Джозеф Дилейни - Битва Ведьмака
Но успею я хотя бы до забора добраться? Грималкин все ближе, ближе. Я слышу ее шаги.
«Повернись и сражайся, — прозвучал внутри голос. — Лучше так, чем внезапное нападение сзади».
Но на что я могу рассчитывать в схватке с опытной убийцей, которая обладает не только силой и скоростью ведьмы, но и талантом в своем ремесле?
В правой руке я сжимал посох Ведьмака, на запястье левой была намотана серебряная цепь. Я бежал; зловещий свет кровавой луны прорывался сквозь листья над головой. Я почти добрался до опушки леса Палача, но преследовательница была уже совсем рядом. Я слышал громкий топот и свистящее дыхание.
Когда я промчался мимо последнего дерева и прямо перед собой увидел ограду, ведьма бросилась на меня справа с кинжалами в руках. Длинные лезвия отсвечивали красным. Я метнулся влево и попытался набросить цепь, но бесчисленные тренировки не спасли. Я устал, был в ужасе и отчаянии; цепь упала на траву, не причинив ведьме вреда. И тогда от безысходности я в конце концов повернулся к ней лицом.
Я понимал: все кончено. У меня остался лишь посох Ведьмака, но вряд ли хватило бы сил даже вскинуть его. Сердце грохало в груди, дыхание вырывалось хрипом, мир вокруг медленно вращался.
Теперь впервые я смог как следует разглядеть Грималкин. На ней была короткая, перехваченная в талии черная блузка и юбка-штаны — видимо, чтобы удобнее бегать. Тело крест-накрест перетягивали узкие кожаные ремни с ножнами, из которых торчало всевозможное оружие: кинжалы разной длины, заостренные крюки, что-то вроде ножниц для стрижки овец…
Внезапно вспомнился вырезанный на стволе дуба знак, который Ведьмак показывал у границ Пендла. Нет, это не были ножницы для стрижки животных; это были большие, очень острые ножницы, способные кромсать людей. На шее ведьмы висело костяное ожерелье. В некоторых «бусинах» я узнал человеческие костяшки рук и ног. На мочках ушей болтались кости больших пальцев: так сказать, боевые трофеи.
Грималкин казалась сильной и в то же время странным образом красивой; и пока я глядел на нее, у меня заныла челюсть. Губы были подкрашены черным, и, когда ведьма приоткрыла рот в пародии на улыбку, я увидел, что зубы заточены до игольной остроты. И тут в памяти всплыли слова Тибба…
Я смотрел в зев смерти.
— Ты меня разочаровал, — произнесла Грималкин, прислонившись к стволу дерева и опустив кинжалы, так что лезвия скрестились на уровне коленей. — Я столько слышала о тебе и, хотя знала, что ты совсем юный, все же рассчитывала на большее. А ты, оказывается, просто дитя; к чему тут, спрашивается, мои навыки? Жаль, что нельзя подождать, пока ты подрастешь.
— В таком случае позвольте мне уйти. Ну пожалуйста! — взмолился я, уловив в ее словах проблеск надежды. — Мне говорили, вам неинтересно убивать влегкую. Так почему бы и впрямь не подождать? Я стану старше, и мы встретимся снова. Тогда я смогу дать вам бой. А пока отпустите меня!
— Я делаю то, что должно, — покачала она головой с искренней грустью в глазах. — Хотелось бы мне, чтобы все было иначе, но…
Ведьма расслабила правую кисть, и нож вонзился в землю у ее ног. Затем она широким жестом отвела руку назад, словно собираясь обнять меня.
— Иди сюда, дитя. Положи голову мне на грудь и закрой глаза. Я все сделаю быстро. Секундная боль в шее — почти как материнский поцелуй, — и борьба за жизнь закончится. Доверься мне. Наконец-то ты обретешь покой…
Я кивнул и, понурившись, поплелся к ней. Сердце бешено колотилось. На втором шаге по щекам внезапно полились слезы, и я услышал тяжкий вздох Грималкин. Я мгновенно перекинул посох Ведьмака из правой руки в левую и со всеми скоростью и силой, на какие был способен, выбросил его вперед. Клинок вошел в плечо ведьмы, пригвоздив ее к стволу.
Она не издала ни звука. Боль, наверное, была страшная, но Грималкин лишь плотнее сжала губы. Я отпустил посох — он, вонзенный в дерево, все еще подрагивал. Лезвие проникло глубоко, посох был рябиновый: освободиться ведьме будет ой как нелегко. У меня появился шанс спрятаться в маминой комнате.
Я сделал всего два шага, прежде чем что-то заставило меня обернуться. Потянувшись правой рукой, ведьма перехватила кинжал из левой и с невероятной силой метнула мне в голову.
Во вращающемся лезвии отражался красный свет луны. Это точно конец. Можно, конечно, нырнуть под клинок или отскочить, но против такой скорости мне никак не успеть.
Дальше я действовал бессознательно. Какая-то часть меня приняла решение, и все мое существо сосредоточилось на летящем кинжале. Время будто замедлилось.
Я выбросил руку и поймал оружие в воздухе. Пальцы сомкнулись на деревянной рукоятке. Я просто кинул нож на траву, перелез через ограду и побежал к ферме.
Во дворе было тихо и спокойно. Заботу о животных взял на себя сосед, мистер Уилкинсон, поэтому мое появление никого не потревожило. И тем не менее внезапно мне стало ужасно не по себе. Мелькнула мысль, от которой меня прошиб озноб.
Что, если дьявол уже здесь? Что, если он поджидает меня внутри, в темноте, где-нибудь внизу, а потом вслед за мной поднимется по лестнице и нанесет удар, когда я стану отпирать дверь маминой комнаты?
Отбросив сомнения, я побежал мимо сожженного амбара и дальше, к дому. Я взглянул на стену, обычно заросшую красными розами. Мамиными розами. Однако цветы умерли — почернели и поникли. И мама меня не ждала у окна. И папы не было. Родной дом походил на место из ночного кошмара.
У задней двери я на мгновение замер, прислушиваясь. Тишина. Я вошел и помчался по ступеням, перепрыгивая через две зараз, и остановился лишь перед дверью маминой комнаты; затем снял с шеи ключи и дрожащими пальцами вставил самый большой в замок. Я скользнул внутрь, запер дверь и прислонился к ней, тяжело дыша. Оглядел пустое помещение. Воздух здесь оказался гораздо теплее, чем снаружи: по ощущению, обычная летняя ночь. Я был в безопасности. Или нет?
Сможет ли убежище защитить меня от самого дьявола? Едва мелькнула мысль, как припомнились мамины слова:
«Если ты смел, а душа твоя чиста и исполнена доброты, эта комната — крепость, защищенная от тьмы…»
Вряд ли в сложившихся обстоятельствах я мог бы проявить больше смелости. Я боялся, да, но кто на моем месте не испугался бы? Нет, меня беспокоила та часть, где говорилось о духовной чистоте. Я чувствовал, что изменился к худшему. Шаг за шагом борьба за жизнь вынуждала меня отойти от принципов, в которых я был воспитан. Папа учил держать слово, но я с самого начала собирался нарушить договоренность с Маб. Да, на то имелась серьезная причина, но тем не менее я обманул. И вот что странно: сама Маб, ведьма, тесно связанная с тьмой, все время держала слово.
И потом — Грималкин. У нее был свой кодекс чести, а вот я поступил вероломно. Неужели именно поэтому слезы хлынули из глаз, когда я притворился, что готов принять ее смертельное объятие? Эти слезы для меня самого стали полной неожиданностью. Эмоции вскипели, и я не смог контролировать их. Скорее всего, потому я и застал ее врасплох: она-то думала, что я плачу от страха.
А может, это были слезы стыда? Слезы как знак того, сколь низко я пал в противоположность ожиданиям отца. Если душа больше не чиста и не исполнена доброты, мамина защита может и не сработать. Значит, все мои ухищрения лишь оттягивали момент гибели.
Я подошел к окну и в свете красной луны увидел черный фундамент сгоревшего амбара во дворе, пустые загоны для свиней и крупного скота, северное пастбище, тянущееся до подножия холма Палача. Ничто не двигалось.
Я вернулся в центр комнаты, все сильнее нервничая. Удастся ли заметить приближение дьявола? И если да, откуда он появится? Просто материализуется в воздухе? Только я подумал об этом, как послышался ужасающий грохот и дом затрясся. Это и есть дьявол? Что он делает? Пытается пробиться сквозь каменную кладку?
Поначалу казалось, будто со всей силой колотят по стенам. Потом мощные ритмичные удары донеслись сверху — с крыши посыпался шифер. Одновременно будто заревел и фыркал разъяренный бык. Однако, кинувшись к окну, я никого не увидел. Никого и ничего.
Так же внезапно, как начались, звуки смолкли. В наступившей глубокой тишине дом будто затаил дыхание. Потом снова послышалось что-то, но уже изнутри; точнее, из кухни. Бились чашки и блюдца. Клацали о каменные плиты ножи и вилки. Кто-то выдвигал ящики и бросал утварь на пол. Спустя несколько мгновений опять все смолкло, но потом донеслось ритмичное поскрипывание.
Сердце подскочило. Сколько раз еще ребенком я просыпался под эти звуки, когда мама покачивалась в своем кресле. Она вернулась! Мама пришла спасти меня, и теперь все будет хорошо!
Нужно было больше верить в нее, в то, что она не оставит меня один на один со всем этим ужасом. Я достал ключ, собираясь отпереть дверь и спуститься вниз, и вдруг вспомнил: во время набега на дом ведьмы в щепки разломали мамино кресло. И посуда тогда же была разбита, и ножи с вилками разбросаны по полу. Все звуки — лишь иллюзия, призванная выманить меня из убежища.
