза широко распахнуты, но с каким препятствием она столкнулась — непонятно. Слава богу, никто здесь не увидит моих страхов — только реакцию на них.
На среднем экране — ее пульс. Он на мгновение подскакивает и затем снижается. Когда он достигает нормы, экран вспыхивает зеленым, и лихачи аплодируют. На правом экране — ее время.
Я отрываю глаза от экрана и бегом догоняю Кристину и Уилла. Тобиас стоит за дверью на левой стороне, которую я едва ли заметила в свое последнее посещение. Она рядом с залом пейзажа страха. Я прохожу мимо, не глядя на Тобиаса.
Комната большая, в ней висит еще один экран, такой же, как снаружи. Перед ним на стульях сидит ряд людей. Среди них Эрик и Макс. Остальные тоже из старших. Судя по проводам, присоединенным к их головам, и отсутствующим взглядам, они наблюдают за симуляцией.
За их спинами — второй ряд стульев. Я вхожу последней, так что мне не достается места.
— Эй, Трис! — кричит Юрайя через всю комнату.
Он сидит с другими неофитами-лихачами. Их осталось всего четверо, остальные уже прошли через свои пейзажи страха. Он похлопывает себя по ноге.
— Можешь сесть мне на колени, если хочешь.
— Соблазнительно, — усмехаюсь я. — Все нормально. Я постою.
Кроме того, мне не хочется, чтобы Тобиас видел, как я сижу на чужих коленях.
В комнате пейзажа страха загораются огни, обнаруживая Марлин на корточках, с заплаканным лицом. Макс, Эрик и еще несколько человек стряхивают симуляционное оцепенение и выходят. Через пару секунд я вижу их на экране, они поздравляют Марлин с окончанием испытания.
— Переходники, вы отправитесь на финальный тест в соответствии с текущими рангами, — произносит Тобиас. — Таким образом, Дрю пойдет первым, Трис — последней.
Это значит, что передо мной пять человек.
Я стою в глубине комнаты, в нескольких футах от Тобиаса. Мы обмениваемся взглядами, когда Эрик втыкает в Дрю иглу и отправляет его в зал пейзажа страха. Когда подойдет моя очередь, я буду знать, как справились остальные и как мне нужно выступить, чтобы победить их.
