Надежда Лукьянец - Истории приюта блаженного Хорса
Искра удобно устроился на толстой ветке, привалился к стволу дуба и взглянул вниз и приготовился наблюдать за сестренкой.
- Твой не трону лепесток,
Мой магический цветок,
Обойдусь я без чудес,
Не хочу, чтоб ты исчез, - Тиса, торопливо дочитывала стишок уже последний раз, когда из-за хлева вывернулся человек в длинной серой рубахе с кожаной опояской, штанах в полоску, в грубых сапогах на толстой подошве, с котомкой за плечами. Увидев Тису, он радостно удивился:
- А что это за красавица у нас здесь? - почти пропел он. Губы растянулись в улыбку, демонстрируя здоровенную щербину между передними зубами.
- А где же наши родители? Где наши мама и папа? - он присел перед изумленной и впавшей в столбняк Тисой. Сверху Искра уже не видел его лица, не слышал и что этот щербатый говорил перепуганной девочке. Из-за ветвей он увидел, что мужчина, достав что-то из котомки, протянул это Тисе и опять громко "пропел":
- Возьми, солнышко, посмотри, как блестит.
Дальше события развивались одновременно: Искра, поглядывая вниз, начал спускаться, не рискуя оставить сестру одну, без поддержки, рядом с незнакомцем. Из-за хлева показались еще люди. Бабушка выскочила из дома, крича что-то срывающимся голосом. "Беги! Беги! Прячься! Спасайся!" - бабушкин приказ почти взорвал голову Искры страшной болью. В руках у Тисы ярким пламенем полыхнуло так, что Искра, закрыв глаза, потрясенно замер, боясь сдвинуться с места. Внизу испуганно кричала девочка. Крик бабушки прервался звуком хлесткого удара. Вцепившись намертво в ветку, Искра пытался понять, что происходит. Внезапно нескончаемый крик Тисы резко оборвался. Внизу слышался гомон множества людей.
Когда Искра вновь посмотрел вниз, он увидел, что двор полон вооруженных людей, одетых в серые одинаковые рубашки. Оружие Искра видел и тайком от бабушки даже баловался с ним. Меч, копье и самострел остались еще от деда. Лихорадочно пытался оглядеть двор. Бабушка, где бабушка? И с содроганием понял то, что он видит не сон. Это его бабушку тащат к дому за ноги двое молодцов, глумливо посмеиваясь над задравшейся на голову юбкой, а Тису нежно обнимал все тот же щербатый, присев рядом с ней на корточки он, зажимая ей рот рукой, ласковым голосом уговаривал ее выпить водички.
- Что? Опять за свое? - брезгливо спросил высокий усатый мужчина, наблюдавший эту сцену, - ласковый, ты наш, куда торопишься? Спроси лучше, кто еще живет с ними?
- Бесполезно, - щербатый раздраженно повернулся к говорящему, - она насмерть перепугана. Посмотри лучше в доме, сколько обувки, сколько чашек, сколько спальных мест. Ну, что сам не знаешь?
- Любитель поить деток сэрдиком, - проворчал усатый.
Тиса глотала воду, давилась, кашляла, а щербатый, посадив девочку себе на колено и запрокинув вверх голову ребенку, нежно поглаживал ее по горлу. Для Искры лицо сестры белым пятном светилось далеко внизу, темными, как провалы, на лице выделялись глаза. Щербатый взял лицо ребенка в свои руки, и замер, глядя ей в глаза.
Замер наверху, не понимая происходящего, и Искра.
- Ну, что укачал ведьму? - спросил, подошедший с топором в руках высокий парень.
- Заткнись! - вяло огрызнулся щербатый. Он держал на руках уснувшего ребенка.
- Третья за эту неделю, - весело отозвался высокий, - чистка, что надо. Кристалл у нее полыхнул, будьте нате! Вот, выросла бы ведьма! - почти с восторгом воскликнул парень.
- Третья. А, парня в Греме, ты что, не считаешь?
- Так, может он и не маг, мы ж и проверить не успели!
- Еще бы, когда он так сопротивлялся!
- А, что проверять-то, когда у него в родне почти все маги?
- Я бы всю эту породу вывел до десятого колена, - сквозь зубы прошипел щербатый. Он понес Тису к дому. Этот разговор ничего не объяснил Искре. Он мало что знал о магах. О ведьмах бабушка никогда при нем не упоминала. И при чем тут ведьмы, и его сестра, Тиса? Почему о ней с такой ненавистью говорят эти люди? Прижавшись к шершавой коре дерева, мальчик не мог найти в себе сил, чтобы сдвинуться с места. Ему казалось, что он прирос к дереву и если даже отпустит руки и перестанет цепляться, то просто повиснет на нем, как одна из его ветвей. К парню подошел усатый.
- Вроде двое их и было: чашек две, мисок две, обувь на ребенка и на бабку, по постели не поймешь. Так, сено, тряпьем укрыто.
- Ну, так старшему и доложи.
Искра вспомнил бабушкино: "к счастью".
- Видел, как Кижма наслаждался? - сказал молодой.
- Любит он, напоив сэрдиком, смотреть им в глаза.
- Наблюдать, как они умирают… Бр-р! Одно дело в бою…
- Вот и радуйся, что у нас есть ласковый Кижма, а то самому этих крысят травить пришлось бы, - проворчал усатый и ушел за сараи.
"Травить? Травить? Он, что? Отравил Тису? За что?" - В голове у Искры путалось и звенело. Время остановилось для него, он ничего не понимал. Только ужас сжимал в своих ладонях его сердце. Когда Искра смог осознавать окружающее, его руки свело судорогой, и он чуть не закричал от боли, разжимая пальцы и по-другому перехватывая ветки. Внизу под ним, как муравьи, суетились люди.
Из дома вытаскивали нехитрый скарб: котелок, какие-то одежки из бабушкиного сундука, оружие деда, сколоченные еще им табуретки, лавки. Все это располагалось под дубом, устраивалось для отдыха. Парень, уходивший с топором, тащил из сарая охапку дров на середину обширного двора, другой уже вбивал колья для кострища, кто-то тащил в котле воду. Весь двор заполнился суетящимися людьми. Двое деловито таскали из сарая солому прямо в коридорчик, наваливали ее грудами под стены избушки. Прямо под деревом на лавке уселся мужчина, видимо, главный потому что к нему то и дело подходили люди, что-то говорили, получали приказания, отдаваемые тихим голосом, который из-за шелеста листвы, Искра не слышал.
Костер весело горел, около него суетился все тот же высокий парень. Вдруг сильнее потянуло дымом. Глаза заволокло слезами. Искра чуть не поперхнулся и испугался, что его кашель могут услышать. Он, наконец, осознал, в каком опасном положении находится. Он так и не понял: жива ли его бабушка? Верно ли, что Кижма отравил его сестру? Понял, только одно, если его найдут, то и ему грозит что-то страшное. Дым становился все гуще и гуще. Ветром его отрывало от земли и несло прямо в листву дуба на Искру. Это дым от горящего дома.
Дальнейшее Искра воспринимал смутно. Он висел на дубе почти сутки. Искра не ощущал своего тела, но почему-то чувствовал порывы ветра на коре дерева, жар от пламени горящего дома, чувствовал, как от него корчатся и сворачиваются листья. Время остановилось для него, мысли, душевная боль сменились странным покоем. Только изредка, когда кто-нибудь, разговаривая, останавливался под дубом, он, как в забытьи, издалека воспринимал их слова.
Воины князя Савра называли себя чистильщиками, или коротко - чистами. Они дожидались, пока дом сгорит дотла. Основная их часть всю ночь спала на сене в дальнем от дома сарае, куда не долетали искры. Дозорные грелись около пожарища, так как осенние ночи уже не радовали теплом. Утром они зачем-то вычерпали весь колодец, заливая пепелище водой.
- Проклятые ведьмы! - ворчали мужики, передавая друг другу ведра с водой, - Мало убить, так еще и с прахом не знаешь, что делать.
- Да уж! В землю закапывать опасно. Сейчас, вон, все старые кладбища под охраной.
- А что, правда, что их жженые кости колдовать позволяют?
- Была бы неправда, кой маг, мы бы так возились. Одно спасение залить пожарище водой!
- Можно было бы просто пепел развеять.
- Ну да, жди, пока пепелище остынет! Шевелись лучше! - переговаривались чистильщики.
Они ушли, предварительно перекусив, уведя с собой лошадь, оставшихся в живых от их трапезы двух коз, и унося в мешках тушки еще с вечера убитых и ощипанных кур.
***
Когда Искра попытался слезть с дерева, то при первом же движении, не выдержав, обмочил штаны. Со стоном он разминал затекшее тело. И вдруг замер от ужаса. Двое воинов, молча, сидели на опушке леса, щурясь на заходящее солнце, именно оно и не позволило им заметить шевеление в листве дуба. Только к ночи, обойдя еще раз всю округу и заглянув во все уголки оставшихся строений, почти бегом, они ушли догонять свой отряд.
После ночи скорби и слез, когда лежащий без сил мальчик не мог заснуть, а, засыпая, вновь слышал жуткий крик сестры, наступившее утро не принесло ни малейшего облегчения. Страх, что чистильщики могут вернуться, гвоздем сидел в мозгу. Голодный, усталый до изнеможения, он начал собираться в дорогу. Из дупла дуба, из своей ребячьей захоронки, он достал старый нож в ножнах. Там лежало и кресало, найденное им на месте сгоревшей деревни, куда его дважды водила бабушка. Она рассказывала, что в той деревне во время второй магической войны не выжил никто. В сарае, стоящем на отшибе, от сгоревшего дома на стенке висел большой заплечный короб. Бабушка для него была уже стара, а он, внук, слишком мал. Нашел кусок старой сетки, сломанное полотно от ручной пилы. Все мало-мальски годное унесли с собой чистильщики князя Савра. Набрав овощей с огорода, сложил в короб и долго стоял у пепелища, прощаясь с бабушкой и сестрой. Губы шептали: "Я отомщу им! Я отомщу!"
