Виталий Мелентьев - Черный свет (сборник)
Словом, выходило так, что Шарик хоть и считался другом, но доказывать свою дружбу не доказывал. Нельзя же было всерьез считать заслугой Шарика его тявканье из своей конуры, когда кто-нибудь стучал в калитку. Скорее, он только мешал людям своей показной бдительностью, чем помогал им.
Бойцов растерянно и сожалеюще посмотрел на безмятежно дрыхнущего Шарика, встретился с требовательным, ожидающим взглядом Миро и нерешительно кашлянул.
— Ну… это… Конечно, я не скажу… Но все-таки…
И тут он со всей очевидностью понял, что, несмотря на то что Шарик и в самом деле был не слишком полезен и без него семье Бойцовых не грозили никакие беды и невзгоды, он все-таки был настоящим другом. Почему так получилось — Юра еще не знал, но, перехватывая сердитый взгляд Миро, сам слегка рассердился.
— А что, ты разве считаешь, что друг может быть только тогда другом, когда он полезен? А если он просто… Просто такой, без которого скучно, с которым все делается легче и быстрее, которому веришь несмотря ни на что, который всегда и везде пойдет за тобой даже в самую страшную переделку и не упрекнет за это, — разве такой не может быть другом?
Миро перестал сердиться и задумался.
— Пожалуй, ты прав, — сказал наконец он. — Друг — это не только тот, кто полезен. Хотя, конечно, бесполезный друг тоже не находка. И все-таки ты прав — другом может стать не всякий. Но если кто-то стал другом — его нужно беречь.
— Точно! — воскликнул Юра. — Ведь может же быть так, что просто еще негде было проявить свою настоящую дружбу. Событий таких не оказалось — и все. Зачем же сомневаться в дружбе без причин?
— Ты думаешь?
— Конечно! Изменятся события — и «бесполезный» друг делается самым полезным, самым необходимым. Потому что он — друг.
— Ясно! Так будем учить Шарика дальше или не будем?
— Я даже не знаю… А как у вас на Розовой земле?..
— Гм… У нас?.. У нас, понимаешь, с животными как-то не дружат. У нас дружат с морскими рыбами.
— Как так — с морскими рыбами? — удивился Юрий.
— Да вот так. Плавают с ними, играют, кормят иногда. А они достают со дна моря разные интересные или полезные вещи.
— И вы их тоже учите своему языку?
— Нет, зачем же… Мы просто обучаем их некоторым приемам, обучаем понимать некоторые наши звуки и движения, а сами учимся понимать их.
— Во-во! Точно так же и мы с собаками. Точно так же…
— Ну раз так, значит, обучать Шарика не будем.
Юрке почему-то стало не то что жаль Шарика, которого решили оставить недоучкой, скорее, жаль было себя: ведь это было бы очень здо́рово — вернуться на Землю с собакой, которая имеет законченное среднее образование.
Тут уж о цирке, конечно, и говорить нечего. В цирке такую собаку вместе с хозяином просто на руках будут носить. Но даже в обычной жизни это было бы очень и очень хорошо. Например, забыл какое-нибудь правило — Шарик, напомни. Пожалуйста! Гав-гав — ив дамках.
Шарик, сбегай в клуб и узнай, какая идет картина. Одна нога здесь, другая там! Гав-гав — ив дамках.
Или например…
Да вообще возможности с образованной собакой могут открыться совершенно необыкновенные. И если обучение идет во сне, когда и сам Шарик этого не подозревает, — так чего уж там… Пусть учится. Может пригодиться.
— А может, все-таки… Раз уж начали… Может, не помешает?
Но хотя Миро, возможно, и думал по-иному, но перечить не стал. Он не жадничал. Хочет Шарик учиться? Пускай учится: все равно обучением будет заниматься не сам Миро, а роботы. А тем безразлично, кого обучать — хоть человека, хоть собаку. А прикажут, и рыб начнут обучать. Поэтому Миро спросил только одно:
— А ему не повредит так много знаний? Может, у него мозг не выдержит?
— Ну… начнет не выдерживать — перестанет обучаться.
— А если он многого не поймет?
— Ну и что? Я вот тоже не все сразу понимаю. Однако запоминаю, а потом постепенно пойму.
— Если так… Тогда — пожалуйста.
Так к сонному Шарику был подключен обучающий аппарат.
После команды дежурного Зета все улеглись в мягкие, обволакивающие кресла-кровати, и космический корабль едва заметно дрогнул. В его недрах раздался ровный, все время усиливающийся гул. Юрия все сильнее и сильнее вдавливало в кресло, и тело становилось тяжелым и неповоротливым. Трудно было пошевелить рукой, ногой; чтобы повернуть голову, и то требовалось немало усилий. Но, как это ни странно, разговаривать было не так уж трудно.
Почему это получалось, Юра понять не мог. Выходило так, словно в теле каждого человека был свой маленький гравитационный аппарат, который ослаблял все возрастающие во время разгона корабля перегрузки.
Гудели неведомые машины, мерцал пустой экран, все так же перемигивались блуждающие огоньки на стенах. Все системы корабля работали нормально, и делать было решительно нечего. Вот почему Юрий и решил порасспросить о том, чего он еще не знал.
РАЗГОВОР С МИРОБлиже всех лежал Миро. Он не спал и, видимо, даже не дремал, хотя его быстрые глаза были прикрыты. Что знал о нем Юрий? Что он голубой космонавт, что его зовут Миро… Вот, в сущности, и все. Можно еще прибавить, что он хороший парень. Но ведь этого мало. Каждый из четверых людей были славными парнями. Правда, Квач Юрию нравился поменьше. Но зато Зет нравился больше. Он был мягче других, добрее и душевней. А вот Миро как будто бы умнее.
Но всего этого было не слишком много для того, чтобы считать себя хорошо знакомым с соседом.
Вот почему все нужно было начинать с самого начала.
Но что такое начало? Ведь можно спросить ради этого самого начала такое, что продолжения уже не будет. Поэтому Юрий начал издалека. Он словно мысленно заполнял невидимую анкету. Первым ее вопросом стояло: фамилия, имя, отчество. Пока что Юрию достаточно было одного имени.
Вторым вопросом в каждой уважающей себя и других анкете стоит: время и место рождения.
Место рождения соседа в общих чертах было известно — Розовая земля. А вот время… Времени рождения Миро и других космонавтов Юрий не знал. А теперь это казалось очень важным. Ведь он уже давно, примерно с середины первого поверхностного знакомства, подозревал, что у голубых людей не все в полном порядке… Нет, не в том дело, конечно, что они какие-нибудь странные. Парни они настоящие! И все-таки… Все-таки подозрения были. И подозрения довольно основательные. Вот почему самым главным оказался второй вопрос невидимой космической анкеты.
— Слушай, Миро, — как можно спокойней, даже как будто лениво или, вернее, так, словно преодоление тяготения было хоть и трудным, но в общем-то привычным делом, сказал Юрий, — слушай, Миро, а сколько тебе лет?
Миро медленно повернул голову к Юрию — преодолевать гравитационные силы и в самом деле было нелегким делом.
— Чего-чего? — недоуменно спросил он.
— Я говорю: сколько тебе лет?
— Каких это еще лет? — почему-то сердито спросил Миро — может быть, потому, что Юрий заставил его тратить лишнюю энергию на пустое занятие. Миро ведь был умнее всех.
Юрий растерялся. Как же его спросить: сколько тебе годов? Годков? Когда ты родился? Или сказать так, как записано в иных анкетах: сообщите время и место вашего рождения?
И тут произошло то, над чем Юрий задумывался не раз еще на своей Голубой земле и понять чего он так и не смог. Бывает так: кажется, добросовестно думаешь, решаешь вопрос, прикидываешь, что и как сделать, даже, может быть, карандашом или ручкой орудуешь, и все, что ты делаешь, кажется очень сложным, почти неразрешимым. И вдруг ни с того ни с сего, не думая не гадая, выпаливаешь тот самый ответ, над которым столько времени бился и мучился.
Как это случается и почему, Юрий понять не мог. Однако такое случается очень часто! Получается, что как будто в самом Юрии сидят два человека. Один что-то там считает, думает, решает, а второй сидит себе спокойненько и посмеивается. У него уже все подсчитано, он уже все знает и только ждет момента, когда можно вскочить и выпалить свой ответ.
Правда, иногда этот, второй, человек выбрасывает такие штучки, которые приносят не очень много радости и самому Юрию и окружающим. Но это уже дело десятое. В этот момент второй, хитрый человек, который незаметно жил в Юрии, выкрикнул:
— Эх ты, тумус! Не понимаешь? Ну сколько ты прожил на белом свете? Понимаешь?
И как ни удивительно, умный Миро прекрасно понял этого, второго, человека. Миро усмехнулся и слегка — сделать это быстро и энергично было, пожалуй, невозможно: гравитация — пожал плечами:
— Понимаю. Но при чем здесь… лета? Ведь считают зимы.
— А… а почему зимы? — Второй человек в Юрии исчез, и Бойцов остался один.
— Ну… Я не знаю, как у вас на Голубой земле. А у нас на Розовой летом тепло. Все живет, расцветает… А зимой, наоборот, все замирает. Вот мы и считаем — сколько зим.
