Дмитрий Емец - Стрекоза второго шанса
– Здравствуй, вечно одинокая женщина! – сказал Долбушин, подходя к ней.
Лиана сдула со лба курчавую прядь. Сегодня она еще больше была похожа на Зинаиду Гиппиус с известного портрета. Только голова еще курчавее, а ноги еще решительнее.
– Не вижу повода для веселья. Я бедная женщина! Забочусь о себе сама! – строго сказала Лиана.
Шутки она понимала исключительно во внерабочее время. Сейчас же считала себя на работе.
– По-моему, ты хорошо справляешься.
– Возможно. Но когда женщина долго заботится о себе сама, она или необратимо добреет, или резко звереет. Причем переходы часто самые непредсказуемые… Но хватит обо мне! А то я войду во вкус и почувствую себя нужной. Вас не узнать, Альберт Федорович! Вам хочется подать копеечку!
– Это еще успеется. – Долбушин придвинул ногой стул и сел, прочно разместив между коленями зонт. – Как наши дела? Что с Андреем?
– Задето легкое. Не исключено, что у сустава будет ограниченная подвижность. Но, в целом, тьфу-тьфу… – Она поискала глазами обо что постучать.
Долбушин кивнул.
– Хоть один камень с плеч. Про Белдо не спрашиваю. Примерно догадываюсь. Что Гай?
– Бодр. Руководящ.
– И чьими руками он водит?
Лиана Григорьева любовно посмотрела на свою узкую ухоженную ладонь, давая понять, что ее рука в число этих рук не входит.
– А Тилль? – спросил Долбушин.
– Тилль в больнице у сына. Пригласил столько светил, что они фактически стали темнилами. Жутко мешают друг другу. Один назначает лекарство, другой тотчас его отменяет. Кроме того, врачи запуганы насмерть: в палате полно охраны. Если с такой заботой парень выживет, это будет чудом.
Долбушин нахмурился. Радоваться чужому горю – накликать собственное.
– Жаль мальчишку. Что с ним? Авария?
– Ранили из арбалета.
Кто ранил, Лиана не сказала, а Долбушин не расспрашивал. Придвинув солонку, он ковырял зубочисткой мокрую, камешками слипшуюся соль.
– Меня еще ищут?
– И очень активно. Раз Тилль начал варить кашу – теперь ему надо ее доваривать, иначе его решения обесценятся. Если бы Гай сказал «стоп», Тилль бы остановился, но он пока молчит.
Некоторое время оба смотрели в окно, где большая понурая дворняга внимательно нюхала колесо ярко-красного спортивного автомобиля.
– Твоя машина? – спросил Долбушин.
– Моей сестры. Вы сказали, чтобы я была осторожна. Я была осторожна, – сказала Лиана Григорьева. В голосе у нее слабо зашевелилась надежда на благодарность.
– Красивая машина. Какая марка?
– Не почтовая точно. Я отличаю их по цвету. Но колеса крутятся быстро, хотя по пробкам это неважно, – ответила Лиана.
Одна из официанток принесла стакан, в котором, постепенно сливаясь с водой, плавал растворимый кофе. Темно-синий, с серебрянными звездочками ноготь ковырнул блюдце.
– Я заказывала кофе, а не бульон! Вы хотите, чтобы я это пила? – вежливо уточнила Лиана Григорьева.
Официантка ничего не хотела. Ей было все равно: выбулькает эта дамочка кофе себе в желудок или утопится в стакане. Она пожала плечами и перешла к соседнему столику. При ее приближении один из ветеринаров быстро спрятал бутылку под брючину, натянул на нее носок и, скрывая смущение, громко сказал:
– А вот крысу хоть оперируй, хоть не оперируй. Если ей надо сдохнуть – она сдохнет!
Другие будущие ветеринары шумно с ним согласились, выдыхая в ладошки.
– Кошмарное место! Фактически притон! – с ужасом сказала Лиана.
– Разве это притон? – Долбушин помнил это кафе со времен студенчества и уважал его за неизменность. К тому же шансы встретить тут кого-то из знакомых минимальны.
– А кто управляет нашим фортом? – спросил Долбушин.
Лиана Григорьева достала пудреницу и скромно посмотрела на себя в зеркальце.
– Вы знаете наших. Проще руководить тысячей павианов, чем десятью интеллигентами. Все эти улыбочки, полуулыбочки, пожатия плечиками, глаза, полные всемирной скорби… Прикрикнешь – вздрагивают. Забудешь лишний раз улыбнуться – смертельно обижаются. Расслабишься – мгновенно виснут на шее и поджимают ноги. Какое уж там руководство? По этой причине они и вам не помогают: разбились на партии и тихо ненавидят друг друга.
Долбушин улыбнулся.
– Ну-ну, Лиана! Что-то ты развоевалась! А что за партии-то?
– Первая партия убеждена, что надо написать Гаю коллективное письмо в вашу защиту и устроить сбор подписей. Вторая партия не возражает против подписей, но никак не может купить бумагу. Третья партия предлагает устроить сидячую забастовку рядом со штаб-квартирой Тилля. Четвертая партия не против забастовки, но боится, что их будут бить. Еще есть пятая партия. Милейшие люди. Сидят тихо, тайком пишут доносы Гаю и Тиллю и радостно ждут резни, надеясь, что она будет сопровождаться переделом артефактов.
Долбушин хмыкнул. У его заместительницы было уникальное свойство. Когда кто-то вел себя как зараза, она относилась к этому без раздражения, поскольку была уверена, что такое поведение естественно и от людей ничего другого ожидать нельзя. Вот только глобально такое неосуждение было хуже прямого осуждения.
– Да уж. Тиллю в этом плане проще, – признал Долбушин.
– Ну да. Подкинул ребятам псиоса и показал пальцем, кому вышибать мозги. А наши псиос возьмут, а как мозги вышибать – так духу не хватит.
– Не слишком вы любите наш форт, Лиана!
Григорьева оставила на сигаретном фильтре алый росчерк губ.
– Заставить меня полюбить мой форт – главная задача моего психоаналитика. Он, кстати, не только полный псих, но еще и аналитик!
Долбушин оглянулся на проходившую мимо официантку.
– Лиана! Я вчера не сказал. Мне нужны деньги. Наличными. Кредитки слишком легко отследить.
Лиана наклонила голову.
– Срочно нужны? – спросила она.
– Очень срочно.
– Очень-очень срочно?
– Крайне срочно, – ответил Долбушин сухо, не понимая, куда она клонит.
Лиана удовлетворенно кивнула.
– Я так и думала. Я умная тетенька! А умные тетеньки не верят мужчинам, которые приглашают их в такое замечательное заведение просто, чтобы напоить кофе.
– Лиана! Хватит разговаривать! Когда я смогу получить деньги?
– Да прямо сейчас, – сказала Лиана. – Сколько можно повторять, что я умная? Это уже пахнет назойливой саморекламой. Я все принесла.
Жестом, каким благородные дамы подбирают юбки, переходя через лужу, Лиана Григорьева приподняла край скатерти. Под столом стоял чемодан в серую клетку. Долбушин толкнул его ногой и присвистнул.
– Сколько тут?
– Называть сумму вслух? Здесь?
– Не надо. Сам посмотрю. Вообще-то, я не просил так много. Как ты дотащила его до машины?
– Чемодан с колесиками. Не забудьте вернуть его, когда он перестанет быть нужен. Это мой личный чемодан. Я купила его пятнадцать лет назад, сложив первые четыре стипендии.
– Ты можешь купить другой, – возразил Долбушин.
Курчавая голова запрокинулась. Лиана Григорьева не любила объяснять очевидное.
– Возможно. Но это будут другой чемодан и другая я, – сказала она.
Смахивая рассыпавшуюся соль, Долбушин провел рукой по столу.
– За деньги спасибо. Теперь еще одно. Ты узнала, о чем я просил?
Женщина с решительными ногами любила удивлять. Это было ее единственным хобби.
– Да. Ну вы умеете задавать задачки! Это стоило мне больших денег и огромных нервов! Его ищут многие, не только вы. Тилль, Белдо и Гай тоже в этом списке. Мне пришлось применять нетрадиционные решения. По ходу дела меня даже пытались сглазить, но, к счастью, я зевнула и заразила своего противника зевотой! – похвасталась она.
– И у кого он?
Лиана по столу придвинула к нему лист бумаги. Долбушин приподнял его и сразу отпустил, как опытный картежник смотрит карту.
– Ого, – сказал он. – Отлично!
– Вы уверены, что вам это действительно нужно? – тревожно спросила Лиана. – Из пяти последних попыток три закончились смертью. Поэтому его используют так редко.
– Ты жертва статистики, – заметил Долбушин. – В любом случае, два шанса мои.
– Да. Но один из двух оставшихся сошел с ума. Представляет себя пылесосом и ест мусор с пола. А был доктор философских наук.
– Тогда он легко мог сойти с ума по своим каналам! – Долбушин сунул лист в карман, зажал под мышкой зонт и встал, толкая коленями чемодан. Заместительница Долбушина тоже поднялась и стала безнадежно искать в огромной сумке ключи от машины. Женские сумочки устроены таким образом, что найти в них что-либо способен только мужчина-карманник.
Официантка напряглась глазами, проверяя, чтобы парочка не унесла с собой солонку, стул или репродукцию со стены. А то мало ли… Приличный вид еще не гарантия приличного поведения!
– Вы изменились, – внезапно сказала Лиана.
– Почему?
– Вы сегодня улыбнулись два раза. Даже три.
– Раньше я разве не улыбался?
– Раньше вы скалились. В лучшем случае это можно было назвать судорогами лицевых мышц, – сказала Лиана. Как женщина, она порой позволяла себе то, за что мужчина поплатился бы головой.
