Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Кубок огня
Дорогой Сириус!
Спасибо за последнее письмо. Эта птица была такой большой, что с трудом пролезла в моё окно.
Дела идут как обычно. У Дадли ничего не выходит с диетой, вчера моя тётка застукала его, когда он пытался тайком пронести к себе пончики. Ему пригрозили, что урежут карманные расходы, если он будет так себя вести, отчего он совершенно рассвирепел и выкинул в окно свою игровую приставку. Это такая штука вроде компьютера для игр. На самом деле глупая выходка — теперь у него нет даже «Суперкостоломки. Часть третья», чтобы отвлечься от неприятностей.
У меня всё в порядке — в основном из-за того, что Дурсли страшно боятся, что ты можешь вдруг нагрянуть и по моей просьбе превратить их всех в летучих мышей.
Правда, сегодня утром произошла одна непонятная вещь. Мой шрам разболелся снова. Прошлый раз это произошло потому, что Волан-де-Морт был в Хогвартсе. Но, думаю, он сейчас не может быть где-то неподалёку от меня. Ты не слышал, шрамы от заклятий болят много лет спустя?
Я отправлю это письмо с Буклей, когда она вернётся, — сейчас она на охоте. Передай от меня привет Клюву.
Гарри«Да, — подумал Гарри, — это то, что надо». Никаких намёков на его сон, он не хочет показаться уж слишком напуганным. Гарри свернул пергамент и положил на край стола — всё готово, надо лишь дождаться возвращения Букли. Он поднялся на ноги, потянулся, снова открыл шкаф и, даже не взглянув на отражение, стал одеваться к завтраку.
Глава 3
Приглашение
Когда Гарри спустился на кухню, все трое Дурслей уже сидели за столом и даже не подняли на него глаз. Дядя Вернон загородил широкую багровую физиономию утренним выпуском «Дейли Мэйл», а тётя Петунья сосредоточенно резала грейпфрут на четыре части, скрыв лошадиные зубы за поджатыми губами.
Дадли выглядел рассерженным, угрюмым и, казалось, ещё больше раздулся. Это кое-что значило, если учесть, что он и без того обычно занимал собой целую сторону квадратного стола. Тётя Петунья положила ему в тарелку четверть неподслащенного грейпфрута, боязливо проворковав: «Это тебе, Дадли, милый», на что он только злобно посмотрел на неё. В его жизни произошли крутые и очень неприятные перемены с того дня, как он принёс домой годовой табель успеваемости.
Как всегда, дядя Вернон и тётя Петунья старались найти оправдания его скверным оценкам: тётя Петунья утверждала, что Дадли — очень одарённый мальчик, но требует особого подхода; дядя Вернон держался другой линии — ему «не нужен сын неженка и зубрила». Столь же деликатно они касались обвинений в хулиганстве, записанных в табеле. «Он шумный маленький мальчик, но и мухи не обидит!» — восклицала тётя Петунья со слезой в голосе.
Однако в конце табеля было несколько вежливых замечаний школьной медсестры, которым даже дядя Вернон и тётя Петунья не могли найти оправданий. Сколько бы тётя Петунья ни причитала, что Дадли крупный мальчик со здоровым детским жирком и что растущему организму необходимо много еды, факт оставался фактом — у поставщика школьной формы уже не было бриджей достаточно большого размера. Острый глаз тёти Петуньи различал неуловимый отпечаток пальца на её сверкающих чистотой стенах и насквозь видел соседей, но отказывался замечать то, что было очевидно школьной медсестре: без всякого дополнительного питания Дадли разнесло до размеров молодого кита из породы касаток-убийц.
И вот — после многих скандалов, где в ход шли такие веские аргументы, что от них дрожал пол в спальне у Гарри, и потоков слёз, пролитых тётей Петуньей, — был объявлен новый режим. Диетическая программа, присланная медсестрой школы «Воннингс», была прикреплена к холодильнику, из которого убрали всё, что обожал Дадли, — газировку и пирожные, шоколадки и бургеры. И вместо этого наполнили овощами, фруктами и зеленью — «кроличьей едой», как выразился дядя Вернон. Чтобы умилостивить Дадли, тётя Петунья настояла, чтобы и вся семья села на ту же диету. Поэтому Гарри тоже получил свою четвертинку грейпфрута. Она была намного меньше, чем у Дадли. Тётя Петунья явно считала, что лучший путь поддержать моральный дух Дадли — это уверить его в том, что еды у него, во всяком случае, больше, чем у Гарри.
Но тёте Петунье было невдомёк, что спрятано под всё той же поднимающейся половицей в комнате наверху; у неё и мысли не возникало, что Гарри вовсе не собирается следовать диете. Сообразив, что ему грозит всё лето просидеть на одной моркови, он сразу послал к друзьям Буклю с призывом о помощи. И те, к их чести, не пожалели усилий. Из дома Гермионы сова вернулась с большущей коробкой печенья без сахара (родители Гермионы были стоматологи). Хагрид, хогвартский лесничий, не пожалел целого мешка твердокаменных кексов собственного приготовления (к ним Гарри не притронулся — слишком велик был его опыт по части стряпни Хагрида). Миссис Уизли прислала их семейную сову, Стрелку, с чудовищных размеров тортом и пачкой пастилы. Бедняга Стрелка была уже в преклонном возрасте и целых пять дней приходила в себя после такого путешествия. А на день рождения (который для Дурслей просто не существовал), Гарри получил сразу четыре великолепных торта — от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У него и сейчас ещё оставались два и поэтому, предвкушая роскошный завтрак, который он себе устроит наверху, Гарри беспечально взялся за свой грейпфрут.
Неодобрительно хмыкнув, дядя Вернон отложил газету и хмуро уставился на собственную четвертинку грейпфрута.
— И что это? — проворчал он.
Тётя Петунья строго взглянула на него, кивком указав на Дадли, который уже прикончил свою часть и мрачно смотрел в тарелку Гарри маленькими поросячьими глазками.
Дядя Вернон обречённо вздохнул, взъерошив большие густые усы, и взял ложку.
В дверь позвонили. Дядя Вернон поднялся с кресла и вышел в прихожую. С быстротой молнии, пока мать была занята чайником, Дадли стащил остаток отцовского грейпфрута.
Из прихожей донеслись звуки разговора, чей-то смех, и затем отрывистый ответ дяди Вернона. Парадная дверь захлопнулась, и послышался треск разрываемой бумаги.
Тётя Петунья поставила на стол заварной чайник и недоумённо оглянулась: где это дядя Вернон? Минуту спустя он вернулся, красный от злости.
— Ты! — рявкнул он на Гарри. — В гостиную, живо!
Сбитый с толку и ломая голову над тем, в каких грехах его подозревают на этот раз, Гарри встал и вслед за дядей Верноном пошёл в соседнюю комнату.
— Итак. — Дядя Вернон со стуком закрыл за ними дверь, твёрдым шагом дошёл до камина и повернулся к Гарри с таким видом, словно собирался объявить ему, что он арестован. — Итак.
Гарри так и подмывало спросить: «Итак что?» — но он счёл, что не стоит подвергать характер дяди Вернона такому испытанию с утра пораньше, учитывая, что его нрав и без того ожесточён голодным пайком. Поэтому Гарри решил принять вид вежливой озадаченности.
— Это только что принесли, — сказал дядя Вернон. Он угрожающе помахал перед Гарри исписанным листком сиреневой бумаги. — Письмо. Насчёт тебя.
Гарри растерялся ещё больше. Кто мог написать о нём дяде Вернону? Да ещё прислать письмо по обычной почте?
Дядя Вернон свирепо взглянул на Гарри и стал читать вслух:
— «Дорогие мистер и миссис Дурсли!
Мы с Вами не знакомы, но я не сомневаюсь, что Вы немало слышали от Гарри о моём сыне Роне.
Как Гарри Вам, возможно, рассказывал, финал Кубка мира по квиддичу состоится в следующий понедельник вечером, и мой муж Артур сумел достать очень хорошие билеты благодаря своим связям в Департаменте магических игр и спорта.
Я надеюсь, что Вы позволите нам взять с собой Гарри на матч, тем более, что такая возможность выпадает раз в жизни — Британия не принимала у себя финал вот уже тридцать лет и добыть билеты крайне трудно. Мы, разумеется, будем рады, если Гарри проведёт у нас остаток летних каникул, и проследим, чтобы он благополучно сел на поезд в школу.
Пожалуйста, ответьте как можно скорее. Лучше воспользоваться обычным способом, поскольку магловские почтальоны не сумеют доставить письмо в наш дом. Я не уверена, что они вообще знают, где он находится.
В надежде вскоре увидеть Гарри, искренне Ваша, Молли Уизли.P.S. Надеюсь, мы наклеили достаточно марок».
Дядя Вернон закончил чтение.
— Взгляни на это, — прорычал он.
Это был конверт, в котором и прибыло письмо миссис Уизли, и Гарри едва удержался от смеха — конверт был сплошь заклеен марками за исключением единственного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уизли умудрилась втиснуть написанный бисерным почерком адрес Дурслей.
— Ну… она наклеила достаточно марок, — сказал Гарри таким тоном, будто подобную ошибку мог совершить кто угодно. Глаза дяди сверкнули.
