Лине Кобербёль - Последний дракон
— Думаешь, я слеп? Или глух? Или глуп?
Голос был ничуть не громче шепота, холодный шепот во мраке, и все-таки его нетрудно было расслышать. Просто невероятно, как обостряется внимание, когда замечаешь лезвие ножа, приставленное к твоему горлу. Одной рукой я оттолкнул его от себя и попытался откатиться от ножа, но предупреждающий укол заставил меня остановиться.
— Лежи спокойно, мой друг! А не то навредишь самому себе.
— Кто ты? — прошипел я. — Чего ты хочешь?
— Тебя это не касается. Вообще тебе нужно чуточку меньше лезть в чужие дела. Ты умеешь считать до ста?
— О чем это ты?
— Я спросил: умеешь ли ты считать до ста?
Нож снова царапнул меня — не сильно, но все же достаточно для того, чтоб я почувствовал, как что-то теплое струится по моей шее и смешивается с холодной дождевой водой.
— Да, умею!
«Что это за сумасброд, с которым я имею дело?»
— Тогда считай! Лежи здесь и сосчитай до ста, прежде чем подняться. А если попытаешься снова следить за мной, я убью тебя!
Голос по-прежнему был лишь шепотом, хриплым и низким. Но у меня появилось ясное ощущение, что хозяин ножа осуществит свою угрозу, если это окажется необходимым.
— Ты понял меня, мой друг?
Я попытался поднять голову, но человек с ножом грубо толкнул меня, так что я припал к каменистой земле.
— Ты понял?
— Да, — пробормотал я, снова выплюнув воду. — Отпусти меня!
— Дай услышать, как ты считаешь!
— Что?
— Дай услышать, как ты считаешь! Громко, ясно и отчетливо, чтоб я знал: нет необходимости засадить тебе стрелу в спину!
«Стрелу? Значит, у него еще есть и самострел? Может, спрятанный под накидкой?.. Или это обман?»
— Считай!
Ну, нож у него есть, это я заметил хорошенько.
Все во мне противилось, но я начал считать:
— Раз, два, три…
— Дальше!
— Четыре, пять…
Спина моя освободилась от тяжести.
— Шесть, семь, восемь…
Шаги во мраке. Я сел.
Тххххванн! Что-то длинное и черное ударилось о камень проулка на расстоянии нескольких пядей от моего колена. У него был самострел или сообщник с самострелом. Сколько их тут?
— Последнее предупреждение. Считай!
— Восемь, девять, десять…
Где-то в проулке раздался приглушенный смех. И тогда другой голос, дразнящий и ласковый, вовсе другой, чем холодный шепот, произнес:
— Хороший мальчик!
Женщина! Я был уверен!.. Стало быть, их по меньшей мере двое. И у одного — самострел. И вот я сидел здесь под дождем и считал:
— Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…
И чувствовал себя полным идиотом, но все же не осмеливался встать. Пока не досчитал до шестидесяти трех и не услышал вдруг за спиной голос Нико:
— Давин, что-то неладно?
О да, в чем-то очень даже. Я замерз, промок и был зол, моя шея кровоточила, и моим самым большим желанием было схватить Нико за горло и вытряхнуть из него, что это за банда спятивших убийц, с которой он имеет дело.
— Что, по-твоему, должно быть неладно? — кисло спросил я и поднялся на ноги. — Я всего лишь сижу здесь под дождем и упражняюсь в счете до ста.
— Давин!..
Но у меня не было ни малейшего желания обсуждать это дело.
— А мы не можем вернуться домой? Или хотя бы под крышу, где сухо?
Нико взглянул на меня. На нем не было ни шляпы, ни плаща, — должно быть, он последовал за мной сразу же, как только смог. Клочья его темных, торчащих во все стороны волос прилипли ко лбу.
— Мысль, может, и хороша, — сказал он.
И мы вместе пошли обратно, к дому Портового Местера, точь-в-точь так, словно ничего не случилось, словно никакого человека в черной накидке, никакого ножа и никакого самострела и в помине не было.
Я ничего так и не выведал. Я по-прежнему не знал, кто этот человек в накидке и что он дал Нико или что получил от него. Среди нас был только один, кто поумнел: теперь Нико знал, что мы караулим его.
Позднее, когда мы вернулись в усадьбу Портового Местера, там было несколько человек, с которыми Каллан хотел свести Нико. Я попросил прощения, сказав, что очень хочу сменить свою мокрую одежду на сухую, и старшая дочь Капитана отвела меня наверх, в горницу, где нам предстояло ночевать. Дина и Роза пошли с нами, и, как только дочь Местера Капитана — ее звали Маери — вышла за дверь, девочки стали настойчиво расспрашивать, что я вызнал.
Жаль, что я почти ничего не мог рассказать.
— Он порезал тебя? — беспокойно спросила Дина, когда я рассказал о встрече с человеком в накидке. — Дай мне взглянуть на твой порез!
— Не важно, — раздраженно сказал я. — Хочу поскорее забыть это нападение.
Я не очень-то гордился, вспоминая, как валялся на животе под дождем, с ножом, приставленным к горлу. Кроме того, порез был маленьким и уже перестал кровоточить.
— Да, стало быть, я не узнал, кто он, этот человек, и откуда явился. Так что мы ничуть не продвинулись вперед.
— Не совсем, — сказала Роза.
— Ты о чем?
Роза, чуточку смущаясь, пожала плечами, а потом положила на стол маленькую скомканную бумажку.
— Что это? — спросила Дина.
— Это записка… Нико получил ее от чужака.
— Как ты ее раздобыла?
Роза уставилась в пол, и щеки ее покраснели.
— О, это… это было не так уж и трудно.
Я бросил на нее быстрый взгляд:
— Когда ты стала такой опытной карманной воровкой?
— Теперь ты снова начинаешь! — горячо воскликнула она. — Никакая я не воровка, ведь я говорила!
— Нет, но…
Я хорошо помнил, как это было в последний раз. Когда я намекнул, что у Розы чуточку разное отношение к твоему и своему. Пощечина тогда эхом отозвалась во всей хижине, и я наверняка заслужил ее, потому как Роза ничего не украла. Но все-таки теперь было странно, что она вот так смогла раздобыть записку у Нико и он этого не заметил.
— Ты хочешь знать, что в этой записке, или нет? — воинственно спросила она.
— Само собой, хочу!
— Тогда перестань без конца выспрашивать!
Дина взяла бумажку и развернула ее.
— «„Морской Волк“, послезавтра, до рассвета», — прочитала она. — Что бы это значило?
— Должно быть, это место встречи, — предположил я. — Может, харчевня.
— Или корабль, — сказала Дина. — Есть в гавани корабль под таким названием?
— Мы это выясним, — предложил я. — Мы сможем только…
Роза замахала руками.
— Т-с! — шепнула она. — Дай записку мне. Кто-то идет!
С быстротой молнии сунула она записку в карман фартука, и это было вовремя, в самую последнюю минуту, потому как в дверь вошли Нико и Каллан.
— Да, я и говорю, что это бешеные цены, — пробормотал Каллан.
Он и Нико горячо спорили.
— Так бывает, когда недостает товаров, — сказал Нико. — Думаю, нам нужно согласиться и благодарить за то, что мы вообще смогли получить муку.
Каллан почесал затылок.
— Может статься, оно и так, — ответил он. — Но все равно цены бешеные.
Пощечина
Наутро немного просветлело, хотя по-прежнему было ветрено. Наверняка здесь всегда так. Место это во многом казалось странным для города. Обдуваемое ветром и бесплодное, вокруг по большей части скалы и чайки… и море.
Самое лучшее в Фарнесе — море. Оно преисполнено жизни, там множество людей и животных, и судов, начиная с широченных гигантских торговых кораблей и до крохотных лодчонок, что снуют от борта корабля до набережной и от одного корабля до другого. В решетчатых ящиках — блеющие козы, там — бочки, мешки и клетки с курами, там мотки канатов, полотнища парусов и смешанные соленые запахи смолы, дерева и морской воды.
Мы, Дина и я, искали «Морского Волка». Задачей Розы было не спускать глаз с Нико, который собирался выйти за покупками вместе с Калланом.
— Вот! — сказала Дина, дернув меня за рукав. — Этот, с алыми парусами!
Я скользил взглядом вдоль длинной вереницы кораблей, и вдруг взгляд мой остановился на корабле с алыми парусами. Совершенно верно: «Морской Волк» — было намалевано на шканцах, почти на самом верху.
Я с любопытством смотрел на корабль. Встретится ли Нико с человеком в накидке там, или он задумал уплыть своим путем прямо у нас под носом?
— Знать бы, можно ли подняться на борт этого корабля? — пробормотал я.
Дина испуганно сказала:
— Ты не сделаешь этого, Давин!
— Почему же? — спросил я. — Обычное дело — подняться на борт корабля. Оглядись вокруг! Люди делают это все время.
— Да, но…
— А может, я просто должен поприветствовать корабельщиков, раз нахожусь в этих краях.
— Давин, ты же их не знаешь!
— Я знаю одного из них. Быть может…
— Да, того, кто пырнул тебя ножом. И сказал, что убьет тебя, если ты снова последуешь за ним!
— Было темно! Ему наверняка не узнать меня при дневном свете.