Пол Стюарт - Воздушные пираты
— Риверрайзу? — выдохнул Прутик. — Но это всего лишь миф…
— Риверрайз существует, — твёрдо возразил Облачный Волк. — Когда Мать Штормов долетит до него, она обновит его воды, Река Края вновь станет полноводной и хлынет мощным потоком, распространяя силу по всему Краю, принося новую жизнь, новые надежды, — всё начнётся заново. — Он замолчал. Прутик заглянул ему в глаза и увидел, что они полны боли. — По крайней мере, — прошептал Облачный Волк, — так должно произойти. Но есть существенная проблема.
Прутик нахмурился:
— Не понимаю.
Облачный Волк терпеливо кивнул.
— В последний раз, когда Мать Штормов прилетала в Край, её путь к Риверрайзу был свободен, — объяснил он. — Но теперь кое-что стоит на её пути.
— Санктафракс! — воскликнул Прутик.
— Санктафракс, — шёпотом подтвердил Облачный Волк, и глаза его затуманились. — Наш воздушный город со сверкающими шпилями и почтёнными учреждениями; когда-то давно он был истинно великим, мой дом… — Он закашлялся, прочищая горло. — Санктафракс лежит прямо на пути шторма. Когда они встретятся, энергия Матери Штормов разрушит его.
— Но… — начал было Прутик.
— Тс-с, — устало остановил его Облачный Волк, — есть кое-что похуже: если Санктафракс загородит дорогу Матери Штормов, она никогда не достигнет Риверрайза, чтобы дать ему новую жизнь. Воды Реки Края окончательно высохнут. И тогда, если это случится, мрак из Тёмного Сердца Дремучих Лесов распространится, подобно плесени, и поглотит весь Край дюйм за дюймом. — Облачный Волк взглянул на сына. — Прутик, — прошептал он, — Санктафракс не должен встать на пути Матери Штормов.
— Но что я могу сделать? — спросил Прутик, напряжённо вглядываясь в лицо отца в поисках подсказки.
— Якорная Цепь… она удерживает воздушный город на месте… её нужно… перерубить, — с трудом выговаривал слова Облачный Волк.
— Перерубить Якорную Цепь! — в изумлении воскликнул Прутик. — Но… но…
— Санктафракс взмоет ввысь, и Мать Штормов беспрепятственно долетит до Риверрайза. Край спасётся, но… — его голос становился всё тише, — Санктафракс будет потерян.
Пока он говорил, всё его тело стало не только светиться, но и поблёскивать.
Прутик ахнул и отступил назад.
— Ч-что п-происходит? — с запинкой выговорил он.
Облачный Волк поднял руки и ошеломленно смотрел, как они сверкают, подобно миллиардам танцующих светлячков.
— Ну вот она и пришла за мной, — вздохнул он.
— Что ты имеешь в виду? Что происходит?
— Я говорил тебе, Прутик. Я слишком долго пробыл здесь, — еле слышно прошептал отец. — Мать Штормов наполнила меня собой. Именно поэтому я знаю, что должно вскоре произойти. Но, обретя это знание, я потерял себя, Прутик. Чем ярче свечусь, тем слабее становлюсь.
Он говорил, и, сверкая всё ярче и ярче, фигура Облачного Волка, капитана воздушных пиратов, становилась едва различимой.
— Мать Штормов призвала меня к себе. Мне придётся оставить тебя, Прутик.
— Нет! — закричал Прутик. — Я не отпущу тебя! — Он подполз к отцу на коленях и попытался обхватить его и поднять на руки, но это было всё равно что убаюкивать свет. — Отец!
— И ещё, Прутик, — сказал отец. — Ты должен знать вот ещё что… Когда Мать Штормов разразится…
— Когда, отец? — спрашивал Прутик. — Когда?
Сверкающие губы Облачного Волка задвигались, но не было слышно ни звука.
— Отец? — в отчаянии закричал Прутик. — Когда?
… Привязанные друг к другу, два корабля воздушных пиратов медленно кружились в воздухе. Прутик покинул растворяющийся «Громобой» и сквозь зияющую пустоту полетел обратно, к «Танцующему-на-Краю», которого Каменный Пилот опустил ниже. С тяжёлым стуком Прутик приземлился на палубу. Верёвка за его спиной свободно провисла. «Громобой» полностью исчез.
Каменный Пилот пристально вглядывался в посеревшее лицо Прутика:
— Что произошло?
Прутик попытался привести мысли в порядок.
— Это… это было так странно, — прошептал он. — Необычно…
— Капитан Прутик, — повторял Каменный Пилот и тряс Прутика за плечи, — приди в себя. Расскажи мне, что произошло на борту «Громобоя». Что с Облачным Волком, твоим отцом? Ты нашёл его?
Прутик взглянул на Каменного Пилота так, будто видел впервые. Его глаза наполнились слезами…
— Да, но… Нет, я не знаю, что и думать…
Ни слова не говоря, Каменный Пилот протянул руку и расстегнул внутренние замочки, которыми его капюшон с застеклённой прорезью для глаз был пристёгнут к плащу. Застёжки отскочили, и Каменный Пилот снял капюшон. Под капюшоном оказалась изящная девичья головка. Рыжие волосы струились по плечам.
— Прутик, это я, Моджин, — мягко произнесла она. — Помнишь? Ты когда-то спас мне жизнь. — Она помолчала. — А теперь успокойся и расскажи мне, что там произошло. — Она стащила с себя тяжёлый наряд Каменного Пилота и взяла Прутика за руку.
Прутик покачал головой.
— Я действительно видел отца, — сказал он, — но он ушёл. Навсегда. — Капитан шмыгнул носом, как маленький, безуспешно пытаясь проглотить болезненно вставший в горле ком. — Перед тем как исчезнуть, он сказал мне, что я должен сделать. Нужно разрушить Санктафракс.
— Разрушить Санктафракс? — воскликнула Моджин. — Но зачем?
Прутик жестом остановил её:
— Мы должны вернуться в Санктафракс, чтобы я мог предупредить Верховного Академика.
— Но, Прутик, — заметила Моджин, — мы попали в штиль в открытом небе.
Прутик сжал голову руками и покачивал ею из стороны в сторону.
— Прутик, ты должен рассказать мне то, что знаешь, — настаивала Моджин. — Может, по милости неба хоть один из нас выживет и сможет передать послание твоего отца.
— Да, — согласился Прутик, собравшись с силами. — Ты права. — И начал рассказывать Моджин то, что передал ему Облачный Волк, а её глаза от удивления открывались всё шире и шире.
— Мать Штормов, — прошептала она, — Ри-веррайз… Я всегда думала, что это просто легенды.
— Я тоже думал, — ответил Прутик. — Я… — Тут у него рот раскрылся от изумления. — О небо! — воскликнул он. — Что же это происходит?
Они оба оглянулись вокруг. Казалось, что блестящий воздух сгустился в ком и летел прямо на них.
— Скорее, Прутик, — торопила Моджин. — Расскажи мне всё, пока не поздно.
Белый свет приближался, воздух стал плотнее. Боль у Прутика в ушах стала невыносимой.
— Он сказал мне… он сказал…
Вокруг него свет разгорался всё ярче. Свистело в ушах. В голове пульсировала боль. Несмотря на то что воспоминания его, казалось, были абсолютно отчётливы, слова, чтобы выразить их, никак не приходили на ум.
— И что, Прутик? — спрашивала Моджин.
— Когда разразится Мать Штормов? Он сказал тебе или нет?
Прутик сжал голову. Воздух становился всё гуще, всё тяжелее.
— Я… он… — шептал Прутик. Его глаза готовы были вылезти из орбит, а голову, похоже, зажали в тиски. — Когда… когда упадёт последняя капля, тогда она придёт. Тогда, когда над Риверрайзом забрезжит заря, — слабо прошептал он. — Над Санктафраксом будет полночь…
— Но Прутик не знал, слышит его Моджин или нет, ветер относил его слова в сторону, белый свет затуманивал глаза, и высокий хнычущий звук свистел в ушах. — Надень… капюшон! — закричал он Моджин и двинулся вперёд, чтобы помочь ей натянуть тяжёлое одеяние.
Воздух стал ещё белее. Ярко-белым. Ослепляюще белым. Он застилал глаза, скрывая окружающее, так что Прутик, наконец, полностью ослеп. Небо задрожало. Капитан упал в стороне от Моджин, поднялся с трудом и, спотыкаясь, побрёл обратно — медленно, невозможно медленно — сквозь этот злобный воздух.
— Моджин!.. — крикнул Прутик или, скорее, попытался крикнуть, ибо голос больше не слушался его.
Он опустился на палубу. Приглушённые звуки отдавались эхом вокруг: пощёлкивание, треск, хруст. Белый свет становился всё ярче. Звеневший в ушах тонкий плач перешёл в визг. Прутик с трудом закрыл глаза, заткнул уши руками и свернулся плотным калачиком.
Но всё было бесполезно. Он не мог избавиться от этого света и звуков. Чудовищная белизна была внутри его, столь же ослепляющая и оглушающая, что и снаружи. Она лишала всех чувств. Она уничтожала его память.
— Моджин, — выдавил Прутик. — Моя команда… У-у-упф!
Неспособный выдержать всё возрастающее давление, белый шторм взорвался сам собой. На мгновение стало тихо. Затем с громоподобным лязгом ослепительно светящаяся сфера с «Танцующим-на-Краю» в центре вырвалась наружу с такой силой, что даже небо содрогнулось.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОБСЕРВАТОРИЯ ЛОФТУС
А вдалеке воздушный город Санктафракс вертелся и качался из стороны в сторону от ужасающей бури. Якорная Цепь, которой он был прикреплён к земле, натянулась до предела. Внутри великолепных зданий Санктафракса его обитатели — учёные и подмастерья, слуги и охранники — сбивались в молчаливые группки, замирая от ужаса при мысли, что Цепь может оборваться.
