Карлос Сафон - Дворец полуночи
Шири слушала его и рассеянно кивала, приоткрыв затуманенные, сонные глаза. Йен держал девочку за руку и чувствовал, как пульс у нее медленно, но неумолимо замедляется.
— Где Бен? — спросила она.
Майкл встревоженно поглядел на Йена, но тот легкомысленно улыбнулся.
— Бен вне опасности, Шири, — ответил он спокойно. — Он отправился за врачом, что лично мне, учитывая все обстоятельства, кажется некрасивым. Предполагается, что я врач. Или стану им однажды. И какой же он друг после этого? Он мне совсем не доверяет. Разве так поддерживают друзей? А он при первом удобном случае мчится за доктором. Правда, врачей вроде меня не так много. С этим призванием нужно родиться. А потому интуиция мне подсказывает, что ты поправишься. Но с одним условием: не спать. Ты ведь не заснешь, правда? Сейчас тебе нельзя спать! Твоя бабушка ждет нас в двух сотнях метров отсюда, а лично я не в состоянии объяснить ей, что произошло. Если я попробую, она столкнет меня в Хугли, а мне через несколько часов садиться на корабль. Так что не вздумай заснуть и помоги разобраться с твоей бабушкой. Ладно? Скажи что-нибудь.
Дыхание Шири стало тяжелым. Краска сбежала с лица Йена, и он встряхнул девочку. Шири вновь распахнула глаза.
— Где Джавахал? — спросила она.
— Погиб, — солгал Йен.
— Как он погиб? — с трудом выговорила Шири.
Йен заколебался на мгновение.
— Упал под колеса поезда. Ничего нельзя было сделать.
Тень улыбки тронула губы Шири.
— Ты не умеешь лгать, Йен, — прошептала она. Каждое слово стоило ей титанических усилий.
Йену стало не по себе. Он больше не мог справиться со своей ролью.
— Фантазер и выдумщик у нас Бен, — сказал он. — А я всегда говорю правду. Джавахал мертв.
Шири закрыла глаза, и Йен жестами показал Майклу и Рошану, что нужно поторопиться. Не прошло и минуты, как рассеянный свет в конце туннеля осветил их лица, а чуть дальше появился силуэт часовой башни. Когда ребята поравнялись с ней, то обнаружили, что там их дожидаются Сирах, Изобель и Сет. Первые лучи рассвета окрасили пурпуром линию горизонта далеко позади металлических аркад Джитерс Гейт.
Бен остановился у входа в последний вагон и взялся за круглую рукоять, наглухо закрывавшую дверь. Металлический штурвал был раскаленным. Бен медленно поворачивал рукоять и чувствовал, как металл обжигает кожу. Из вагона вырвалось облако пара. Бен пинком открыл дверь. Джавахал неподвижно застыл в плотном облаке пара, поднимавшегося от котлов, и молча смотрел на Бена. Мальчик разглядел адскую машину, грохотавшую рядом, и узнал символ, выгравированный на металле: птица, взлетающая из языков пламени. Джавахал опирался рукой на пульсирующую стенку котла и как будто впитывал силу, бушевавшую внутри. Бен обвел взглядом сложную систему труб, клапанов и резервуаров для топлива, которые сотрясала заметная дрожь.
— В прошлой жизни я был изобретателем, сын мой, — сказал Джавахал. — Мои руки и разум умели создавать вещи. Теперь же они служат только для разрушения. Вот моя душа, Бен. Подойди и посмотри, как бьется сердце твоего отца. Я сам ее создал. Знаешь, почему я назвал машину «Огненной птицей»?
Бен посмотрел на Джавахала и ничего не ответил.
— Много тысяч лет назад существовал город, проклятый почти в той же мере, как и Калькутта, — промолвил Джавахал. — Он назывался Карфагеном. Когда римляне завоевали его, их ненависть к сильным духом финикийцам была столь велика, что им показалось мало сравнять город с землей и убить всех женщин, мужчин и детей. Они уничтожили каждый камень, обратив его в пыль. Но и это не утолило их ненависти. И потому Катон, полководец, командовавший армией, приказал солдатам засыпать солью каждую трещину в городе, чтобы ни один росток жизни не пробился на проклятой земле.[15]
— Зачем вы мне это рассказываете? — спросил Бен. Пот струился по его телу и тотчас высыхал от невыносимого жара, исходившего от котлов.
— В том городе правила прекрасная царица Дидона. Она бросилась в огонь, принеся свое тело в жертву богам, чтобы умилостивить их и искупить грехи финикийцев. Но она вернулась к жизни и стала богиней. Такова сила огня. Эту благотворную силу испытывает на себе и Феникс, великолепная огненная птица, под крыльями которой расцветает пламя.
Джавахал погладил созданную им смертоносную машину и улыбнулся.
— Я тоже возродился из пепла и вернулся, чтобы как Катон засеять огнем судьбу своих отпрысков и выжечь свой род навсегда.
— Вы безумны, — резко сказал Бен. — Особенно, если думаете, что можете вселиться в меня, чтобы сохранить свою жизнь.
— Кто такие безумцы? — задал риторический вопрос Джавахал. — Те, кто читают страх в сердцах себе подобных и стремятся обрести покой любой ценой? Или те, кто делает вид, будто не видят того ужаса, что творится вокруг? Мир принадлежит лишь безумцам и лицемерам, Бен. На Земле не существует других племен, кроме этих двух. И ты должен выбрать, кто тебе ближе.
Бен долго смотрел на этого человека, и впервые ему почудилось, что он видит в нем тень того, кто когда-то был его отцом.
— А какой выбор сделал ты, отец? Какой выбор сделал ты, вернувшись, чтобы сеять смерть среди немногих, кто любил тебя? Ты забыл, что исповедовал сам? Ты забыл притчу, которую написал? О слезах Шивы, которые превратились в лед, когда он, вернувшись в родные места, понял, что все продались бродячему колдуну? Может, ты и меня убьешь тоже, как прикончил всех, кто встречался тебе на пути? Наверное, тебе уже все равно. Но прежде, чем сделать это, скажи мне, что ты сам не продал свою душу тому колдуну. Скажи, положив руку на огненное сердце, где ты нашел пристанище, и я последую за тобой хоть в преисподнюю.
Веки Джавахала дрогнули и тяжело опустились, и он печально кивнул. Облик его стал медленно преображаться, глаза потускнели в знойной дымке, и в них отразилась горечь поражения и тоска. Это был взгляд раненого хищника, который прячется в темную пещеру умирать. Вдруг перед взором Бена — всего на несколько секунд — предстал несчастный, уязвимый человек, потерявший все. Неожиданная метаморфоза заставила мальчика содрогнуться и ужаснула больше, чем прежние призрачные явления неприкаянного духа. Ибо в лице, объятом болью и огнем, Бен больше не видел маску убийцы — лишь скорбный образ своего отца.
На миг их глаза встретились, и они посмотрели друг на друга как старые знакомые, затерявшиеся в тумане времени.
— Не знаю уже, я написал притчу или это сделал другой человек, Бен, — наконец сказал Джавахал. — Я не знаю, реальны ли мои воспоминания или они мне пригрезились. Как не знаю, сам ли я совершил свои преступления или они стали делом рук кого-то еще. Но каким бы ни был ответ, я уверен, что никогда больше не напишу историю вроде той, что ты помнишь, и не сумею понять ее смысл. У меня нет будущего, Бен. И нет жизни. Ты видишь перед собой лишь тень мертвой души. Я ничто. Человек, которым я был, твой отец, давно погиб и унес с собой все, о чем я мог бы мечтать. И если ты не хочешь подарить свою душу, чтобы я жил в ней вечно, подари мне покой. Ибо теперь только ты можешь освободить меня. Ты пришел убить того, кто уже мертв, Бен. Сдержи свое слово или стань моим спутником во мраке…
В это мгновение поезд выскочил из туннеля и помчался по центральному рельсовому пути Джитерс Гейт в венце языков пламени, поднимавшихся до небес. Локомотив выехал за пределы внушительных аркад металлического дворца и покатился по рельсам, которые выстилали путь, отчетливо различимый в лучах восходящего солнца и устремленный к горизонту.
Джавахал открыл глаза, и Бен прочитал в них страх и глубокое одиночество, державшее в тисках проклятую душу.
Поезд преодолевал последние метры до разрушенного моста. Бен нащупал карман и достал коробок с последней спичкой, которую он сохранил. Джавахал погрузил руку в газовый котел, и облако чистого кислорода окутало его каскадом белого пара. Призрак медленно таял в машине, где обитала неприкаянная душа, и газ затуманивал его образ, превращая в расплывчатый пепельный мираж. Джавахал послал Бену прощальный взгляд, и мальчику почудилось, будто глаза призрака заблестели, и одинокая слеза скатилась по щеке.
— Освободи меня, Бен, — прошептал голос в его мозгу. — Сейчас или никогда.
Мальчик извлек спичку и зажег ее.
— Прощай, отец, — пробормотал он.
Лахаважд Чандра Чаттерджи склонил голову, и Бен бросил горящую спичку к его ногам.
— Прощай, Бен.
И тогда на миг, короткий, как вспышка света, Бен увидел перед собой лицо, окруженное сияющим ореолом. И пока лавина огня катилась к его отцу, глубокие глаза смотрели на Бена в последний раз. Мальчик подумал, что воображение сыграло с ним дурную шутку — он узнал печальный взгляд Шири. А затем лучезарная принцесса навсегда ушла за огненную завесу — вскинув руку и с легкой улыбкой на губах. Бен так и не понял, кто на его глазах скрылся в пламени.
